Everything Always Goes Wrong.

9 октября, вторник. Вечер. Библиотека. В голове каша от всего, что происходит. Старк просил меня наблюдать за остальными, а я снова зациклился на себе. Думаю, это просто вопрос привыкания. Мне никак не удается расслабиться под взглядом Аркла. Он постоянно сидит в библиотеке, причем на одном и том же месте. На его уроках мне вообще страшно что-либо не запомнить. Он жесток. И у меня такое чувство, что он способен убить одним только взглядом. В нем нет человечности. Я слышал, как сегодня днем после обеда Грегори, одного из учеников, высокого такого, долговязого, заперли в кабинете химии на два часа. Он никогда особо не был силен в химии. Он любил литературу и писал просто потрясающие стихи, от которых миссис Макнилан, тамошняя учительница литературы в нашей прошлой школе, плакала. Переизбыток чувств, красота, изящество, - вот что крутилось у нее в голове, нет, у нее в сердце, когда она читала его стихи. Уже не думая, она сразу же ставила ему самые высокие оценки за семестры. Просто потому что он был этого достоин, он был лучше всех нас в этом. И мы им даже гордились, несмотря на белую зависть. Мне-то его точно было не переплюнуть со своей заурядной писаниной и жалкой четверкой за семестр. В общем, Грегори, он… Химию он недобросовестно списывал у кого-то, кто списал ее у кого-то, кто списал ее у кого-то, кто списал ее у Лоренса, и все знали об этом, но закрывали глаза. Лишь иногда подшучивали над ним, а он, заливаясь краской до ушей, смущенно отводил взгляд. Все знали, в чем его талант, все знали, в чем он хорош. И все знали, что не нужна ему химия, а дорога ему в свободное плавание среди писателей и поэтов, среди таких же изящных и волнующих строк. Ни к черту не сдались ему эти свойства кислот, эти чертовы реакции серной кислоты и еще какой-то там мутной херни, одним словом не описываемой. Когда через два часа Грегори вышел из кабинета, я понял, что что-то в нем сломалось. Я догадался, что еще как минимум долгое время мы не увидим его стихов, волнующих и будоражащих воображение. Я искренне завидовал его таланту. И я боялся, что талант его загублен, как тот яркий огонек в его глазах, когда он сидел за своей потрепанной тетрадкой в написании очередного шедевра. На этот раз взгляд его был пустым, а губы без конца бормотали нечто похожее на экзорцизм. Только прислушавшись, я понял, что это была зубрежка химии, которую эти два часа в него вдалбливал Аркл, которого мы еще и должны звать учителем. На уроке физкультуры Грегори остался сидеть на скамейке. Аркл прошел мимо него и бросил выразительный презрительный взгляд. Может быть, никто, кроме меня, не заметил, как Грегори стал горбиться после того посещения кабинета химии. Может быть, если у Джеймса следы от линейки были на видном месте, то здесь я мог только предполагать, что же могло случиться… Я попробовал поговорить с ним, рискуя получить линейкой по щекам за посторонние разговоры или того хуже, но я должен был узнать, в чем дело. Это был подходящий момент, все учителя разошлись по классам, а я сел рядом с Грегори (благо, что мое здоровье оставляет желать лучшего, поэтому я даже рад своей инвалидности; мне не пришлось идти за справкой в медкабинет). Грегори держал в трясущихся руках томик химии, причем эта книга была гораздо толще наших учебников. - Грегори, ты в порядке? – начал я диалог. С удивлением я обнаружил, что будто лет сто не общался с людьми. Он поднял на меня замученные заплаканные глаза. Было видно, насколько сильно он тер их, чтобы скрыть то, что он плакал. Мне стало стыдно за свой вопрос, но извиниться я не успел. - Мы попали в ад, Джейсон… - начал он, трясущимися руками потянувшись к своим волосам. – Просто потрогай