Душу оставь мою, её укроет океан. У бездны мы на краю, пустых желаний начать все заново. Слепят огни кают, и мы с тобой идём ко дну.
Прошло уже 56 часов. Наверное, Антон бы и минутами считал, если бы были силы. 56 часов. 56 часов, как он лежит. И черт бы побери, если бы он лежал там хоть чуточку другим. Но он все такой же прекрасный. О случившемся напоминала лишь белая кожа и небольшой шрам у губы. На лице даже как будто чуть сквозил улыбка. Грудь мерно поднималась. Он бы сказал даже, что Арсений просто спит. А он и спит. Вот только его не разбудить. Черт, Антон был так потерян. Уже больше часа в его голове кружилась сказка и Белоснежке. И только поцелуй любви может его разбудить. Антон сидел в коридоре и нервно осматривал проходящих мимо врачей, больных и посетителей. Ну почему его никто не поцелует? Он даже почти было спросил это у Алёны. Ну же, она же его любовь. Пусть поцелует. Арсений должен очнуться. Он не может так долго спать, просто не может… -Может, по домам? – спросил Дима, тяжело вздохнув и сочувственно посмотрел на парнишку. Он никогда не видел Антона таким потерянным. Таким побитым. Его глаза были мертвы, будто он сам спал сейчас рядом там, с другом. Дима видел, что во всем Антон винит себя. Да тут можно было кого угодно винить. И Позова самого тоже. Он давно заметил, что между парнями что-то происходит, что-то куда более серьезнее шипперских фанфиков, что-то глубже слухов о геях. Но он не хотел говорить об этом с Арсением, как будто боялся, что тот еще больше разозлится, что совсем поругается с фанатами или же самим Шастуном. Поэтому говорил с Антоном. Как раз до этой вечеринки. Антон уже тогда не понимал, что происходит. Как будто тянул себя вниз, на зло. Дима смотрел на него и видел испуганного мальчика, который подошел к реке, привязал к ноге огромную гирю и прыгнул вниз. Но он хотел просто спокойно утонуть, а нечаянно зацепил цепью Арсения и утащил за собой. Вот только Антон-то выплыл, а Арс… А Арс лежал в коме. Дима не мог смотреть на друзей. Не мог смотреть на Сергея, который злобно стучал кулаком в стену и матерился, не мог смотреть на Алену, которая тихо плакала. Но больше всего не мог смотреть на влюбленного парнишку, который за эти 56 часов постарел на десять лет. Все они тут считали часы. Врачи не давали никаких прогнозов, но надеялись лишь, что совсем скоро он очнется. Он должен очнуться. -Я не пойду домой – спустя десять минут произнес Антон. Их пустили к Арсению буквально на пять минут, но потом что-то пошло не так, приборы запищали и всех тут же вывели в коридор. Следом вышел доктор, пожал плечами, произнес что-то про то, что надо ждать, что состояние стабильное и возможно что-то там еще. Шастун не слышал. Он ничего не слышал, кроме последних слов, сказанных друг другу. Он ненавидел себя за то, что отпустил Арсения. Ненавидел свои слабости, ненавидел предложение Ире. Кстати, где вообще Ира? -Уехала домой же - ответил Дима. Что же, видимо Антон спросил это вслух. Неважно. Он не знает, сколько еще так просидели они в тишине, перебиваемой лишь репликами немногочисленных посетителей и врачей. За окном уже темнело. Антон глянул на часы. 63 часа. -Шаст, поехали ко мне, а – вклинился Сережа – Надо отдохнуть. Сережа не позвал бы его к себе просто так- подумал Дима. Он боялся отпускать Антона. Да и ему самому не хотелось оставаться одному. -Или ко мне – поддержал Дима – мои будут не против. -Нет, парни, спасибо. Я поеду домой – мертво сказала Антон и встал со своего стула. Дима волновался, доберется ли парень до квартиры вообще. Он шел безумно медленно, а руки безвольно висели вдоль тела. Все стали спешно собираться следом, на Алене не было лица, она через силу подошла к Сереже и Диме. -Мне домой надо. Кьяру надо отдать матери. Я полечу, но завтра уже вернусь обязательно. Оставлю дочку и тут же вернусь – нервно заговорила женщина. -Конечно, конечно – Серёжа приобнял ее за плечи – не переживай, мы за ним проследим. -Я вернусь… Это последнее, что слышал Антон. Он вышел из больницы, закурил и глянул на часы. Почти 64 часа, как он спит. Шастун не помнит, как добрался до дома. Не помнит, что там встречала его Ирина, налила ему чаю, уложила спать. Он помнил лишь свой сон. Где ходил в полной темноте, под ногами как будто была вода, и он даже не понимал, в помещении находится или нет. Просто было темно. Антон ходил во мраке очень долго, пока не увидел белое пятно вдалеке. Подойдя ближе, он понял, что это Арсений. Лежит прям тут, посреди темноты, в белой рубашке, в которой был на вечеринке. Лежит, такой же красивый, как и в той палате. Он спит. Просто спит.***
Наш корабль бьётся о камни. Наш корабль — это Титаник, — И он тонет, и мы тонем....
