Дождь барабанил по стеклу, шелестел в водостоке, навевая сон. Тучи затянули все небо и, похоже, не собирались расходиться. Весь мир будто сузился до небольшого города, окутанного серой пеленой, и сонных улиц, притихших в ожидании солнца. В любое другое время Даниэль порадовался бы возможности передохнуть, но не сегодня.
Сейчас его настроение было далеко от умиротворенного. По старой детской привычке он покусывал кончик ручки и пытался уложить в нормальные слова одну простую мысль: «Этой ночью я пожалел Тень. Девчонка заверяла, что никому не собирается причинять зло, и я тоже считаю, что она действительно не опасна. А еще я обязан ей жизнью».
Реакцию отца на эти известия он даже боялся представить.
Очередной исчерканный, весь в чернильных пятнах, комок полетел на пол к компании еще десятка таких же. Не получалось. Стоило только изложить все на бумаге, так его поступок стал выглядеть еще более глупым и позорным для того, кто носит звание охотника. Никто в здравом уме не поступил бы так, как он. Но все, что ему оставалось — бессильно злиться на самого себя, потому что убить беззащитного было бы верхом мерзости. И этого отец точно не понял бы и не простил.
И он снова задумчиво вертел в пальцах ручку, не зная, какие еще слова нужно подобрать, чтобы связно выразить свое мнение.
— Что ты делаешь? — Матильда едва шептала от слабости, лежа уже на кровати, а не на полу. Выпитые до последней капли энергии вазоны прибавили ей сил, и шрамы от заклятий потеряли свою пугающую яркость. Только бледность и синяки под глазами говорили о том, что ей приходится нелегко.
Даниэль бросил на нее неприязненный взгляд и нехотя отозвался:
— Отцу пишу, — рука дрогнула, и на белом листе растеклась клякса.
Девочка осторожно села, слегка покачиваясь, и удивленно поинтересовалась:
— Твой «отец» тоже Тень?
— Что? — Даниэль нахмурился. — Нет! Мой отец — человек.
— Да такого просто не может быть, — ошеломленно прошептала Матильда.
Он пожал плечами.
— Ты же сама говорила, что тебя воспитывала Матильда. Чему ты удивляешься?
— Ее я встретила совсем недавно, — покачала головой девочка. — До этого моим… моим… — она запнулась, пытаясь подобрать нужное слово. — …куратором была другая Тень. Скорее всего, тот, кто создал меня, как и остальных…
На этот раз на стол упала ручка, забрызгав его веером синих чернил.
— В смысле, создал? — Даниэль развернулся к ней так резко, что стул опасно покачнулся, но устоял. — ПолуТени же…
Он осекся. Никто на самом деле точно не знал, каким образом появляются полуТени — люди, ставшие ненасытными чудовищами, но сохранившие человеческий облик. Оставалось только догадываться и предполагать, что Тени заражали свою жертву и сплетались с ее душой подобно грибу-паразиту, живущему на корнях дерева.
И оставалось лишь долго, почти безуспешно бороться с последствиями вместо того, чтобы искоренить причину.
Даниэль оперся о спинку стула и пристально взглянул на тут же отпрянувшую девочку.
— Я думала, ты знаешь, — робко пролепетала она.
— Знаю, — невозмутимо кивнул Даниэль. — Но мне интересно, что знаешь ты. Расскажи о себе, о месте, где ты родилась и выросла.
Матильда побледнела так, что расширенные в страхе зрачки стали казаться черными провалами. Тонкие пальцы снова затеребили и без того измятый подол платья, когда она не решалась произнести ни слова, и даже словно перестала дышать.
— Нам показывали и после этого… никогда… клянусь чем угодно, но никогда не убивала… — она всхлипнула, но все же прошептала. — Я могу показать, как это было. Все-все, что произошло.
Даниэль, помедлив, кивнул. Как бы ни хотелось обращаться к своей Теневой сущности, но это и вправду был лучший способ узнать истину.
Взгляд глаза в глаза, мгновение тишины, и окружающий мир растворился в дымке воспоминания.
