Мусоропровод

Когда Луффи говорил, что Ло прекрасный врач, он ничуть не лукавил. И дело было даже не в том, насколько Трафальгар профессионален или как он относится к пациентам, а в его подходе. Ло умел лечить так, как не вылечил бы кто-то еще. Это было сложно объяснить. Луффи часто обдирал локти, ладони и колени, сотни раз спотыкаясь, падая, врезаясь в кого-то, и даже после перебинтовки Эйса он не ощущал себя таким счастливым, как если бы этим занялся Ло. И алгоритм обработки ран никогда не отличался оригинальностью, но когда Ло касался сухими губами ободранной кожи, дул на нее и тихо спрашивал "сильно болит?", у Луффи поднималось волнение, да такое, что сердце делало кульбит. Ло мог кривиться в презрении или насмешливо кому-то улыбаться, мог демонстрировать пренебрежение, осколки льдинок в глазах, и у людей спина покрывалась холодным липким потом, когда Трафальгар с ними разговаривал. А еще Ло мог безжалостно делать людям больно, когда вправлял им вывихи или накладывал гипс, потому что не терпел грубости и невежества, не любил, когда раздавали ему советы, пока он делал свою работу. И все равно он оставался прекрасным врачом, потому что ни один психолог не смог помочь Луффи оправиться после смерти брата, а Ло смог, хотя у него не было на это особо веских причин. Они столкнулись в магазине. Ло заметил порезанную ладонь Монки, небрежно перемотанную толстым слоем бинта, да так, что нельзя было сжать кулак. - Больно, наверное, - сказал он, и Луффи кивнул, соглашаясь, что это действительно больно - терять любимого старшего брата, хотя Трафальгар говорил о другом. С тех самых пор, когда Ло впервые перевязал рану Монки, сделав это максимально бережно, Луффи начал что-то ощущать. Какой-то слабый интерес к жизни, к самому Ло и ко всему остальному, что недавно потеряло значение. Ло выглядел одиноким, и Монки подумал, что он, вероятно, тоже однажды кого-то терял. Поэтому ободранные ладони каждую неделю стали нормой: Луффи хотел увидеть Ло, но не мог придумать более веского повода, чем собственные раны. Поцарапанная кожа - это не то, чем Ло стал бы заниматься; у него была масса других важных и не очень дел, но Луффи об этом было совсем не обязательно знать. - Сильно болит? - спрашивал Трафальгар, чтобы заполнить тишину, и Луффи сухо кивал, наблюдая, как Ло наклоняется, чтоб коснуться края раны губами. - А теперь? И Монки мотал головой, потому что болеть и правда начинало меньше. Может, ему казалось. Может, это было самовнушение. Может, Ло просто что-то знал, что-то такое, что помогало уменьшить чужую боль. Ло был прекрасным врачом. Луффи это понял, когда ему стало легче дышать. Сколько заняло лечение? Месяца два? Восемь недель, и в груди кололо уже не так сильно, хотя все еще хотелось заживо содрать с себя скальп. Ло умел лечить, и дело было совсем не в его профессионализме или отношении к пациентам, а в его подходе, и для каждого человека подход должен быть особый. К Луффи найти подход оказалось труднее всего, но Ло смог. Будто по щелчку пальцев, всего лишь взяв в руки бинт. Целовать раны, чтоб они меньше болели - глупо, так делают только мамы, и только если дети маленькие, но Ло знал, что на Луффи это сработает. И смысл обитал не в иррациональности, а в чувстве: Трафальгар это чувствовал, как чувствуют любовь или счастье. Чувствовал, потому что однажды его самого вылечили так же. Ло целовал больные места Луффи, прекрасно понимая, что не уменьшит душевное страдание от потери, но это помогало Луффи ощущать себя легче. И если люди говорят правду про приглушение психологической боли физической, то это должно работать и в обратную сторону. Луффи знал, что после каждой фразы "сильно болит?", чуть меньше начинали болеть не только ободранные ладони, но и что-то ноющее в области сердца. У Ло просто был правильный подход. Ведь, несмотря на его гениальность и профессионализм в плане хирургической деятельности, он когда-то мечтал стать кардиологом.