здесь, не бойся… Его дрожь передалась и мне, и, клянусь, я никогда не забуду, какова на ощупь была кожа его головы, как сильно кровь пестрила в черных сальных волосах. Я никогда не забуду, как выглядит место на голове, где только-только срезали кусочек скальпа. Такое место было очень трудно скрыть остатками сальных волос, поэтому Грегори и ходил сгорбившись. Его рост позволял прятать эту травму. Этот позор. Не его. Это позор учителя. Увидев, как я застыл в неверии, он ответил на мой немой вопрос. - Это за то, что я не смог рассказать о свойствах всех металлов. За то, что не смог назвать их порядковые номера в таблице… Если я не выучу этот учебник до конца этой недели, я покойник, Джейсон… - дрожь в его голосе пугала меня. – Так что, пожалуйста, не отвлекай меня… - и нудным голосом священнослужителя он продолжил читать свой химический экзорцизм. Мне оставалось лишь надеяться, что ему хватит воли совершить невозможное – уж слишком внушительна была эта книга на его хрупких коленях. После этого урока я уединился на две минуты в туалете и прочитал один из его стихов. Как-то случайно я запомнил его несколько недель назад. Грегори тогда сказал, что вдохновился рассказами матери о Боге, о милости его и о могуществе, или типа того. Итак, я заперся в кабинке, подавив позыв рвоты при воспоминании о снятом скальпе, и, собравшись с духом после прочтения стиха Грегори, решил добавить пару слов Богу – не то чтобы я был верующим, но вот Грегори был – от себя: - Боже, если ты и существуешь, помоги Грегори избежать участи мученика-монаха, помоги ему выжить до конца этой недели, и пусть он будет здравствовать, - и тут меня взяла злость, - иначе ты пожалеешь о том, какой талант загубил. Или же будь ты проклят, что заберешь такого гения с этой порочной земли раньше времени. Избавь его от страданий и дай вволю наслаждаться жизнью, иначе для чего ты создал нас, как и этого гения Грегори? Аминь, черт тебя дери. И только белый кафель туалетной комнаты осуждающе отразил мои слова в пустоту. Я уже знал, что этой ночью мне будет трудно уснуть. А Лоренс с легкой улыбкой на губах уже наверняка спал на соседней койке. В обнимку с томиком «Детали машин». 10 октября, среда. Вечер. Библиотека. Постепенно я начинаю замечать все больше и больше перемен в лицах школьников. Я знаю, что Грегори не спал всю ночь, пытаясь вызубрить хотя бы часть этой адской книги, поэтому выглядел он неважно, а на завтрак даже не явился. Я видел четкое разделение парней на несколько групп. Первых атмосфера подавляла, заставляла закрываться в себе. Для них каждая минута была адом, и дело даже не в том, что они не привыкли быть здесь. Я-то как раз уверен в обратном: иногда мне кажется, что мы здесь находимся уже несколько месяцев, а идет только первая неделя, и это нагоняет ужас. Это бесконечное ожидание конца. Вторые вели себя спокойно и старались не получать косяков. Пожалуй, я пока что был из таких. Джеймс тоже был причислен мной к этой категории, поскольку перестал быть шумным, стараясь во всем угождать учителям. Следы на его щеках уже не были видны, но я будто чувствовал, что они до сих пор обжигают его щеки. Третьих совершенно не волновала смена обстановки, кто был готов смело взглянуть в глаза неизведанному и взять от ситуации максимум. К таким я отнес Лоренса. За пару дней он успел получить пару дополнительных занятий по собственному желанию. Ему за это даже иногда дают отдельный класс, где он может учиться и работать над какими-то проектами. Или же помогать учителям. В общем, как я понял, такой подход самый выгодный. И при этом Лоренс не выглядит несчастным – стоит только вспомнить, с каким видом он засыпал вчера ночью. В голове не вяжется, как такое вообще может