Матильда не любила эту комнату. И пусть она ничем не отличалась от множества других в этом доме, но именно здесь девочке становилось неуютно.
Это было странно — ее названные братья и сестры явно чувствовали себя прекрасно, и живая болтовня не затихала ни на минуту. А Матильда не могла оторвать взгляда от ширмы в углу, загораживающей клубящийся сгусток тьмы.
— Сегодня важный для вас день, — куратор вошел в комнату, неся на руках крохотный попискивающий сверток. Мгновенно воцарилась тишина, и старшие дети вытягивали шеи, пытаясь разглядеть его ношу. — Сегодня мы будем праздновать рождение еще одного члена нашей семьи. И вы здесь для того, чтобы научиться этому.
Матильду обдало холодом от этих слов, но она не смела шевельнуться, сложив руки на коленях, и только пальцы, нервно теребящие оборки платья, выдавали ее волнение.
Куратор отодвинул ширму и негромко обратился к тому, что за ней находилось:
— Надеюсь, ты готова. Ну же, у тебя достаточно энергии, чтобы поделиться.
Матильда потрясенно смотрела на огромное чудовище с костлявыми, суставчатыми лапами, которые гнулись под немыслимыми углами. Никогда до этого она не видела так близко настоящих Теней, не таких, как она и ее братья с сестрами, и даже не ожидала увидеть в доме, куда им ход был закрыт.
Графитово-серый сгусток сжался в ворочающийся клубок, похожий на змеиный ком, и по нему прошли волны дрожи. Раз, другой, третий… Даже несмотря на колотящееся сердце, оглушительным стуком отдающее в ушах, ей казалось, что она слышит шипение, складывающееся в нечеловеческую речь, до того чужую и странную, что по коже пробежал мороз.
Тень закружилась на месте, сверкая неестественной синевой пустых глазниц, и это навевало необъяснимую жуть. Чудовище было так похоже на готового напасть хищника, что Матильда не выдержала и зажмурилась, чтобы… открыв глаза, увидеть уже два клуба темноты.
Куратор выглядел довольным. Даже морщинки у глаз разгладились, когда одна из Теней осторожно ткнулась в его раскрытую ладонь и улеглась у ног, словно безоговорочно признавая в нем хозяина.
— Пора, — нежно прошептал он, подманивая к себе другую. — Я уже приготовил тебе хорошее тело.
Он протянул младенца Тени, зависшей у его плеча. Ребенок тихо вякнул, но больше не издал ни звука, когда серая дымка окутала его тело.
Матильда прижала ладонь ко рту, сдерживая не то крик, не то подкатившую тошноту. Все происходящее казалось дурным сном, диким, нереальным и жутким.
Тень, до того лежащая у ног куратора, взмыла к ребенку и заинтересованно кружилась рядом, пока мужчина нараспев читал непонятные Матильде слова из старой книги. Уже потом она догадалась, что это было заклятие, но тогда не смела даже вдохнуть, глядя, как одна Тень впитывается в тело младенца, а другая зависла серым изваянием, не решаясь приблизиться. И в следующий миг девочка поняла, почему. Уже соединившаяся с ребенком Тень внезапно вытянула дымчатые щупальца и обхватила ими свою «родственницу», выпивая ее, обращая в безликое ничто.
Куратор едва-едва улыбался, не меняя ровного тона заклятия. И только завершив его, он наклонился к ребенку, внимательно вглядываясь в его лицо.
Матильда знала, что изменилось — глаза словно вобрали в себя всю синеву небес и засияли холодным лазурным огнем.
Кто-то восхищенно ахнул, кто-то, наоборот, притих, ошеломленный произошедшим, и только Матильда пыталась сдержать дрожь отвращения и страха. И вряд ли это укрылось от проницательного взгляда куратора, потому что следующие слова он произнес, внимательно глядя на всех, но будто обращаясь только к ней:
— Помните, что именно мы стоим выше любого человека. Мы — следующая ступень развития, и этот мир — не более чем пища для нас, как и любой в нем живущий. И мы не должны жалеть их, потому что они нас не пожалеют. Только так мы сможем жить полноценной жизнью и прекратить прятаться.
