Ведьмак

      Чимин не находил себе места. В течение следующей недели после откровенного разговора Чон интенсивно шел на поправку, что несомненно радовало юное сердце ведьмака, но ожидание следующих действий инквизитора заставляло чувствовать тревогу. Пак понятия не имел, что же предпримет Чонгук, как распорядится его судьбой, хоть и готов был вверить всего себя в руки красивого парня с пронзительным взглядом.       Чон периодически возвращался к тому разговору, пытаясь разговорить ведьмака, выяснить подробности происшествия, но Чим упорно молчал, хоть и понимал, правда всплывет, это только дело времени. Инквизитор тоже понимал это и старался не давить на Пака, вскользь задевая волнующую его тему. Но видя, как меняется выражение лица Чимина с веселого и беззаботного, а после гнетущих вопросов на печальное и угнетенное, менял тему на более приятную Паку.       Парень стал более открытым, уже не так туго шел на контакт. Расспрашивал ведьмака о его занятиях и даже иногда улыбался, слушая нереальные рассказы о духах леса и земли, без помощи которых Пак, скорее всего, сгинул бы в этом лесу, не протянув и недели.       Инквизитор смотрел на увлеченного делами парня и никак не мог понять, какие чувства вызывает в нем маленькая, хрупкая фигурка, без устали окутывающая его теплом и заботой. Иногда Чон думал, что даже от родителей он не получал столько любви и нежности, сколько подарил ему за столь короткий срок красивый рыжеволосый юноша с чистыми изумрудными глазами. Они определенно завораживали Чонгука, не будь он обучен правилам противостояния ведьмам, скорее всего давно уже потерял бы голову от нежных пухлых губ, что в свете ночного камина легонько приоткрывались во сне.       Но всякой выдержке приходит конец. В одну из теплых весенних ночей Чон долго ворочался, не найдя в себе силы просто закрыть глаза, не думать о чем-либо и просто заснуть. Под боком сопело теплое, давно уснувшее сладким сном тельце парня с раскиданными по подушке рыжими прядями мягких волос. Будучи молодым и горячим мужчиной, не имевшим возможности выплеснуть накопившиеся эмоции, вот уже в течение нескольких недель Чон заставлял себя не думать о беззащитном и податливом юноше рядом. Несколько мучительных часов Чонгук провел, убеждая себя, что все это неправильно. Ведьмак питает к нему нежные чувства, и воспользоваться этим претило чести инквизитора, да и негоже это думать в таком ключе о парне-ведьмаке. С трудом, но все же уснув уже за полночь, во сне Чон дал волю разбушевавшимся гормонам и воображению.       Чимин проснулся от неожиданно жарких и крепких объятий инквизитора, чуть не задохнувшись от восторга и переполняющих его чувств. Чон прижимал хрупкое тело во сне с такой страстью, шарил огромной ладонью по спине юноши, а Пак, заливаясь краской, судорожно соображал, как поступить. Разбудить Чонгука было бы самым правильным решением, но духу на это просто не хватило, как и желания. В теплых и необычайно нежных руках хотелось остаться навсегда. Сердце билось с удвоенной скоростью, а возбуждение накатывало волной жара от кончиков пальцев до макушки. Чимин обнял в ответ. Всякие движения прекратились, а дыхание Чона немного успокоилось, тот прижал ведьмака к своей сильной груди и, кажется, провалился в слишком глубокий и спокойный сон. Чим тихонько прикрыл глаза, прижимаясь нежной щекой к крепкому плечу, и просто наслаждался отведенным ему до утра временем.       По утру Чонгук пришел в тихий ужас. Мягкий, помятый парень сладко спал на его плече, прижатый его собственными руками, не имеющий ни возможности, ни желания уйти от цепкой хватки инквизитора. Чон взглянул на спящее лицо ведьмака, млея от ощущений и ужасаясь собственной реакции. Тело было готово. Тело хотело. Но мозг понимал, что это уже совсем противоречит сказанным им словам, принципам и правилам жизни инквизитора. Чонгук тихонько скинул мягко льнущего к нему парня и поднялся в постели, отворачиваясь к прогоревшим в камине углям.       — Что, так противно? — услышал за спиной мягкий, сонный голос ведьмака.       Слов не находилось. Нет. Определенно не противно. Развернувшись и увидев картину, представшую перед ним, Чон обомлел еще сильнее. Растрепанные волосы, словно поцелованные лучами восходящего солнца, пробивающегося в дом сквозь оконную раму, глаза, немного припухшие ото сна, казалось, искрятся озорством и немного печалью. А эти губы! Боже, да за такие и убить можно и жизнь отдать, если потребуется. Инквизитор громко сглотнул, опуская взгляд чуть ниже, на полуприкрытое одеялом хрупкое тело, которое Чон с легкостью сможет обхватить одной рукой. Красив. Очень красив. Глаза невольно задержались на одеяле, что слегка приподнималось в определенном районе. Заметив его взгляд, Чим поспешил извиниться, разворачиваясь на бок, чтобы скрыть свой конфуз.       — Извини. Но это ты так действуешь на меня.       Чон инстинктивно потянулся к своему паху и обнаружил не менее бурную реакцию организма. Хорошо, что ворох одеяла, сбившегося при подъеме, не выдал его маленького секрета, было бы нелегко объясниться с парнем, доказывая то, что самому уже не кажется таким правдоподобным.       Чим быстро ретировался в сторону кухни, на ходу бросая что-то о завтраке, а Чон судорожно стал соображать, как пережить очередную, следующую за трапезой перевязку, не выдавая заинтересованности своего тела.       После завтрака Пак скромно поинтересовался о самочувствии инквизитора, собираясь убрать посуду, усердно делая вид, что ничего не произошло.       — Чувствую себя прекрасно, — не задумываясь, брякнул Чон с плохо скрываемой улыбкой на губах. — Думаю, я могу помочь, — указывая на остатки завтрака, с энтузиазмом проговорил парень.       — Лежи. Я сам, — попытался остановить уже встающего с постели Чонгука Пак, отводя взгляд с обнаженных бедер и слетевшего в сторону одеяла. Чон тут же понял свою оплошность, подхватывая упавшую ткань, и, неловко переминаясь на месте, проговорил:       — Если бы у тебя нашлась пара штанов для меня… Я уже вполне могу передвигаться, если продолжу лежать тут без дела, то просто рехнусь.       — Я посмотрю, — заторможено отвечает ведьмак. — Но не думаю, что мои вещи подойдут тебе по размеру, — а взгляд так и тянется к мощным, накаченным бёдрам, не до конца скрытым под слоем толстого одеяла.       Неловкость, повисшую в воздухе, можно было потрогать руками. Ведьмак двинулся в сторону камина, где за широкой занавеской стоял массивный сундук с вещами и несколько полок, скрытых плотной материей. Раньше Чон даже и не замечал этого укромного уголка в доме.       Скрывшись в углу, Пак несколько минут приходил в себя, а затем принялся переворачивать все полки и сундук в поисках чего-нибудь подходящего. Даже самые большие шаровары в скудном гардеробе Чимина будут смотреться на инквизиторе, мягко говоря, вызывающе, но что поделать. Парень подцепил пальцами самый лучший вариант и вышел к Чону, что все так же стоял, прикрывшись одеялом, и смиренно ждал Пака, прекрасно понимая, как будет выглядеть, но сам напросился.       Вещь оказалась вполне удобной, только слишком уж облегала в некоторых местах, выставляя на показ разные части тела, приковывая взгляд ведьмака. Переделав с небольшой помощью Чона все домашние дела, Пак все же заставил того лечь обратно в постель и без задней мысли стал доставать снадобья для перевязки.       — Может, не стоит так часто ее менять? — услышал озадаченный голос инквизитора.       Тот неловко запрыгнул в постель, сняв уже надоевшую, плотно облегающую тело ткань, спешно накидывая на себя многострадальное одеяло. — Она, вроде, не сочится больше.       — Ты хочешь, чтобы рана загнила? — недоуменно спросил парень, присаживаясь рядом и раскладывая баночки рядом на полу. — Дай посмотреть.       — Нет, — сжав в руках одеяло, проговорил в него Чон.       — Ну что за детский сад, Чонгук? Уже же не в первый раз, — со вздохом отчитывает ведьмак.       Осознание ситуации приходит только после того, как Пак сдергивает злосчастную ткань с протестующего парня и обнаруживает причину протеста.       — Так, — Чимин в ступоре, он только сильнее сжимает в руках кусок одеяла, что минутой ранее стянул с желанных бедер. — Извини, — спохватившись, встает на ноги и выбегает из дома, бросая напоследок, что ему срочно понадобилось на озеро за водой и у Чона будет достаточно времени со всем разобраться.       Чонгуку стыдно. Неимоверно стыдно, но смущающийся Пак перекрывает все посторонние чувства и стоит перед глазами в процессе решения так называемой проблемы. С тихим стоном и очаровательной улыбкой Чимина перед глазами инквизитор кончает, заляпывая бедра и часть повязки, судорожно вдыхая воздух, которого, кажется, становится в разы меньше, чем было до. Корит себя за оплошности, которые совершает одну за другой, и, сорвав грязную повязку с ноги, вытирает все следы, бросая ту в камин.       Чимин возвращается еще минут через пятнадцать, раскрасневшийся с холода, с полным кувшином озерной воды, которой, к слову, в бочке еще более чем предостаточно. Когда их взгляды встречаются, Чон с благодарностью кивает и произносит лишь одно слово:       — Спасибо.       Чим кивает в ответ, проходит в дом, выливая кувшин в бочонок, и присаживается рядом снова.       — Можно? — указывая на рану, осторожно интересуется Пак.       Чонгук только спокойно отодвигает одеяло в жест разрешения. Чимин, ни слова не говоря о исчезновении повязки, быстро обрабатывает и перематывает ногу и ретируется ближе к камину, подкидывая в огонь немного дров. Парень замерз. А Чонгук устал.       — Замерз? — тихонько спрашивает очевидную вещь инквизитор. В ответ только легкий кивок головы.       Чон подползает чуть ближе и накидывает на плечи ведьмака край пропахшего им самим одеяла. Чимин благодарно прикрывает глаза и чувствует, как теплые руки притягивают его за талию к мощному горячему телу.       — Не самая лучшая моя идея, — тихо шепчет Чон. — Но это все же моя вина, что ты так продрог.       Улыбка на лице ведьмака прячется в вороте рубашки инквизитора, а руки мягко опускаются на спину, позволяя парням прижаться еще плотнее.       — Ты такой теплый, — нежно бормочет Чимин в шею парняю. — Не боишься, что опять? — озорно намекая на повторение случившегося чуть ранее.       — Заткнись, Чимин. Просто заткнись и не вертись, — чуть мягче, чем планировал, пытается осадить Чон. А у самого сердце забилось от нежного шепота парня, наверное, вдвое чаще. — Это только сегодня, — зачем-то продолжал попытки оправдаться, прижимая уже осознанно рыжеволосое чудо ближе, чем следовало бы.       Засыпают они в объятьях друг у друга без единой здравой мысли. На утро их проблемы никуда не денутся, но взаимное влечение отрицать не может даже Чон. Конечно, он ни в коем случае не признается в этом Паку, но слова тут уже не требуются. Тело говорит обо всем само. Чимин думал, что счастливее, чем в ту ночь, когда бессознательный Чонгук в бреду прижимал его к своей груди, он уже не будет. Ошибался. Надежда с новой силой разгоралась в душе юного ведьмака. Теперь, видя реакцию парня и открывая потихоньку завесу, скрывающую настоящие чувства, Чимин будет бороться до конца. Только быстрое выздоровление не способствует, а лишь нагнетает. Пак еще ничего не знает о планах инквизитора и не хочет даже думать о том, что тот уйдет. Чим готов последовать за ним куда угодно, даже если это окажется не самым безопасным для него решением. В конце концов, ведьмак давно уже для себя все решил, и если Чон позволит, готов посвятить свою никчемную жизнь ему, полностью и без остатка.