быть: один с улыбкой обнимает учебник и видит формулы в чудесном сне, а другого паренька за стенкой эти формулы доводят до безумия, до осознания того, что незнание их в этот раз может просто-напросто обернуться для него полным снятием скальпа. А остальные… они будто и не заметили перемен. И уж деться некуда от разговоров о порно и девушках, как бы изолированы от всего этого они ни были. Все-таки гормоны дают знать о себе. Тот же день, 10 октября, среда. Ночь. В кровати. Иногда я слышу перешептывания Марка и Карлоса, того еще бабника. Их разговоры на ночь вот уже как пару дней заканчиваются для меня эрекцией, и это несмотря на все мои переживания по поводу Грегори и остальных. Кажется, теперь я понимал главный смысл салфеток, которыми снабдились ученики при поездке в эту школу… я об этом даже не думал. До этого момента. Я старался не думать о Грегори, которому, как мне казалось, приходится хуже всех и которому я ничем не могу помочь, и о Лоренсе, который как-то странно вел себя: слишком уж легко все это ему давалось, слишком уж быстро он вошел в доверие к учителям. Зачем?.. В общем, я честно старался не думать об этом, но только разговоры о сексе отвлекали меня лучше, чем что-либо другое. Кровати Марка и Карлоса были расположены у дальней от двери стены, поэтому за ними было наблюдать сложнее, чем за теми, кто спит прямо у входа, как я и Лоренс. Но благодаря блеклому свету из коридора, который оставляют на ночь, я смог разглядеть какую-то возню на их кроватях. Клянусь, если бы мне не было так интересно, я бы сейчас, задыхаясь от волнения быть пойманным (не спящим) и темноты, не писал всего этого. Я практически уверен, что Марк и Карлос занимаются чем-то неприличным. Моя рука дрожит и сбивается со строчки, пока уши постыдно прислушиваются к возне под одеялом на кровати Марка. - Тшш, аккуратнее, нежнее, не хот-дог же жрешь, ей-богу, - тихо простонал Марк. Едва-едва слышно. Я уверен, в коридоре этого не услышал бы никто. Надеюсь, провожатых-надзирателей там сейчас не было. - Господи, никогда бы не подумал, что такой бабник, как ты, прется по членам, - со смешком сказал Марк. К своему стыду, я представил, как Марк прикрывает рот одеялом, задыхаясь от удовольствия, пока Карлос облизывает головку его члена. Или проводит языком снизу, от самого основания, вверх, касаясь чувствительных мест. Или заглатывает полностью затвердевший член, что тот аж достает до горла. Марк, этот русый красавец, чье лицо покрывается потом от жары под одеялом, выгибается, зажмуривается, стараясь стонать как можно тише. В какой-то момент я услышал тяжелый выдох Марка, а его сердцебиение будто отдавалось в моих собственных похабных ушах. Затем возня прекратилась. Скрипнула половица: Карлос вернулся на свою кровать. - Завтра твоя очередь. - Понял. - Доброй ночи, Марк. - Доброй ночи, Карлос, - я почти видел, как тот облизывает свои пересохшие губы. – С удовольствием отплачу тебе тем же. Спасибо. Около пяти минут я лежал просто так и не понимал, что происходит. Слишком много всего и сразу. Я не думаю, что эрекция на данный момент даст мне возможность трезво мыслить. На сегодня я заканчиваю с писаниной (хотя и кончить я был бы очень не против, прошу прощения за пошлость в своих строках, я ведь не ангел). И все же с каждым часом это место все больше и больше напоминает тюрьму, сколько бы противоречий тут ни было. - Да, точно как в тюрьме, - прошептал я. На миг перед сном мне показалось, что я услышал усмешку Лоренса, прижимающего к груди книгу по общей биологии. Стало очень тихо. 11 октября, четверг. Вечер. Библиотека. Ночью мне снилось, как Карлос ублажает Марка, и я отчасти надеялся, что сегодня ночью я смогу это услышать, а не только видеть во