Everything Always Goes Wrong.

5 октября, пятница. - Джейсон! Мистер Старк окликнул меня перед уроком и отвел в сторонку. У него был обеспокоенный вид. Таким я видел его лишь однажды: когда его жена сказала, что уходит от него. Я надеялся, что тут речь не идет о катастрофе подобных масштабов. - Я знаю, насколько тупо будет то, что мне придется объяснить вашему классу о новой экспериментальной программе… И я знаю, насколько тебе тяжело обходиться без личного дневника или вообще без ручки и бумаги. Он пристально смотрел на меня. По коже пробежал холодок. Насчет катастрофы я все-таки ошибся. Старк вручил мне толстенную книгу с надписью «Физические явления. Общая биология. Прикладная химия. Естествознание». Я взял ее. Несмотря на внушительный вид, она была относительно легкой. Выглядела так, будто ее читали и перечитывали сотни раз. Но я бы в жизни не осилил ни страницы – ни черта не смыслю в чем-то подобном. - В этой книге часть страниц пустая. Я сам ее склеил. При себе запрещено иметь личные вещи для хобби, и я знаю, пронести их просто-напросто не дадут. Все тетради будут просматриваться на наличие посторонних рисунков и записей. У тебя не будет шанса вести дневник или записывать что-либо в них. Но я не хочу, чтобы твой талант погиб по тупости каких-то вышестоящих… - он помедлил, выбирая тактичное ругательство, - чудаков. Если кто-то будет проходить мимо, то просто открой те страницы, где написано что-то по физике или биологии. Никаких подозрений не будет. На остальных страницах ты сможешь писать все, что захочешь. И, - он снова помедлил, - я хотел бы знать, как у вас там будут обстоять дела. Меня тоже не будут к вам пускать. А той информации, которую будет мне передавать один из учителей, верить нельзя. У них вечно «все хорошо» и «мы работаем над этим». Я просто хочу знать, что с детьми все будет в порядке. Будь моими ушами и глазами, Джейсон. Имеешь право отказаться. Там за любое отклонение от правил следует жестокое наказание. Я поборол в себе желание обнять его, запомнил его слова как можно более точно и кивнул. Он похлопал меня по плечу, ободряюще улыбнулся. - Спасибо, - и ушел в сторону своего кабинета легкой походкой. Я всегда знал, что мне он доверяет чуть больше, чем другим. Правда, никогда не знал почему. 5 октября, пятница. Через десять минут после первой записи. Очередная отличная идея правительства. Сидят они такие в своих новомодных кабинетах, где полно пафосных бесполезных безделушек, все такие в костюмах по десять долларов за квадратный дюйм ткани тошнотворного цвета, и кому-то в его пустую башку взбрела идея: - Раз ученики постоянно отвлекаются на что-то постороннее, помимо учебы – а нам ведь нужны умники-разумники с результатами не ниже ста двадцати баллов из ста по каждому экзамену? – то предлагаю изолировать их от всего возможного, что мешает их умственному развитию… вы ведь понимаете, о чем я? Прям вижу, как они переглядываются, так по-ребячески, думая о постыдных вещах: школьники, приходящие домой, достают пачку салфеток, порно-журнальчик с засаленными страничками, пошло облизываются в предвкушении… Хитрая ухмылка – убрать с лица. Приличное общество. Высшее общество. Нужно готовить гениев, выдвигать страну куда-то там в первые ряды. Стране нужны гении, а не толпа придурков со спермой вместо мозгов. - Изолированная академия без девушек и без любого контакта с кем-либо, кто будет отвлекать их от учебы? - Вы правы, какая хорошая идея, министр! - О, министр, слава министру! Такого гениальнейшего человека не сыскать нигде! - Как же нам с вами повезло! Остальные школы будут нам завидовать! - Решено! Изолируем к черту этих спермотоксикозных созданий подальше от всего, что дает им возможность отдыха и секса! А после этого разъезжаются по домам: кто - листать свои засаленные журнальчики, а кто - трахать своих или чужих жен или вообще шлюх из подворотни – черт знает, какие там бывают интриги и предпочтения. Примерно так мне представлялось собрание этих министров через некоторое время после того, как в классе явился учитель Старк – он