Глядя в ярко-синие глаза куратора, Матильда не могла отделаться от ощущения, что смотрит в глаза чудовища.
Но больше всего ее пугала мысль, что она сама — такое же чудовище. Которое пусть и кажется человеком.
Чужие воспоминания откатили мутной волной, оставив после себя холод и чувство отвращения. Даниэль понял, что сидит на самом краю стула, обхватив себя за плечи, и его трясет озноб. А где-то в груди, где по всем канонам должна находиться душа, ворочается нечто темное и мерзкое.
Он и раньше понимал, что не совсем человек, что в нем есть частица Тени, но избегал думать о том, как именно он таким стал. А теперь… даже сложно представить, сколько в нем от человека, а сколько от твари, паразитом опутавшей душу. Теперь ему бы и близко не подходить к людям, чтобы ненароком не нанести вред. А еще лучше…
В горле стал ком, а когда Матильда робко коснулась его руки, он понял, как сильно трясутся пальцы.
— Тебе плохо? — девочка испуганно заглянула в глаза.
Даниэль попытался было ответить, но дыхание сперло, и он не мог произнести ни слова, только помотал головой в ответ. Хотелось сорваться с места и бежать, куда глаза глядят, делать что угодно, лишь бы не думать о своей уродливости.
— Ты не Тень, Даниэль. Ты человек, и останешься им. Во всяком случае, для меня…
Отец ведь принял его таким, без раздумий и колебаний. Убедил всех в его якобы нормальности и дал шанс жить человеческой жизнью. Так почему же он сам должен опускать руки и жаловаться на свою ущербность? А ущербность ли, если подумать?
Церковь предпочитала уничтожать Теней, а не вести с ними беседы. Впрочем, и сами Тени не горели желанием общаться с людьми, а потому узнать правду об их создании, о том, чем они являются, было невозможно. И ему сейчас предоставился уникальный шанс услышать все от свидетеля этих дел. Пусть даже этому свидетелю от силы лет девять.
— И почему же ты такая… странная для Тени? Ты не убиваешь, чтобы выжить. Что с тобой не так?
Матильда сжалась еще больше и покачала головой.
— Не знаю. Не могу и все. Мне становится не по себе даже от мысли об этом. Но… — нерешительно начала она. — Но ты ведь тоже не такой.
— Меня вырастил человек, и я не знаю, как это — быть другим. А ты знаешь.
— Нет, — ее голос опустился до чуть слышного шепота. — Я не смогла узнать, и поэтому сбежала, когда… когда…
Она закрыла лицо руками и всхлипнула.
— Я боюсь… Если я с ними встречусь, даже случайно — они меня убьют… А я ведь так и не понимаю, что со мной не так. Почему я такая. И кто вообще… Ты и Матильда — единственные, кто хотя бы выслушали меня…
— …имена сковывают, оставляют след в душе. А мы должны быть полностью свободными. Помнить о своей сути, но притворяться тем, кем люди хотят нас видеть.
Матильда приникла к земле, совсем забыв, что залезла в заросли шиповника, чтобы вытащить улетевший мяч. Помимо обычного обучения в школе, куратор рассказывал и о другом — о Тенях, о них самих и их задаче в этом мире. Учил жить среди людей, оставаясь неузнанными. Но обычно это рассказывалось старшим, а Матильда была одной из самых младших, и теперь приходилось ждать, чтобы вылезти незамеченной.
— Но ведь вы говорили, что мы выше людей. Почему же именно мы должны притворяться? — обиженно протянул девичий голос.
— Потому что нас пока слишком мало, чтобы диктовать свои условия, — куратор ни на миг не терял спокойного тона. — Но скоро все изменится, нужно лишь подождать. И тогда мы сможем забыть об этих слабых телах. А пока это наша плата за будущее торжество.
Матильда невольно вздрогнула. Что-то нехорошее было в словах куратора. Но следующая фраза заставила ее оцепенеть от ужаса.
— Жаль только, что не все это понимают. И считают, что раз тело человеческое, то и они сами люди.
Даже не имея имен, Тени могли без труда общаться и понимать друг друга. Находясь рядом, они составляли почти единый организм, и девочка прекрасно поняла, что речь идет именно о ней. Ни один ее промах не остался незамеченным.
