Love is madness

У Сережки волосы с детства что огонь — даже засаленные от недельного немытья и растрепанные, как незнамо что, похожие больше на горящее воронье гнездо, они все равно кажутся Олегу очень и очень красивыми. Сережкины волосы так и тянет потрогать, чтобы убедиться, что они настоящие, зарыться в них пальцами да перебирать, словно драгоценности, и Сережка смеется, румянцем покрываясь: — Эй! Руки куда?! Но все равно позволяет себя поймать, и косички себе плести позволяет (косые и неумелые, но Олег очень старается, правда), и вообще Олегу много чего дозволяется, чего простым смертным нельзя. Сережка воспиталкам руки за волосы свои откусить готов — а для Олега прядь срезает сам тупыми портными ножницами и протягивает, связав концы огненно-рыжие. — Это как Уроборос, — говорит Сережка, вкладывая прядь в его ладони и мягко закрывая пальцы. — Ну, знаешь, змея такая, которая саму себя за хвост кусает. Мне мама в книжке показывала. — А-а, — бессмысленно тянет Олег, потому что ни слова он не понимает, а все, что значение имеет — рыжая прядь у него в ладонях. — Сереж, так ведь проплешина же теперь будет… — А ну и что? — Сережка смеется звонко, заговорщицки, улыбается широко-широко — и по носу его щелкает. — Волосы не ноги, чай отрастут. Олег растерянно взъерошивает свои волосы и крепко сжимает в руке показатель сережиного доверия. — Но мне нечего тебе взамен… у меня же и волос-то длинных нет, а короткие заметят, да и потеряются… — А мне и не надо ничего взамен, — Сережа улыбается да волосами-костром взмахивает гордо. — Ты просто рядом будь, хорошо? И Уробороса нашего не потеряй. Олег чувствует, что вспыхивает как спичка, — и кивает.