***
Пламенный выстрел мало что оставил от парнишки. По округе разносился запах хорошо прожаренного мяса с дымком, щекоча ноздри. Я бы даже есть захотела, если бы не адская боль в спине и грудине. Сзади лезвие этой адской косы распороло мне одежду и кожу, а вторым ударом мильфиоровец пробил меня насквозь, хорошо хоть это было ближе к боку и жизненно важные органы не пострадали. Но как же адски больно! Раны занемели, из них хлестала кровь, напитывая ткань толстовки, из-за чего та липла. При первой же попытке двинуться мокрая ткань принесла мне адские муки и в порыве, не в силах сдерживаться, я даже разрыдалась. Меня уже ранили в спину в инциденте Кокуё, но так больно мне ещё не было! Глотая слёзы, беря остатки воли в кулак, я на локтях подтянулась к угольно-чёрному подобию человека. Я даже отсюда видела, что коробочки, которые недавно были у мильфиоровца на поясе, лежат рядом нетронутые пламенем. Из чего они сделаны? Титан? Левые мысли помогали мне абстрагироваться от боли. Оставляя за собой кровавую дорожку, я всё же подползла к мильфиоровцу и забрала его коробочки. Они того же атрибута, что и мой. Только дурак оставит пригодное оружие валяться без дела. Негнущейся рукой я убрала коробочки в карман навсегда испорченной куртейки и попыталась встать, опираясь на локти. О-о, незабываемое царство боли. Ты ли это? Тут дышать — уже мучительно, а двигаться — и подавно. Но мне удалось встать. На трясущихся ногах, пытаясь удержать равновесие, я медленно шагнула в сторону, где оставила Такеши и детей. Заведя руки за спину, шаркая ботинками по земле, подобно старухе, я пыталась подлечиться своими скудными запасами пламени Солнца, но слишком мало меня на такие страшные раны. Такеши, держа Ламбо и И-Пин на руках, нёсся в мою сторону. — Хаято?! Ты как?! Я поморщилась, но позволила Такеши вцепиться в меня мёртвой хваткой. Он в ужасе разглядывал меня и мои раны. Да я сама в шоке, если честно. Надеюсь, шрамов не останется… — Говённенько, — призналась я, пытаясь сквозь боль улыбнуться. — Но ещё говённей тут то, что ты и ребятня оказались во всём этом дерьме. Знаешь… — Я было начала, но зависла, глядя на висящее на цепочке кольцо Дождя. — Ты чего? — обеспокоился Такеши. — Живём, говорю. Кольцо при тебе. — Чего?.. — Забей, потом объясню, — усмехнулась я и только сейчас заметила, что Ламбо и И-Пин ниже травы, тише воды. Это они так припухли от страха или Такеши их вразумил? Но не буду провоцировать расспросами, раз они такие тихие. Перед моим лицом возникла протянутая ладонь, на которой лежало две голубые коробочки, которые ещё недавно использовал другой Такеши. — Это что-то нужное или опасное? Рядом с собой нашёл, — спросил Такеши. — Это очень важные штуки. Спрячь и храни, как зеницу ока! — Понял, — он послушно убрал коробочки в карман джинс, — а дальше что? Где Цуна, кстати? И где мы? Что происходит-то? Меня всю перекосило под шквалом вопросов. Тот неловкий момент, когда в двух словах всё так и не опишешь. Я буквально повисла на Такеши, с трудом стоя на своих двоих, думая о том, что заливаю кровью его одежду, но подлечить меня было некому. — Мы в сложной ситуации. — Я решила быть краткой. — У нас тут были враги. Одного я убрала, а второй пошёл за Цуной, который спасал Кёко и девах. Это понятно? — Понятно. Ищем Цуну, — кивнул Такеши и, не парясь, подхватил меня на руки, стараясь не трогать мою спину. Я хотела повозмущаться, но не стала — сил стоять на своих двоих не было, а Такеши у нас рослый и сильный парень. Так мы и выдвинулись вчетвером искать Цуну и остальных. Обойдя несколько бараков, заглянув в пристройки, нам наконец-то удалось пересечься с потеряшками. Картина, которую