Куратор только тяжело вздохнул.
— Это моя неудача. Жаль, что сейчас нельзя понять, где же я совершил ошибку в ее создании, а потому придется от нее избавиться. Нужно признать — она никогда не станет полноценной Тенью.
Матильду словно ткнули раскаленным прутом, и в панике она еще сильнее вжалась в землю, перетекая из человеческой формы в лисью, отчаянно надеясь, что это послужит ей большей защитой.
Избавиться. Только от самого слова веяло смертью. А девочка все никак не понимала, почему она другая.
Возле сердца толкнулось столь острое желание жить, что она сама не поняла, как выбралась из зарослей, не потревожив ни единой веточки. До рощи, где можно было затеряться, оставалось не так много. Но именно там сейчас стояли ее братья и сестры. И наверняка они уже знают о решении куратора. А если и нет, то ей все равно не удастся проскользнуть незаметно.
— Что же, — в голосе куратора проскользнула тень сожаления, когда они встретились взглядами. — Какая удача! Значит, не станем откладывать.
Заметили!
Уже не таясь, Матильда припустила к дальнему краю лужайки, надеясь скорее оказаться под прикрытием деревьев, понимая, что не она одна умеет перевоплощаться. Позади уже мчался один из старших братьев, обернувшийся графитово-серым, состоящим из единого клуба дыма, волком.
Боль пришла внезапно, пронзила шею, отдалась слабостью в лапах, и черно-бурая лисичка покатилась по земле с жалобным визгом. А сокол, недовольный, что не попал в затылок, злобно клекотнул и снова взмыл в небо.
Матильда, пошатываясь, встала, чувствуя, как кровь стекает по шее и бокам. Бежать уже не могла — лапы подкашивались, но страх при виде мчащегося волка придал ей силы. Она снова рванула вперед, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая в траву. Несколько раз ее пытались ухватить то за хвост, то за бок, оставляя рваные раны, но каждый раз она умудрялась вырваться.
Лужайка давно кончилась, золотокосые березы сомкнули за ней свои стволы, а Матильда все бежала, пока в изнеможении не рухнула в темной сырой балке. Пахло прелыми листьями, годами лежащими в этом забытом всеми месте, где-то рядом шелестел ручеек, к которому она приникла, жадно лакая воду. И снова упала, скорчившись на холодной лиственной подстилке уже в человеческом обличье. Все тело было одним сплошным синяком, намокшие от крови волосы спутались и сбились в колтуны, одежда порвалась, да и все равно платьице не могло защитить от надвигающейся осенней ночи. Но, подтянув колени к груди, чтобы хоть как-то согреться, Матильда плакала вовсе не от этого.
Тихо всхлипывающая девочка выглядела жалкой и потерянной. И Даниэлю стало неловко. Глядя на нее, он все никак не мог понять, кого именно видит: испуганного ребенка или чудовище, принявшее облик сущей невинности? Воспоминания нельзя подделать, как и эмоции, но принять их было почти невозможно. Слова сочувствия застревали в горле, сдерживались въевшимся в подсознание недоверием к Теням, но в этот раз ему не казалось, что Матильда пытается разжалобить. Ей действительно было страшно и плохо. Гораздо хуже, чем ему.
А ведь он, по сути, взял на себя ответственность за нее, и теперь уже не сможет просто бросить на произвол судьбы.
— Ты знаешь, где находится это поместье? — Даниэль попытался отвлечь ее от тягостных воспоминаний. — Хотя бы приблизительно.
Матильда только покачала головой, вытирая слезы.
— Нет. Мы не покидали его пределов. Никогда, — ее голос стал сиплым и слегка срывающимся. Она затихла и, помедлив, осторожно прошептала: — Все, что я помню — это солнце, садящееся за горы, и небольшой городок, который было видно с чердака. Красивый городок, с красными крышами.
Даниэль вздохнул. Этого и стоило ожидать. Глупо надеяться, что девочка запомнит название города или местности и сможет о них рассказать. Это было бы слишком невероятной удачей — с первого раза найти логово противника.