предусмотрительно закрыл за собой дверь - и грустным тоном с некоторой иронией в голосе объявил: - Правительство окончательно поехало крышей, парни. Этот день показался мне апогеем тупости вышестоящего руководства. В знак признания людской тупости я лег на парту и тихо засмеялся, в неверии качая головой: кто вообще мог додуматься до такой чуши? Старк разъяснил, что сегодня с нас требуется собрать нужную одежду, предметы личной гигиены и учебники. Все вещи будут проверяться. Также требуется объяснить приемным родителям и друзьям, что это экспериментальная программа по улучшению качества образования в изоляционном учреждении, куда вход будет строго запрещен. Как минимум девять месяцев мы будем отделены от внешнего мира, погребены в пыльных учебниках. Никаких родственников. Никаких друзей. Никакого интернета. Никаких девушек. Никакого секса. Раздражение искрами поражало воздух, кто-то истерически смеялся, восклицая: - У нас и так мужская академия! Тут и без того хватает изоляции! Они бы еще дали ограниченное количество кислорода в изолированном пространстве! Старк тут же с улыбкой ответил: - Беру свои слова назад: правительство еще не до конца поехало крышей. Ситуация меня уже даже не злила, скорее просто забавляла. Но мне даже было интересно, чем это закончится. Впервые за долгое время у меня появилась долгосрочная цель: дожить до конца июня. Тогда этот еще не начавшийся ад должен был закончиться. Я уже начал думать, как спрячу эту книгу. Думаю, она ничем не отличается от остальных учебников, поэтому и прятать-то не придется. Старк сказал, что нас вывезут в эту изоляционную школу – читай «тюрьму» - завтра с утра. Поэтому сегодня стоит упаковать вещи. Я снова глянул на обложку этой книги-дневника. «Физические явления. Общая биология. Прикладная химия. Естествознание». Вот уж кто реальный гений без издевательских кавычек, так это учитель Старк. Не удивлюсь, если он придумал идею с книгой всего за несколько минут. Гораздо быстрее, чем министры обговорили всю вышеописанную несусветную чушь. 7 октября, воскресенье. Вечер. Библиотека. Вчера мы весь день провели в автобусе. Доехали только сегодня утром. Весь день ушел на распаковку вещей. Наконец я смог уединиться в библиотеке. Лоренс пошел искать ее, как только мы сюда приехали, а я увязался за ним, просто чтобы быть поближе к чему-то родному – Лоренс был моим другом на протяжении нескольких лет. Я боялся оставаться один. Он сел читать на диван и – ей-богу – выглядит так, будто это его территория. Вчерашний день – день поездки в «тюрьму» – вызвал у меня слишком много переживаний. Я никогда не понимал, что происходит, пока не записывал это на бумаге. Это помогало все систематизировать, лучше запомнить. Вчера, садясь в автобус, я видел, как Марк прощался со своей девушкой; узнав, что они не увидятся почти год, она впала в истерику, а бедняга пытался ее успокоить. Какие-то ребята курили в сторонке, гадая, дадут ли пронести сигареты. А кто бы приносил подачки? Ей-богу, в тюрьме строгого режима и то позволяется куда больше, чем в новой академии… Ты уезжаешь в совершенно непонятное место с совершенно непонятными порядками, где ни кусочка чего-то родного. Как тут не сойти с ума? Тебя отрывает от земли, почву выбивает настолько стремительно, что ты и сообразить не успеваешь, как она уже далеко-далеко. И только в этот момент, сидя в автобусе, я начал ощущать все давление безысходности и новой атмосферы, в которую мне предстояло погрузиться почти на год. Мы теперь чертовы сироты без матерей и отцов, без сестер и братьев, и каждый будет сам по себе. - Ты хоть осознаешь, что происходит, Лоренс? Мы можем стать, как… - я подбирал подходящее сравнение, - как эти обезьяны-космонавты из «Бойцовского клуба». Вот только мне не хочется терять почву из-под ног. Тебя не пугает, что ты остаешься вдали от всего родного, всего теплого?.. Лоренс, с которым мы ехали рядом, лишь приподнял ткань рубашки на груди, не отрываясь от очередной захватывающей книги. Я увидел татуировку в виде пера. - Жажду к свободе им у меня не отнять. Я люблю учиться, но