сне. И от ночных поллюций никто не застрахован. Я поймал себя на мысли, что не считаю это ненормальным. Как будто часть напряжения уходит… вместе с томными вздохами Марка. И более того, я даже стал чаще улыбаться, чувствовать себя более расслабленным. Даже под орлиным взором учителя Аркла, к которому у меня развивалась патологическая ненависть. Грегори, кажется, удалось немного поспать этой ночью, но он вскользь упомянул, что ему снился кошмар и что времени у него в обрез. За два дня он превратился в ходячий скелет. Ну и где же его Бог, когда он так нужен?.. Вернемся к разговору об учителях. Сам же Аркл на уроках не устает повторять, что нам нужно больше трудиться, не жалеть своих сил и все свое время посвящать учебе. И – что самое страшное – кто-то из учеников и учителей кивает в ответ с таким видом, будто Аркл – политический деятель, за которого они готовы стоять горой. Я мельком глянул на Лоренса. К счастью для меня, он не кивал, а делал вид, что очень сильно углублен в химию и что нет ему дела до всего происходящего вне корки этого учебника. Что-то мне подсказывает, что Аркл не просто учитель в этой школе. Уж больно много времени он проводит поодаль от других учителей. И вряд ли кто-то другой виноват в издевательствах над Грегори. Взять хотя бы учителя Гертша. Будучи помешанным на биологии и растениях, он все же как-то умудряется контактировать с остальными учителями, а ученики, пусть и не воспринимают его всерьез, все же почему-то уважают и любят его предмет. Об остальных учителях я пока ничего толком сказать не могу, но мне не кажется, что они чувствуют себя здесь уютно. Разве что только Аркл – стервятник, а все остальные – мыши или мелкие птички, которые либо станут его прислужниками, либо пойдут на корм. И я даже не смог определиться, какой вариант был бы для меня наихудшим. Сейчас у меня не так много времени на то, чтобы записывать свои наблюдения. Мне нельзя отставать по программе, иначе меня ждет та же участь, что и Грегори. Самое жуткое, что мы отрезаны от внешнего мира настолько сильно, что даже не можем обратиться в полицию. Я просто уверен, что насилие здесь имеет место быть. И я боюсь, что то, что произошло с Грегори, - только самая верхушка ужасов. Тот же день, 11 октября, четверг. Ночь. В кровати. Измотанный, вернувшись из душа, я залез под одеяло. И что-то с кровати упало на пол. Я оглянулся, нет ли провожатых и не смотрит ли кто из учеников: Марк шепотом болтал с Карлосом о чем-то своем – и я догадался, о чем они, - а Лоренс лежал лицом к стене и дремал как ни в чем не бывало. Рядом с его подушкой покоился «Побег из Шоушенка» Стивена Кинга. Закладка в виде карманного календаря лежала сверху – значит, книга уже прочитана. Я поднял упавшее. К моему удивлению, это оказался небольшой фонарик размером с мизинец, завернутый в две бумажки и одну салфетку. На одной из бумажек каллиграфическим почерком Лоренса было выведено: «Если будешь писать в темноте, потеряешь зрение. Используй хотя бы этот фонарик. P.S.: Если развернешь другую бумажку, тебя ждет небольшой сюрприз. Сбрось напряжение, пофантазируй. Или выгодно обменяй на что-нибудь полезное у других. Разве не так делается в тюрьмах, хах?». И, черт подери, на второй бумажке, которую я в предвкушении развернул, была изображена Рита Хейворт – не полностью обнаженная, но такая соблазнительная. Я понятия не имел, как Лоренс смог добиться такой реалистичности картинки, но в своих фантазиях остановиться я уже не мог. Будучи тактичным и благодарным человеком, я оторвал кусочек бумаги из своей книги-дневника, написал на нем «Спасибо за Р.Х.» и сунул Лоренсу под календарь, лежащий на книге. Сегодняшней ночью салфетки понадобятся не только Марку с Карлосом.