Матильда вытерла покрасневшие глаза и устало легла на покрывало, сворачиваясь клубочком, словно настоящая лисичка.
— Спать хочется, — извиняющимся тоном прошептала она. — Сил совсем нет.
— Спи, — легко согласился Даниэль, вставая. Торопиться некуда — нужно написать отцу, решить, куда двигаться дальше и что же все-таки делать с Матильдой.
Дождавшись, пока дыхание девочки выровняется, Даниэль устроился у окна и раскрыл на коленях старую потрепанную тетрадь — наверное, самую ценную вещь, которую он всюду носил с собой. Отцовский дневник, каждая страница которого исписана мелким строгим почерком. Шелестящие листы хранили в себе много знаний, секретных и не очень: от путевых заметок и размышлений о Тенях, до редких заклятий, явно выписанных из старинных фолиантов.
Даниэль и сам не знал, что именно ищет, но методично перелистывал дневник, надеясь найти хоть что-то, что могло бы помочь.
Взгляд зацепился за короткое заклинание, обведенное рамкой в самом углу страницы. «Поводок», удерживающий того, на кого направлено заклятие, возле того, кто его произнес, и не дающее им разойтись более чем на несколько метров.
А почему бы и нет? Даниэль пролистал страницы до конца, но не нашел ничего более подходящего. Это заклятие даст возможность держать девочку-Тень под постоянным контролем, но о спокойной жизни придется забыть. Впрочем, когда она у него такой была?
Матильда проспала почти до вечера, дав Даниэлю возможность сходить на почту, где его уже ждала телеграмма от отца с крайне лаконичным текстом: «Риген. Приедешь — просмотри местные газеты за последнюю неделю. Остальное в дневнике».
Ответ на второй вопрос — куда двигаться дальше, нашелся сам собой, и Даниэль по пути домой купил еду на ужин и в дорогу. Чуть поколебавшись, взял и на Матильду. Похоже, что с мелкой они теперь надолго, так пусть она привыкает к человеческой пище.
Когда он вернулся, Матильда только проснулась, еще сонно потирая глаза и растерянно озираясь. Она выглядела намного лучше, чем утром, но Даниэль понимал — окрепшая Тень куда опаснее. И только наличие защитного круга вокруг кровати, на которой спала девочка, примиряло с ее опасным присутствием.
Впрочем, она пока не пыталась даже с места сдвинуться без его разрешения. Только неотрывно следила за каждым шагом, словно… Он не сразу понял, что Матильда просто боится его самого и того, что он может сделать, а не выжидает момента для нападения.
— Что ты собираешься делать? — робко спросила она после нескольких минут молчания. Пальцы снова нервно теребили подол платья.
— У меня есть работа, и я ее выполняю, — пожал плечами Даниэль и тут же прикусил язык, заметив, как побелело лицо Матильды. — Но если ты о себе, то придется слушаться меня и не отходить ни на шаг, и придется нам побыть немного неразлучными. Если ты, конечно, — он все-таки не удержался от шпильки, — будешь хорошей девочкой, а не Тенью.
— Ты мне не доверяешь?
— У меня есть основания не доверять всем Теням, что бы они ни говорили, — отрезал он. — Еще не встречал ни одной, которая бы не навредила людям. Но у тебя, пожалуй, есть шанс исправить это мнение.
Даниэль еще никогда не видел, чтобы глаза светились такой надеждой. Словно он пообещал Матильде прощение и прекрасную жизнь без страха, забот и неопределенности. Несмотря на бледность и изможденность, она выглядела невероятно счастливым, милым и невинным дитем.
И Даниэль тут же себя одернул. Это лишь тело ребенка и частица его чистой души, которую почти поглотило чудовище, способное уничтожить все живое рядом с ним. Без колебаний и сожалений, просто желая жить.
В один день придется принимать решение, что же с ней делать, ведь таскать всюду за собой невозможно и опасно. Но Даниэля воротило от одной только мысли, что доверившуюся ему девчонку, возможно, придется уничтожить. Чем он тогда будет лучше ее собратьев, не принявших «не такую»? Свой выбор он сделал уже тогда, когда пощадил ее. И теперь только ему отвечать за эту глупость.
