Анчар

Этот город кажется мне непостижимым: какое-то особое место, топос, если хотите, с которым связано множество сюжетов классической русской литературы. Где же я читала, что этот город – всего лишь сон Петра, построенный вопреки всем рациональным доводам, и люди, живущие в нем теперь, на самом деле тоже всего лишь отголоски чьих-то снов? Не помню. Среди людей, спешащих наверх, к выходу из метро, на остановке и в автобусе, перебегая от улиц к проспектам, где типичные дома сталинской эпохи вдруг сменяются образцами памятников восемнадцатого века, я тоже чувствую себя всего лишь чьим-то сном. Город-феерия, город-не-реальность, город-мираж… Я ещё не его часть, но он так милостив, что позволяет мне забыться, затеряться, с головой погрузиться в эту нереальную жизнь. На что я променяла свой дом, своих многочисленных друзей, связи с которыми на расстоянии неизбежно порвутся, не выдержав натяжения? На студенческое общежитие, на толпы серых незнакомцев, среди которых иногда мелькают яркие пятна людей, «идущих против системы», на холодные одинокие вечера с зелёным чаем в щербатом стакане – переезд пережит не без ущерба… В ноябре я с изумлением смотрела на зелёную траву, слушала рассказы мамы о сугробах по колено и хотела выть от тоски. В ноябре в первый год здесь было особенно паршиво, зато так далеко от соблазна сказать что-то не то, посмотреть не туда, а главное, от соблазна утонуть в жалости к себе. Первые месяцы не были такими тяжёлыми. Золотая осень была прекрасна, и я познакомилась с сотней маленьких уютных кафе, парками, в которых деревья с достоинством роняли жёлто-красные листья. Как и положено приезжим, сентябрь и октябрь я отдала полностью на знакомство с официальной стороной этого города – красивой и немного напыщенной. В ноябре я устроилась на работу, солнце стало редким гостем, и серая тоскливая рутина затянула меня. Не тот омут, в который мне хотелось окунуться с головой – тот был синеглазым, с насмешливыми улыбками и дурацкой привычкой подкалывать меня по поводу и без. Тот был первый – и надеюсь, единственный – раз, когда я потеряла голову, забыла о своём пофигизме и узнала, каково это, когда из тебя вьют верёвки. По прошествии нескольких месяцев в Петербурге мне стало стыдно за своё поведение. Температурный режим здесь мне не казался таким уж холодным, зато воздух, капельками оседающий на окне, был вполне отрезвляющим. В город-чужих-снов, в город-феерию, город-праздник (но только для гостей), я приехала (сбежала, вообще-то, будем честны, но я не хотела дождаться приглашение на свадьбу от лучшей подруги и того, кто мне никогда ничего не обещал) не просто так: я собиралась исполнить ещё школьную мечту, пусть и вторым образованием. Приехала, почти поругавшись с матерью, зато с полного одобрения отца. Петербург принял меня вполне приветливо (мне говорили, что он любит сильных: что ж, если так, то по окончанию обучения меня, вероятно, попробуют на зуб, если я решусь остаться). Самое главное, что Петербург, за три тысячи километров от моего родного дома, вернул мне трезвость мысли и напомнил о моих целях. Осень здесь, конечно, оказалась премерзкая, зато как бодрила! Зима – ненастоящая и какая-то неправильная, со слякотью и снегом, превращающимся в лужи – затянула тонкой корочкой мою разбитую душу, заставила поверить, что всё по-прежнему. А потом город укутался в лёгкую снежную шаль, и я, кажется, окончательно заблудилась среди своих и чужих снов, перепутав верный поворот… Я проснулась потому, что забыла с вечера задёрнуть шторы, и солнечные лучи жалили меня прямо сквозь чисто вымытое окно. А упорно цепляться за остатки сна и залезать с головой под одеяло я не стала по двум причинам – одеяла не было (в такую-то жару!) да и сон оказался не слишком приятным. Подняться с постели, уже не удивляясь непривычной высоте, собрать длинные волосы в хвост (какая морока с ними!), размяться, потому что от незатейливой утренней зарядки может зависеть жизнь практикующего киллера-мафиози, переодеться в свежую одежду и спуститься на завтрак – уже привычная цепочка утренних дел. Сны – то мои, то Бьянки – исправно навещали меня каждую ночь. Оставалось только проверить по диктофонной записи, что я не говорю во сне, потому что не хотелось бы так глупо выдать себя. Иногда, если я глубоко уходила в свои мысли, то ловила себя на характерных для моей предшественницы жестах, зато если я пыталась сосредоточиться и вести себя точно, как она, получалась какая-то нелепица. А ещё мне страшно хотелось курить, хотя у этого тела не было никотиновой зависимости. Первая пачка сигарет улетела в миг, я даже не успела заметить, а когда закончилась, пришлось мужественно удерживать себя от покупки новой. Я старалась. Реборн был так любезен, что пообещал мне написать, когда Хаято окажется в Намимори. Я не спешила: не знала, о чём говорить с парнем, и опасалась, что всё-таки утратила какие-то важные воспоминания. Бьянки-то сгорела, и то, что мне достались все воспоминания, ни разу не факт. Впрочем, даже если и достались, в моей голове сейчас такая каша от столкновения двух личностей, двух жизней, причём очень разных, что я сама не уверена в том, что происходило со мной, что было с Бьянки, а что оказалось выдумано галлюцинирующим мозгом. Где же те фикрайтеры, которые так легко переживали переселение в другой мир? Как им это удавалось? Опыт сбора себя по осколкам у меня был, но тут требовалось что-то иное. Распутать