я увидала, можно было писать маслом: Цуна в сопровождении двух красоток, и обе с разных сторон, и если бы не их побитый и покоцанный вид, ранения и походка, то можно было устраивать истерику. Хотя не мне это говорить. Я сама удобно устроилась на руках у Такеши с комфортом. — Вы ранены? Что с тобой, Хаято-сан?! Ямамото?.. Ты тут откуда?! — вскрикнул Цуна. — Издержки профессии, так сказать. — Я вяло помахала рукой. Такеши лучезарно улыбнулся: — И тебе привет, Цуна. Смотрю, кровью истекаешь? Не мужское это дело — кровью истекать. Цуна одарил нас тяжёлым злобно-усталым взглядом, но ничего не ответил. Кёко, Хару и дети были настолько тихи, что это даже пугало. …До убежища мы добрались нескоро. Израненные, усталые, мы двигались медленно, с передышками. Я с трудом держалась в сознании. От катастрофической потери крови всё тело занемело, голова адски кружилась. До меня доносились лишь отрывки разговора. Кабина лифта впустила нас на парковку. — Ох, Хару тут недавно была, а уже всё так изменилось… Ой, да заткнись ты, а. Я ткнулась Такеши в грудь носом, чувствуя запах крови, от которого меня уже тошнило, но выбирать не приходилось. Меня раздражали эти бабы, далеко не фантомные боли и происходящее в целом. Я не хочу во всём этом участвовать, правда, но какой у меня выбор? Не ясно, почему мы оказались в этом мире и как нам выбраться из него. Реборн ждал нас. Стоило ему нас увидеть, как его лицо вытянулось. — Всё настолько плохо там снаружи? — нахмурился он, пропуская нашу группу в коридор. — Мы ещё не готовы к этому времени, — отозвался Цуна, и мне стало особенно дурно после этого высказывания. Верно, не будь у меня коробочки, не факт, что Море бы мне помогло. Всё тут упирается на технологии, связанные с коробочками, и… Рану на спине дёрнуло, я вздрогнула. — Реборн… — взмолилась я, глядя на Реборна. — Мне нужна твоя помощь… — Какого рода? Не хотелось говорить этого вслух, но такова правда. — Ты — единственный, кто сможет зашивать человека в сознании, верно? Во взгляде Реборна отразилась мрачная решимость. — Хорошо. Ямамото, идём за мной. Мои и Цуны взгляды пересеклись, он посмотрел на меня с укором. Но я только и могла, что опустить лицо и вновь уткнуться в окровавленную футболку Такеши. Спустя пару минут и несколько поворотов по коридору, меня занесли в небольшую комнату. В ней даже пахло как в больнице, а уж приборами и обстановкой она только усугубляла это гнетущее ощущение. — Положи её на стол, — приказал Реборн. Я заметила и хирургический стол в правой части палаты. Такеши бережно опустил меня на него. Из-за смены позы тело отдалось дикой опоясывающей болью, и, вновь не сдержавшись, я всхлипнула. Как в фильмах и книгах герои с жуткими ранами и переломанными конечностями остаются в рассудке? Не чувствуя спину — чувствуя боль, я засопела в рукав. — Ямамото, оставишь нас? — услышала я голос Реборна, но поворачивать голову в его сторону не было сил и желания. Скорее мольба, чтобы меня добили, а не заставляли так мучиться. — А вам помощь не нужна? Я помогу. — Лучше возьми это и помоги Цуне. Он тоже ранен. Я услышала, что что-то загремело, но мне было плевать. Я ждала Реборна. — Удачи вам тут, что бы вы не затеяли. — И Такеши покинул палату, оставляя нас с Реборном вдвоём. — Придётся разрезать одежду, — заметил Реборн. — Да плевать я хотела на одежду! — взвыла я. — Когда ты стал таким мягким?! — Ты же девушка. Я услышала шаги. Что-то вновь загремело. Снова шаги. Я почувствовала, как края толстовки и куртки приподняли. Облегчения после разрезания одежды, конечно же, не стало. Мелькнул скальпель. Реборн осторожно снял разрезанные вещи и сбросил их на