Перекресток осени

О том, что в Деревне Песка поселилась прекрасная незнакомка, Гаара узнал последним. Вернее, он последним обратил свое внимание к ее небольшому магазинчику в конце Пустынного тупика. Он попал туда случайно, точно по наитию. Задумался о чем-то, и ноги сами привели его к небольшой, темной лавчонке со странным названием «Перекресток осени». По обеим сторонам низкой двери — входа в лавку — стояли вырезанные из глины ажурные светильники в форме тыкв и какие-то вьющиеся лозы в тяжелых вазах.       Дверь в лавку была открыта. Изнутри доносился едва уловимый аромат свежей выпечки с корицей. Он бы никогда не решился зайти туда, если бы не порыв ветра, внезапно вырвавшийся из лавки и повлекший за собой стайку осенних листьев — большую редкость в деревне, где и деревьев-то нет. Гаара немного помедлил у входа и, наконец, зашел в лавку.       Казалось, хозяева покинули магазинчик много лет назад, оставив его на растерзание осеннему тлену. Везде: на полу, на небольшом круглом столике, на окне и полках, лежали осенние листья. Тут и там стояли пузатые рыжие тыквы, какие-то травы и сухоцветы. Полки пестрили от банок с варением и темных бутылок настоек. На одной из них Гаара прочитал: «Настойка от несчастной любви. Принимать каждый день по чайной ложке в течение месяца» и ниже приписка мелким, витиеватым почерком «Не плачь, сестренка, и это пройдет».       В дальнем углу, высоко закинув ноги на одну из полок, читала книгу девушка. Видимо чтение так захватило ее, что она не сразу заметила вошедшего. Но, когда Гаара сделал шаг ей навстречу, девушка оторвалась от книги и удивленно посмотрела не него большими карамельными глазами. От ее теплого, ласкового взгляда по телу Гаары побежали мурашки. Хотя он ничего не понимал в женской красоте и не мог бы наверняка сказать, правда ли ясноглазая незнакомка так прекрасна, как говорят о ней люди в деревне, но он мог поклясться, что чувствовал обволакивающее тепло, исходящее от нее. Непривычному к теплым взглядам Гааре было сложно долго переносить ее жар. Он кашлянул, отвел глаза и сделал вид, то изучает содержимое витрины.       — Вы выглядите как человек, которого сейчас может спасти только чашка кофе и задушевный разговор, — вдруг сказала девушка и полезла под прилавок что-то искать.       Мгновение спустя на прилавке перед Гаарой оказалась большая деревянная мельница для кофе, медная турка и пара глиняных кружек салатового и морковного цвета. Девушка насыпала в мельнику кофе и поставила ее поближе к Гааре. Он послушно начал перемалывать ароматные зерна. Девушка тем временем достала небольшую переносную плитку, разожгла в ней огонь и подготовила все необходимое.       Пока варился кофе, они не произнесли ни слова. Девушка быстрым и ловким движением разлила содержимое турки по кружкам и протянула одну из них Гааре, жестом приглашая его присесть за круглый столик. Сделав пару глотков, Гаара почувствовал, что ему и правда становится легче. У него был ужасный день и, самое неприятное, все проблемы так и не удалось решить. Значит, к ним придется вернуться завтра. Опять ловить на себе разочарованные взгляды и мечтать оказаться где-нибудь подальше отсюда. Когда он вернулся из лабиринта своих мыслей, девушка протянула ему руку и коротко представилась:       — Я — Рин. Тебе лучше?       — Намного, — признался Гаара, пожимая руку девушки. Рука оказалась мягкой, теплой и слегка влажной, будто со сна.       Рин улыбнулась, вскочила и принесла с витрины два облачка пирожных в миндальной посыпке.       — Пока за счет заведения. Расплатишься, когда станешь счастливым.       Ее слова эхом разлетелось на миллионы осколков в голове Гаары. «Что значит, когда станешь счастливым? Она не знает, кто я? Не знает, что не только счастье, а хотя бы успокоение для меня недостижимая мечта? Кто она?».       Будто прочитав его мысли, Рин улыбнулась еще шире, повела плечами и начала рассказывать о своей жизни. Как они с покойным братом путешествовали по свету, не задерживаясь подолгу на одном и том же месте. Их родителей почти сразу после ее рождения забрала война. Брат был для нее и отцом и матерью, но от сырой кочевой жизни в его груди поселился алый цветок, который и задушил его во сне два года назад. С тех пор Рин скитается в поисках дома, зарабатывая на жизнь пирожными и мутными полумагическими настойками, оставшимися от брата.       Гаара слушал ее, как завороженный. Во время рассказа Рин качалась на стуле и смотрела в какую-то ведомую только ей даль. Гаара не мог оторвать от нее свой взгляд. Он чувствовал, что тонет в мерном тембре ее голоса, бездонной глубине ее теплых глаз и неведомой ему раньше спокойной силе, которая исходила от нее. Ему еще никогда в жизни не было так спокойно, как сейчас рядом с ней.       Рин закончила свой рассказ и повернулась к нему с немного печальной улыбкой. Вдруг часы на городской ратуше прозвонили три часа ночи. Гаара вздрогнул: значит, они так просидели уже больше пятни часов, а он не чувствует усталости и желания спать.       — Время духов, — задумчиво сказала девушка. — Кажется, тебе пора возвращаться домой.       Гаара встал и направился к выходу. Не сдержавшись, он все же обернулся в дверном проеме.       — Я буду рада тебя видеть. Приходи, — тихо с улыбкой сказала Рин, подпирая щеку маленьким кулачком.       Гаара кивнул и вышел в прохладную ночь.