клубок? Разобрать по разным мешкам чечевицу и рис? Это ещё не сводило меня с ума, но опасно так подталкивало к грани. Больше безумия я боялась только то, что Урагану стану также неугодна, как и первая хозяйка, и меня сожгут. Мне нужна была в этом мире хоть какая-то опора, и я решилась: у меня была пара месяцев, прежде чем Хаято разберётся с предыдущим заказом. И первым же рейсом я прилетела в сицилийский городок на берегу моря, где всем заправлял Алессандро Марино, наш с Хаято отец. Дом Семьи (один из множества, но в этом прошло детство Бьянки) встретил меня так, будто я никуда и не уезжала, будто не было этого подросткового бунта, будто я… будто домой вернулась именно я – любимая дочь и будущая хозяйка. Конечно, Алессандро… отец знал, что я прилетаю. Я не скрывалась, покупая билет, напротив, хотела дать ему выбор, посмотреть, что он сделает. Если бы я, вернувшись, застала только горничных и управляющих, это стало бы знаком, что в этом мире у меня не будет отца. Но он ждал. Ждал меня в том самом доме, единственном, который я хотела бы навестить, чтобы вспомнить о том времени, когда готовить печенье брату ещё было безопасно. Я влетела в его кабинет, стоило только услышать, что меня ждут, и замерла на пороге. Алессандро Марино был из тех людей, которых возраст только красит. Отцу было сорок восемь. Седина уже посеребрила виски, но светло-зелёные глаза смотрели ясно и спокойно. – С возвращением, дочка, – сказал он, вставая из-за стола, а в следующий миг я обнаружила себя рыдающей на его плече. Как же нам, оказывается, не хватало отца… Нам обеим. Нам понадобился не один вечер, чтобы высказать накопившиеся претензии, объяснить, что чувствовали мы оба (и я без сожаления выливала на Алессандро ту ненависть, что копила Бьянки к самой себе), я поделилась планами по разговору с Хаято и осторожно высказалась о том, каким вижу своё будущее и будущее нашей Семьи. – Значит, Вонгола… – потёр подбородок мужчина, когда я обрисовала вкратце задание Хаято и своё собственное. Моим нанимателем считался Реборн, и он просил меня о помощи в обучении будущей Десятой (этот момент до сих пор меня смущал) и в её защите. Забавно, потому что мы оба понимали, на кого я в действительности буду работать. – Что ж, это лучший вариант, чем то, что его ждало бы здесь. Хотя я предпочёл бы не видеть Хаято мафиози. Я грустно усмехнулась: после наших разговоров мне открылась ещё одна причина побега младшего брата: ему казалось, что отец считал его слишком слабым в отличие от старшей дочери, значит, сделал вывод подросток, отец любил Хаято меньше… а потом вскрылась вся эта история с Лавиной, и братец посчитал, что причина такой несправедливости в том, что отец с моей несостоявшейся мачехой не сочетались законным браком. Безбашенный Ураган умчался доказывать всем, что он на что-то способен, что он круче, чем кто бы то ни было… и вляпался в мафию по уши. Как говорится, хотели как лучше, а получилось как всегда. Девятого Вонголу отец недолюбливал, но родительское благословление я получила и на обучение вероятной Десятой некоторым чисто женским хитростям, и на ненавязчивую помощь брату. Главное было не спугнуть последнего и не вызвать подозрений у надсмотрщиков первой. Как и я, отец предполагал, что девчонку из японской глубинки вряд ли сделают реальным боссом, но теперь у нас были свои резоны привести её к власти. И даже если Савада будет сопротивляться, я сделаю всё, чтобы она стала настоящим, легендарным Десятым боссом, а Хаято был её верной Правой рукой. Отец вообще мягко посоветовал мне подружиться с девочкой. Не знаю, не знаю. Может так статься, что я для неё окажусь хуже Реборна, особенно если действительно мне представится шанс натаскать её до нужного уровня. Впрочем, если всё будет очень плохо, я просто схвачу в охапку брата и уеду. Босс Вонголы, негласный король мафии, один из влиятельнейших и богатейших людей в мире – это вам не шутки. Наверняка будет грязная игра, будут подставы и покушения. Тягаться с Вонголой напрямую мы не сможем. И… Где-то на середине этих размышлений я поймала себя на том, что воспринимаю Хаято как родного брата, пожелания Алессандро воспринимаю практически как приказ и горю желанием исполнить их, а необходимость ввязаться в чьи-то игры и шанс половить рыбку в мутной воде вообще жду с нетерпением. Чертыхнулась. Припомнила ещё парочку грязных оборотов на нескольких языках. И подумала, что привычка плыть по течению вынесла меня куда-то не туда. С другой стороны, я ведь знала, что от мафии мне не уйти. И поддержка Алессандро Марино многое для меня значила. Откуда только взялся этот несвойственный мне восторг и желание показать себя, сметая все препятствия на своём пути? Неужели?.. Когда-то я раздумывала над тем, что Пламя и его разновидности напрямую связаны с психотипом человека. Но что, если это работает и в обратную сторону? Это ведь Пламя Урагана привело меня в этот мир, когда его не устроила предыдущая хозяйка… Мне нужно подумать. А пока стоит внимательно отслеживать свои действия и не наделать глупости только из-за взрывного характера. Да, чувство поддержки и не-одиночества окрыляет, но не стоит забывать о здравом смысле. Я терпеть не могу терять контроль над собой и ситуацией и уже получила наглядный урок, что ни к чему хорошему это не приводит. Теперь же… теперь у меня есть не то чтобы глобальная цель, но первичная задача: позаботиться о брате и своей Семье. Мне есть, зачем жить.