не терплю строгих порядков – это меня подавляет. Страшно ли мне? Да. Я понятия не имею, что с нами будет. Но, надо думать, это ведь не тюрьма. Я кивнул и отвернулся к окну, смахивая слезы и почти не веря в его слова. «Это ведь не тюрьма», «… ведь не тюрьма», «… не тюрьма». «… тюрьма». Старк по ту сторону окна сочувственно мне кивнул. Странно, в этот день я слишком много раз слышал «тюрьма» и «колония». Как знать, вдруг правительство и правда всерьез заинтересовалось созданием колонии обезьян-космонавтов?.. - Если невозможно избежать – наслаждайся, - Лоренс прервал мои размышления. – Джейсон, если ты воспринимаешь это как борьбу за выживание, то, что надо перетерпеть, то наслаждайся этим. Ты даже не заметишь, как быстро пролетят эти месяцы. И запомни: что бы ни случилось, оно имеет конец. Все когда-нибудь закончится, Джейсон. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Возможно, ты выйдешь после этого испытания совершенно другим человеком. Из коридора донесся голос провожатого. Всех созывали по койкам. Почему-то я с улыбкой смотрел вслед Лоренсу, который, распрямив плечи, шел навстречу неизведанному. Я был уверен, что он ни за что не станет обезьяной-космонавтом. Интересно, кстати, откуда у него столько мудрости? Никому не удержать эту вольную птицу в изоляции. Тем более что это тюрьма временная. Всего лишь девять месяцев. Чем-то напоминает символическое перерождение, не правда ли? 8 октября, понедельник. Вечер. Библиотека. Если ты проводишь большую часть времени в библиотеке, то другим может показаться, что ты учка-заучка и тебе тут самое место. Что ты привык и чувствуешь себя как дома. А мне просто страшно, и я не чувствую себя в безопасности. И я прячусь здесь, вцепившись в единственный кусочек чего-то родного, что спасает меня от окончательной паники. Это все же тюрьма, никакая не школа. Наша сплоченность погасла, едва мы ступили за порог. Вечно веселый Джеймс теперь ходит понурый, огрызается на учителей, за что – не поверите! – получает линейкой по щекам. И так весь рыжий от веснушек, он ходит теперь с красными отметинами по обеим сторонам лица. И это – прошу прощения за тавтологию – совершенно ему не к лицу! Пока сложно сказать, есть ли какие-то отличия от нашей обычной программы. Все то же самое, только другие люди. В классах освещение только лампами. В библиотеке – тоже. Никакого солнечного света – это пугает. Все здесь пугает одним своим видом. Запрет на солнечный свет. Никаких телефонов, никаких плееров. Никакой музыки, никакой связи. Полнейшая изоляция, чуть ли не вакуум, про который, как ни иронично, я уверен, я мог бы прочитать в книге, в которой все это сейчас и пишу. Запрет на связь с внешним миром. Вечно кто-то стоит у тебя над душой, если только ты не трудишься в библиотеке – и сейчас мой почерк корявый, поскольку я делаю вид, что пишу какие-то химические конспекты. Главное – молчать, хотя мне так хочется поделиться своими мыслями с Лоренсом, который сидит прямо в паре метров от меня. Но угрожающий взгляд учителя химии – Джорджа Аркла – не дает мне сказать и слова, я даже не в силах шевельнуться на пару миллиметров в сторону Лоренса. Мне так и кажется, что этот человекоподобный орел Аркл (сложно назвать его человеком) на меня накинется. Запрет на посторонние разговоры. Нет, не так. Запрет на разговоры вообще. Никаких дверей, чтобы скрыться от посторонних. Никаких дверей, чтобы нас всегда могли проведать. Никаких дверей, чтобы надзиратели-садисты-учителя всегда видели, что делают их пациенты-преступники-школьники. Они не могут ничего, кроме как учиться. Они не должны ничего, кроме как учиться. Запрет на личные границы. Запрет на что-либо, кроме учебы. Сегодня ночью я слышал, как кто-то из наших плакал в своей комнате. Кажется, это Джеймс Веснушка. Никогда бы не подумал, что он стал бы плакать… Я просто надеюсь, что не буду следующим, кого за что-то накажут. Я в панике. И я просто надеюсь, что завтрашний день будет менее страшный, чем этот. Но, как сказал бы Лоренс, "все когда-нибудь закончится". Надеюсь, я просто драматизирую.