Даниэль окончательно понял, что сам себя загнал в глухой угол, когда укладывал сумку в дорогу. Поезд отправлялся рано утром, а еще следовало испытать новое заклятие.
Решение пришло внезапно.
— Прогуляемся? Завтра утром уезжаем, — Даниэль застегнул ощутимо потяжелевшую сумку. — Заодно и…
— Поедим? — с надеждой взглянула на него Матильда.
— Цветочков? Или заморим пару кустиков? — съехидничал Даниэль. — Нет уж, хозяйкины вазоны есть не дам. Нечего шкодить. Придется учиться быть человеком.
— Да нет, можно и не вазоны. — Матильда слегка растерялась. — Куратор учил нас не отличаться от людей.
— Так что ж ты мне все это время голову морочила? — выпалил он, чувствуя облегчение от одной исчезнувшей проблемы. — Говорила, что только растения ешь? И сколько бы ты протянула на одних только цветочках?
— Той осенью почти месяц, прежде чем встретила Матильду, — призналась девочка, с любопытством заглядывая в протянутый пакет с едой.
Почему-то в это он поверил сразу и безоговорочно. И снова не знал, куда деться от настойчиво бьющейся в сознании мысли — что же делать с этой девчонкой? Рано или поздно, но отцу придется рассказать, а что будет дальше…
В любом случае это будет не сегодня и не завтра, а до того момента он сумеет найти ответ. И подобрать нужные слова.
Заходящее солнце заглянуло в комнату, лучи теплым румянцем легли на лицо Матильды, и девочка совсем перестала быть похожей на измученную пленницу.
— Идем, пока не стемнело, — Даниэль накинул на плечи куртку. — И даже не думай удрать — в следующий раз я не промахнусь.
Матильда покорно кивнула:
— Не буду, я же обещала.
— Посмотрим, — хмыкнул Даниэль, беря ее за руку. — Но пока побудешь под заклятием, для безопасности.
Она вдруг усмехнулась, грустно и немного виновато.
— Ты все еще считаешь меня опасной?
— Скажем так, я не считаю тебя не опасной. И не уверен, что твои инстинкты не возьмут верх над разумом.
Заклятие прозвучало как едва слышный выдох, и запястье девочки обвила голубоватая лента, а через мгновение она словно впиталась в кожу, не оставив ни следа. И незримая связь, как тонкая нить, протянулась между ними, не давая разойтись.
Сумерки уже закутали город в свою вуаль, и только светящиеся окна домов золотыми мазками выделялись на этой бархатистой синеве. На набережной озера играли дети, чинно прогуливались пары, где-то играла музыка.
Матильда смирно шла рядом, широко раскрытыми глазами вбирая красоту и умиротворенность весеннего вечера. Было видно, что ей это ново и непривычно.
— А я ведь не просила делать меня такой, — прошептала она, с грустью глядя на семьи с детьми. — Я не хотела ее уничтожать. Ведь та другая Тень… она моя… — девочка осеклась и с явным трудом выдавила: — …сестра. Точнее сестра части меня.
По коже пробрал мороз, и Даниэль невольно поежился, словно от настоящего холода. Он все еще не мог осознать увиденное в воспоминаниях Матильды, поверить в то, что все полуТени изначально люди. И они не виноваты, что их душу заразила Тень, а первое убийство для них — уничтожение, по сути, части себя.
Значит, и с ним было то же самое. И он тоже выпил другую Тень, с которой минуту назад был одним целым.
Даниэль притормозил и, удержав Матильду за плечо, молча указал ей на скамейку у самого парапета, окружавшего озерный пляж. В голове гудело от мыслей, от вопросов, на которые не мог дать ответа. Ни он сам, ни отец, почти всю жизнь собирающий информацию о Тенях. Ответить на них мог только тот, кто сделал его таким, кто едва не обрек его на существование чудовищем.
Почему ни одно заклятие не выдавало в нем полуТень, почему его абсолютно все принимают за человека, кроме таких же, как он и Матильда? Что пошло не так? И почему у него есть магические способности, благодаря которым он стал охотником, если у любой другой полуТени их никогда не было?