73 часа. Из них Антон ел 15 минут, спал 20 часов и курил 70. Вот он снова втянул успокаивающий дым, успокоил дрожь в руках и прошел в больницу. Его даже вновь впустили в палату. Даже не спросили ничего, видимо помнили, как он в безумстве влетел сюда несколько дней назад, как рвался к Арсению и не хотел уходить из больницы в первый день. Медсестра лишь грустно улыбнулась без того исхудавшему парню и пропустила к больному. Это слово никак не хотело относиться к Арсу – подумал Шастун. Какой же он больной? Лежит, как будто между сценками перерыв, а он устал и решил отдохнуть. -Арс – вырвалось у Антона. Но парень не ответил. Шастун присел рядом на кровать и коснулся руки, заклеенной трубками от капельниц. Тишину в палате прерывал лишь мерный писк аппарата. «Вы говорите с ним почаще» – сказала ему медсестра, провожая в палату. -О чем с тобой, заносчивым придурком говорить? – улыбнулся Шастун, невольно сжимая руку мужчины – Ну, положим, ты явно меня переживёшь после всего этого. Ты то проснешься, а я во уж столько сигарет выкурил, что чувство, будто лёгких у меня больше нет. Вот проснешься, я тут же брошу курить. Обещаю. Уверенно кивнул Антон другу. На секунду ему показалось, что Арсений улыбнулся уголком губы. Он даже как будто услышал его веселый, чуть раздражённый, голос, который сказал что-то типа: «Шаст и сигареты – вещь неразлучная. Никогда ты не бросишь курить, обманщик». Этого воодушевления хватило Антону, чтобы еще несколько часов он без умолку рассказывал что-то Арсению. А тот как будто смеялся в ответ, улыбался, кидал колкие фразы. За вот таким вот разговор Антон не заметил, как часы уже перевалил обед. И ему пора было уже уходить. -Я приду к тебе завтра – пообещал Антон – Ты, главное, жди. Шастун уже было хотел уходить, но кинул последний взгляд на руку Арса. Она была вся в катетерах, по ней бежали неестественные синие полоски вен. Как рука Антона была закрыта браслетами, так руки Арсения трубками. Трубками, которые показывали, что нет, Арсений не спит. Что все куда хуже. Шастун посмотрел на свою правую руку. Здесь висел его любимый браслет и любимое кольцо, которое подарил когда-то сам Попов. Браслет был тоненькой цепочкой, серебряный, это был его счастливый оберег, который болтался на худом запястье чуть ли не 8 лет уже. Антон медленно расстегнул застежку и аккуратно надел браслет на руку Попова. Вот, теперь она выглядела куда лучше, улыбнулся и сам себе кивнул довольный Шастун. И после вышел из палаты, чтобы выкурить еще пару пачек.***
Большего не дано нам, нет ни тайны за бортом. Ты так смотришь на волны, хочешь запомнить. Собирай по каплям былое сквозь ладони.
Изо дня в день ничего не менялось. Антон говорил с ним и на следующий день, говорили с ним и парни, и Алена, которая спешно вернулась в Москву. Вот только Шастуну показалось, что отвечать Арсений стал все меньше. Все реже улыбался и смеялся. Антону две ночи кряду снился все тот же сон. Где мужчина лежит в той темноте, и спит. Мысль о поцелуе все не выходила из головы Шастуна. Он видел, как Алена поцеловала Арса, как будто ее саму посетила такая же идея. Но ничего не произошло. Он не просыпался. Прошел еще день. Ничего не менялось. А доктора все разводили руками, говорили, что улучшений нет. Но пугало Антона больше не это, а то, что Арсений совсем перестал говорить. Теперь он просто лежал там, в палате, и грустно улыбался каждому, кто приходил его навещать. Сегодня Антон не смог долго сидеть с ним. Он видел, как жизнь уходит из мужчины, но сделать ничего не мог. Абсолютно без сил он добрался до дома, в котором оказался один. Несмотря на произошедшее, Ира работала и сегодня явно задерживалась. Антон выпил виски, обжигающий горло, выкурил очередную сигарету и провалился в сон. Снова в него. Здесь по-прежнему было темно, а от Арсения теперь отходил еле заметный лучик света. Антон уже привычным движением упал на колени рядом с мужчиной и коснулся его щеки. Она была холодная, как будто каменная. Да и весь Арсений лежал здесь, как просто искусно сделанная статуя. Неподвижная и неживая. Это страшное слово промелькнуло в голове Шастуна, заставив нервно дернуться. Нет, он не даст умереть Арсению. Он не сможет жить дальше, если еще хоть раз не увидит этих аквамариновых глаз, этих ямочек на щеках, этого привычного движения, поправления челки. Он как принцесса, которую может разбудить лишь поцелуй любви. Мысль не покидала голову Шастуна. Парень огляделся вокруг, как будто из темноты за ними мог кто-то подглядывать. -Арс – впервые в своем сне произнес Антон. Голос разнесся эхом и ударил по ушам. Мужчина на полу как будто чуть дернулся, силясь повернуть голову на звук. Антон провел рукой по его волосам, коснулся вновь холодной щеки, подушечкой пальца коснулся губ. Он так любил смотреть, как они улыбаются…Только поцелуй любви может разбудить… И снова эти глупые и наивные мысли в голове 26 летнего взрослого мужчины. -Это так глупо – произнес он вслух и наклонился над лицом Арсения. Губы парня оказались не такими холодными, как лицо. Они были чуть жестковатые, теплые и со вкусом Арсения. Антон не знал, как понял это. Но это точно был вкус и запах Попова. Поцелуй был мимолетный, но нежный и такой родной. Это всего лишь был сон, но Антон чувствовал себя, как наяву. В эту ночь его разбудил звонок медсестры, которая заботливо взяла его номер и обещала позвонить, если что-то случится. -Он очнулся – услышал в трубке Шастун – Очнулся.Судьба вела до берега, Но целую ночь мы плыли в никуда. И стены льда сомкнули в круг; Мы снова вдвоём, но мы идём ко дну!