пол. — Сперва продезинфицирую, — прокомментировал свои действия он. Я промолчала. Шорох, а затем спину с шипением что-то обожгло. Я впилась зубами в сгиб руки. Понимаю, что это нужно, но как же адски жжёт! А затем Реборн побрызгал анестетиком на рану, и ко мне пришло облегчение. Я расслабилась, ощущая только рану на груди, но это уже можно было и потерпеть. — Теперь удалю заражённые ткани. — Ага, уж пожалуйста… — на одном дыхании выдохнула я. Как некстати мелькнула мысль, что лифчика-то на мне нет, и рано или поздно придётся повернуться передом и засветить сиськи. Хотя чего там Реборн на своём веку не видел, тоже мне. — Планируешь использовать пламя? — Да, но всё равно полностью залечить ранение не удастся… — пришлось признаться в этом. — Значит, антибиотик не помешает. — И Реборн всадил в меня иглу. Как же хорошо, что мы живём в 21 веке, а не в Средневековье. Хоть от заражения не помру, и на том спасибо. — Зашиваю? — спросил Реборн, и я кивнула: — Да. Реборн работал уверенно. Не знаю, где он так наловчился — на себе или других, но я не ошиблась в нём. Чувствовался опыт. Какое-то время Реборн занимался сшиванием краёв ран. — Всё. Переворачивайся. — Погоди, погоди… — забеспокоилась я, заламывая кисти за спину, за что тут же получила по рукам: — Куда грязными руками? Реборн словно заботливый дядюшка утёр внучке сопельки, вернее, продезинфицировал мои рученьки, и только тогда я возложила указательные пальцы на рану. В бою я вымоталась, хоть не сделала ничего такого. Сил у меня было немного, да и подлечивала я уже себя. Запас пламени Солнца почти иссяк, так что пришлось оставить остатки для второй раны. Хотела я или нет, но переворачиваться на спину, когда Реборн налепил мне несколько специальных пластырей на швы, пришлось. Вроде, крови потеряла много, но нет. Я почувствовала, как щёки вспыхнули, и там разгоралось целое пламя; вскоре волны огня захлестнули мою грудь и добрались до макушки, и я могла поклясться, что уши у меня красные, как спелые томаты. Было просто невероятно стыдно лежать с голыми сиськами при Реборне, пока он копошился с раной. То, что он специально не смотрел на моё «богатство», особенно вгоняло в краску. Я рделась так, что сходила с ума. И, как финальный штрих, Реборн меня ещё и забинтовал, не меняясь в лице от слова «совсем». Хотелось заорать: «Просто добей меня уже!», но пришлось сдержаться. Когда он закончил, то указал мне на койку. Я с трудом сползла с операционного стола и перебралась на койку. Под подушкой я обнаружила чистую пижаму, но надела только верх, завязав завязки, да и улеглась под одеяло. — Поспи пока, а мы разберёмся в ситуации. — Реборн стоял перед койкой и смотрел на меня. Глаза закрывались. Он мне дал ещё и снотворное, значит. — Хорошо. Когда Реборн двинулся на выход из палаты, я окликнула его: — Эй, Реборн?.. — Что? — Меня окатило чёрнотой его глаз, когда он потянулся к выключателю. — Нет, ничего… — Я передумала говорить. — Ты молодец, Гокудера. Отлично справилась. Вот только я так не считала. Реборн выключил свет и вышел. Двери закрылись за ним, и помещение погрузилось в темень. Я осталась одна. Наедине с собой, и это было самым страшным для меня наказанием. Погружаясь в дрёму, я не видела во сне спасения, страшась вновь встретиться другой Хаято. Спасите меня. Пожалуйста.Титаномахия будущего. Взрыв 80. Боль
4 марта 2019 г. в 20:35
— Цу-кун!
— Цуна-сан!
Голоса раздавались одновременно и далеко, и близко. А затем новая вспышка боли захлестнула всё, когда металлический шип был вырван из плоти.
— Насекомым и следует лежать на земле! Ха-ха-ха! — Мильфиоровец впечатал носок ботинка в рану на плече, вдавливая в землю.