Столько загадок и ни единой подсказки.
Он в смятении уткнулся лбом в ладони, едва сдерживая отчаянный стон. За столько лет церковь и близко не подошла к разгадке происхождения полуТеней, а у него в руках есть ключ, но он понятия не имеет, к какому замку.
— Не понимаю… — пробормотала Матильда, с ногами забираясь на скамейку. Сейчас она выглядела куда более подавленной, чем утром, словно, наконец, осознала все с ней произошедшее и приняла, что человеческой жизни у неё не будет никогда.
— Что ты не понимаешь? — Даниэль откинулся на спинку скамейки, глядя в непроницаемо чёрную гладь озера. Всего через месяц по нему яркими светлячками поплывут прогулочные яхты. Но пока была лишь темнота в обрамлении света огней набережной. Такая же темнота, какая царила в его мыслях.
— Не понимаю, как ты сумел остаться человеком и стать охотником. Почему?
Если бы он сам знал. Чудо? Или случайность, подчиняющаяся никому неведомым законам? Но одно он знал точно — за свою сохраненную суть он должен благодарить лишь одного человека, давшего ему тепло, любовь и заботу.
— Просто повезло…
***
— А почему меня Даниэлем назвали?
Худенький взъерошенный, похожий на задиристого воробья, мальчик осторожно сел на кровати, едва сдерживая раздирающий грудь кашель. Несмотря на то, что в комнате было тепло, он ежился, обхватив себя руками.
— Потому что ты родился в день святого Даниэля, покровителя странников, — терпеливо ответил Аден, откладывая в сторону ручку с тетрадью и садясь на кровать рядом с Даниэлем. По-хорошему, следовало бы отправить его в лазарет под присмотр врачей, но стоило только заикнуться об этом, как мальчик уцепился за него мертвой хваткой и наотрез отказался расставаться. Может и нужно бы проявить строгость, но слезы, блестящие в лазурных глазах, были так непривычны, что Аден на это так и не решился.
Он приложил ладонь ко лбу Даниэля — температура немного спала, но все еще оставалась высокой.
— Ты почему не спишь? Уже поздно.
— Не хочу, — насупился Даниэль и тут же зашелся надрывным кашлем, с трудом выдавив: — Те-тени снятся.
— Это от жара, — Аден взял с прикроватной тумбочки пузырек с микстурой. — Нужно выпить лекарство и заснуть, тогда все пройдёт.
Несмотря на слабость, мальчик шарахнулся от наставника, как от Тени, которых с недавних пор стал бояться до одури.
— Не буду, оно противное…
— Да, противное, — не стал спорить Аден. — Но полезное. И если ты его выпьешь — перестанешь болеть и тебе не будут сниться страшные сны.
Даниэль тяжело вздохнул и придвинулся обратно, опасливо глядя на золотисто-зеленую жидкость в ложке.
— Расскажешь что-нибудь интересное? — сделал он робкую попытку поторговаться.
— Расскажу. Когда выпьешь, — по-прежнему мягко, но неумолимо отозвался Аден. — Давай. Никуда ты не денешься — нужно лечиться, если уж так захотелось под проливным дождем гонять.
— Больше не буду, — скривился Даниэль, проглотив лекарство. — Не хочу такую гадость пить.
Аден только понимающе усмехнулся и поправил одеяло, мельком взглянув на часы. Действительно поздно, засиделся он за книгами.
Даниэль высунул руку из-под одеяла, крепко хватая отца за ладонь, словно тот был его единственной опорой в мире. Впрочем, так оно и было.
— Слушай… — Аден легонько сжал горячие от жара пальцы. — Давным-давно жил один странник. Он не только путешествовал по миру, записывая все, что видел, рассказывая людям о других странах и обычаях, но и охотился на чудовищ, нападающих на людей…
— Как ты охотишься на Теней?
— Не совсем. У того странника не было магических способностей, поэтому он справлялся с чудовищами иными способами.
— Но как победить чудовищ без заклинаний? С помощью оружия? — Даниэль от удивления аж сел на кровати, но глаза сверкали уже не от болезни, а любопытства.