У Цуны всё закружилось перед глазами. Он одновременно был в подобии вакуума и ощущениях в руке. Но он бы не был учеником Реборна, если бы не выдернул себя из этого состояния. Абстрагировавшись от боли, Цуна сконцентрировал в руке «жёсткое» пламя и схватил мильфиоровца за лодыжку.
— Что? Ещё трепыхаешься?
Мильфиоровец попытался подобрать с земли косу, но Цуна только этого и ждал. Когда давление в ноги чуть ослабло, он выпустил мощный заряд пламени тому в ногу, ещё сильнее смыкая пальцы на ткани одежды врага. Раздался оглушительный вопль.
— Щенок! Я убью тебя!
Извернувшись, Цуна перехватил руку мильфиоровца и опрокинул его на землю, не давая возможности дотянуться до коробочек, которые тот использовал.
«Или он меня, или я его», — осознал Цуна.
Это жестокий мир, даже ещё более жестокий, чем тот, в котором он жил ещё недавно. До попадания в будущее. Милосердие милосердием. Цуна бы не хотел никого трогать, он хотел жить спокойно, без нервов, но жизнь и окружающие его люди решили иначе. И сейчас или Цуна победит противника и вернётся к Хаято, или погибнет, а с ним и две девушки, что жались позади.
Цуна впечатал ладонь в лицо мильфиоровцу.
— Что?! Что ты задумал, щенок?! Лучше не трогай меня! Иначе!..
— Прости… — грустно обронил Цуна, и лицо мильфиоровца покрыл пламенный лёд «Адаптированного», распространяясь по всему телу врага за исключением грудной клетки. Рывок — и рука погрузилась в чужую плоть под рёбрами.
Задыхаясь, дрыгаясь, мильфиоровец забился в конвульсиях, а затем обмяк. Жизнь покинула его тело.
Цуна так и остался сидеть перед трупом, только руку из груди вырвал и вытер перчатку об землю, стирая кровь. Собственная кровь хлестала из раны, крупными каплями оседая на грязи и пыли. Тяжело было принять вторую отнятую жизнь, но Цуна слишком хорошо понял ещё с помолвки Хаято, что сильный просто возьмёт, да и заберёт дорогое твоему сердцу. Не потому, что ему надо. Просто он может. А если уж он собирается стать Доном Вонголы и бороться с Альянсом семей и всем миром мафии, то придётся идти против своего пацифизма.
Только вот давило всё это на психику.
Услышав несмелые шаги, Цуна повернул голову. На плечо Хару опиралась Кёко; девушки шли в его сторону и выглядели крайне испуганными. Только вот что — причина страха? Он, Цуна, или кровавая сцена, произошедшая только что?
— Он… мёртв?.. — Кёко смотрела на труп мильфиоровца широко распахнутыми глазами.
— Да. — Цуна, чуть поморщившись, поднялся с колен. Подумав, он вжал ладонь в рану, надеясь тем самым чуть замедлить поток крови. — Или мне не стоило его убивать?
Девушки замотали головами.
— Нет-нет, спасибо… Он хотел убить Хару и Кёко! Поделом ему! — приободрившись, воскликнула Хару и сжала пальцы в кулак в победном жесте.
Цуна ещё раз окинул взглядом Кёко. Такую милую, такую женственную, но… Она слишком чиста для него. Да и не получилось бы у них ничего. Хаято — самое светлое, самое яркое, что было у него в жизни, и Цуна ни за что не откажется от неё из-за кратковременного помешательства.
— Стоп, а Хана не с вами, разве? — опомнился он.
Хару и Кёко переглянулись.
— Но Хана сейчас с Бьянки и Фуута-куном… — озадачилась Кёко.
— Точно, мы разделились! — поддакнула Хару.
— Ясно, с этим решили, — Цуна подошёл к девушкам и подхватил Кёко под руку, понимая, что Хару одна её не дотащит, — идём к остальным. Нам не стоит разделяться.
От девушек приятно пахло духами, щекоча ноздри, но Цуна думал только о Хаято, молясь, чтобы с ней всё было в порядке.