— Есть ситуации, которые не разрешить с помощью оружия, — строго взглянул на него Аден. — Ты будешь слушать дальше?
Даниэль смущенно кивнул и снова с головой закутался в одеяло, затаив дыхание, в ожидании сказки.
— Однажды странник пришел в город, где люди не выходили из домов после заката, потому что ночью по улицам бродило чудовище. И решил остаться на ночь, желая встретиться с ним.
— Но как? Чудовище ведь могло убить его! — вырвалось у Даниэля.
— Многие горожане говорили ему о том же, но юноша не принял их страхи всерьез, — не меняя ровного тона, продолжил Аден. — Едва солнце село, как двери и окна всех домов закрылись до утра, и только странник остался бродить по темным улицам. А спустя несколько часов он встретил чудовище.
— Почему ты пугаешь людей? — спросил юноша, загораживая ему дорогу.
— Я не пугаю. Они сами убегают, когда я подхожу к ним, — печально отозвалось чудовище и опустило голову. — Я выгляжу страшно, и люди боятся меня, но я никому не хочу причинить зла…
— Тогда зачем же ты подходишь к людям, если знаешь, что они боятся? — удивился странник.
Чудовище на миг растерялось. Было видно, что прежде никто не задавал ему такого простого вопроса.
— Я просто хочу найти… друга, — наконец призналось оно. — Просто друга, чтобы не быть одному.
— Тогда почему бы тебе не поискать друзей среди таких же, как и ты? Почему люди?
— Потому что люди бывают добрыми, в отличие от моих собратьев. И я тоже хочу научиться этому. Я не хочу, чтобы меня боялись лишь из-за того, что я выгляжу не так, как все.
Еще никогда странник не слышал подобного. Он долго думал над словами чудовища, но все же поверил ему и решил помочь. Утром он рассказал о добром чудовище людям. Многие сомневались в его словах, но были и те, кто согласился стать другом тому, кого боялся еще вчера. Долго люди и чудовище шли к пониманию, были между ними и разногласия, и споры. Но вернувшись через год в тот же город, странник увидел, как чудовище и люди мирно живут бок о бок, помогая и поддерживая друг друга во всем.
Голос Адена звучал все тише, переходя в убаюкивающий шепот. Даниэль уютно свернулся клубочком под одеялом, подложив одну руку под щеку, а другой ни на миг не отпускал отца от себя. Глаза начинали слипаться, и мальчик уже сонно пробормотал:
— А как же так? Как можно дружить с чудовищем?
— Можно, — Аден снова коснулся ладонью его лба, с облегчением отметив, что жар спадает. — Даже с чудовищем. Не смотри на внешний вид, он может быть обманчив. Загляни в глаза — тогда ты увидишь душу и сможешь понять. И пусть только твое сердце подсказывает тебе, как поступить. Не применяй оружие тогда, когда можно обойтись словами. И никогда не жалей о проявленном милосердии, Даниэль. Никогда. Пусть твоя душа будет чиста от ненависти и злобы, пусть они никогда не руководят твоими поступками. Не для этого нам дан величайший дар Небес.
Даниэль только кивнул, закрывая глаза. Становилось легче, кашель отступал, а от прежнего страха, жившего в душе все последние недели, не осталось ни следа. Рядом самый родной человек, а завтра будет новый день, и он обязательно станет охотником и сумеет понять до конца, что же отец имел в виду.
***
Даниэль вздохнул — это было одно из самых теплых воспоминаний детства. Беззаботного времени, когда все было так просто и понятно, и рядом всегда была поддержка отца.
Кто ж знал, что сказка окажется почти пророческой? Только вот теперь эту историю придется дописывать самому, и совсем неясно, каким же будет ее конец.
— Ладно, — он встал со скамейки и протянул руку притихшей Матильде. — Ты когда-нибудь мороженое ела?
— Ч-что? — опешила девочка. — Нет, никогда…
— Тогда пойдем, — Даниэль кивнул на светящиеся окна маленького магазинчика. — Посмотрим, чему тебя научили в твоей академии чудовищ.
