Обманный приворот

      До неприличия узкие чёрные джинсы обтягивают стройные худые ноги. Темно-серый свитшот свисает ниже пояса, а длинные рукава едва скрывали ладони Мидории.       Теперь Изуку выглядел как...       — Слащавый мальчик! — придирчиво осматривая себя в зеркале, высказался зеленоволосый. Но его мнение не особо кого-то интересует.       — Вау! Да от тебя глаз не оторвать, — воскликнул музыкант, все это время стоящий позади.       — Теперь твои ножки выглядят ещё соблазнительней, — Бака облизнулся.       — Пошёл ты, знаешь, куда? — Мидория кинул на него быстрый взгляд, натягивая свитшот ещё ниже. Барабанщик проигнорировал его возмущения.       — А вот обувь я бы поменял все же...       — Нет! — запротестовал Изуку, — за эти кроссовки я перегрызу тебе глотку!       — Ладно, как скажешь, — примирительно поднял руки Бака, — главное, что ты больше не выглядишь, как хиппи. И поехали, мы и так опаздываем.       Под возмущения Мидории они покинули магазин и двинулись дальше.

***       «Я терплю это ради возможности общаться с Оззи» — мысленно успокаивал себя Мидория в сотый раз по пути в студию, и в сто первый, стоя перед почти полным составом группы "little motherfuckers". Казалось бы, что тут терпеть, когда ты находишься в студии любимой группы, так ещё и можешь пообщаться свободно с участниками. Тут только радоваться и вопить от счастья, но есть одно но…       — Знакомьтесь, Мидория Изуку. За любые поползновения в его сторону оторву руки, всем понятно?       Бака сразу дал понять, что Мидория именно принадлежит ему, после чего обвел всех присутствующих суровым взглядом и позволил остальным представиться.       Если не брать эту фразу в счёт, то знакомство прошло не так уж и плохо, как могло оказаться. Разве что только Оззи в студии не оказалось. Изуку вздохнул, рыская взглядом по просторной комнате, заставленной мебелью. Бака на это лишь закатил глаза и потащил Мидорию к ближайшему дивану.       — Посиди здесь, пока я не улажу дела с Айзавой, окей, детка?       Не дожидаясь возможных возмущений, Бака усадил парня на мягкий, кожаный диван и поднялся на второй этаж студии по полупрозрачной закругленной лестнице. Мидория только сейчас заметил ступеньки, что вели наверх.       — Хера… Двухэтажная студия… — прошептал он, глядя в невысокий потолок, который местами был застеклен, и можно было увидеть, что происходит наверху. Правда, мельком. Только что вот, например, по стеклянному участку прошёл Бака, уж его подошву Изуку точно знает. И, кажется, у него к ботинку прилипла жвачка.       Сверху доносились голоса, и если бы не играющая в помещении музыка, Изуку смог бы разобрать, о чем говорили Бака с менеджером. Он оглядел участников группы, останавливаясь взглядом на Роки, который, кажется, направлялся к нему. Гитарист сегодня был без ужасающих склер, и Изуку удалось увидеть его гетерохромию. Признаться честно, это… Завораживало. Сложно оторвать взгляд. Усилием воли Мидория заставлял себя уткнуться взглядом в собственные колени, которые, к слову, в обновке выглядели ещё острее, чем обычно. Пока Бака вёз Изуку в студию, раз пятнадцать назвал его милашкой, которого хочется затискать, либо же нагнуть на ближайшей горизонтальной поверхности. Удивительно, как Мидория не выпрыгнул на ходу. Потому что комплименты от парня весьма сомнительные, а внимательный взгляд музыканта, блуждающий по бедрам парня, заставляет смущаться и полыхать возмущением одновременно.       Диван совсем рядом прогнулся, когда Роки присел. Мидория не нашёл в себе силы поднять голову. Волнительно. С одной стороны, черт возьми, рядом с ним сидит один из его кумиров, а с другой ему было неловко после слов Баки. Вот же чёртов собственник.       Роки с ним церемониться не стал:       — И как тебе наш барабанщик? — прямо в лоб.       Мидория растерялся, не зная как лучше ответить на вопрос, не выставляя себя идиотом. Но он часто был слишком честен.       — Никак. — краткость – сестра таланта. — Он слишком наглый и настойчивый, этот тип думает, что мир крутится вокруг него.       Изуку прикусил щеку с внутренней стороны, поражаясь тому, как легко он пожаловался малознакомому человеку. Роки на это только хмыкнул.       — Уверенности в себе ему не занимать, это точно. Ты ведь понимаешь, что тебе необязательно потакать его прихотям и слушать его? Ты можешь его просто игнорировать. Я уверен, что он не совсем серьёзен в отношении тебя.       А вот сейчас было почему-то горько это слышать. Мидория утвердительно кивнул.       — Конечно, я все это понимаю, — прозвучало отчасти резко.       — Тогда почему ты сейчас здесь, Изуку-кун?       — Я ему проспорил это свидание, — честно отвечает парень и вскидывает голову, смотря прямо в глаза гитаристу.       Роки выглядел дружелюбно с тёплым взглядом, располагающим к себе. Только глаза его горели интересом.       Изуку почувствовал мягкое прикосновение к пальцам. Он с удивлением посмотрел на ладонь Роки, которая ненавязчиво поверх его собственной. Ладонь музыканта холодная, но отвращения совсем не вызывала.       — Ты можешь меня не слушать, но я не желаю тебе зла, хочу просто оградить от возможных последствий. Понимаешь ли, Бака своеобразный человек, идущий на поводу у эмоций, не стоит воспринимать его всерьёз.       — Что ты хочешь этим сказать? — Мидория нахмурился, готовясь услышать что-нибудь о барабанщике такое, от чего он поменяет о нем свое мнение.       — Вижу, тебе нравится портить мне настроение, двумордый, — прозвучал над ними низкий голос.       Изуку моментально поднял голову. Рядом с ними стоял Бака, неодобрительно сверля взглядом их сцепленные руки. Мидория моментально дёрнул свою ладонь, отчего-то чувствуя себя виноватым.       — А у тебя хорошее зрение, раз ты это видишь, — протянул Роки, сверкнув глазами.       Мидория наблюдал за ними, силясь понять, ругаются они или же это норма в их группе — так вежливо обращаться друг с другом.       — Пойдём, малыш, — Бака немного резко дёрнул Мидорию за локоть, призывая встать, — а с тобой мы поговорим позже, — обратился он уже к гитаристу, который преспокойно продолжал сидеть на диване.       Мидория, скрывая раздражение от поведения музыканта, дружелюбно всем улыбнулся, попрощался и вышел вслед за Бакой из студии.       Только за дверью он скривил лицо в гримасе и попытался выдернуть руку, что у него не получилось. Бака словно клещ вцепился ему в плечо и теперь вёл за собой на выход. Как бы синяки не остались. Молча они добрались до машины. Блондин приостановился достать ключи из кармана, Мидория воспользовался случаем и все же освободил плечо из цепкой хватки.       — Да что с тобой? — прошипел он, потирая руку выше локтя. — Если я дал тебе шанс, это не значит, что ты можешь вести себя так, как тебе заблагорассудится. Ты слишком наглый, и вообще…       Что там «и вообще…» Бака слушать не стал. Он притянул Мидорию к себе, укладывая ладони ему на талию, после обхватывая одной рукой за плечи, прижал ближе и уткнулся носом в висок.       Покрасневший Изуку что-то буркнул ему в ключицы, опаляя дыханием через ткань футболки. Кажется, он сказал что-то о том, что их могут увидеть, и улица — не лучшее место для спонтанных обнимашек. Музыкант лишь сильнее сжал его, выбивая из груди какой-то странный звук.       — Прости. Я не хотел причинять тебе боль. — прошептал Бака, Изуку замер, вслушиваясь в его шёпот. — Просто не мог стерпеть, когда увидел, как этот недомерок посмел дотронуться до тебя. Не удержал себя в руках.       На пару минут повисло молчание. Изуку застыл от шока, не ожидавший такой резкой смены настроения. В свою очередь, музыкант прикусил язык, чтобы не болтнуть лишнего и более ванильного, что для него не свойственно.       Внезапно, он резко отстраняет от себя Изуку, все же достаёт ключи, снимает сигнализацию с машины и обходит, чтобы сесть на водительское сиденье. Мидория с недоумением наблюдает за ним. Минуту назад душил в объятиях, а сейчас делает вид, будто ничего не произошло.       И как это понимать?

***       Позже они бродят по аллее в парке, оба молчат. И пока Бака хмурится, Мидория закусывает губу и смотрит на его профиль, скосив глаза вбок. И когда их ладони слегка соприкасаются чисто случайно, он отдергивает руку, словно ошпарился и нервно поправляет свитшот. Бака, кажется, этого не замечает, погрузившись в собственные мысли.       Мидория по-привычке ждёт едкого комментария после своего смущения, но его не последовало.       И это Изуку… Огорчило? Расстроило?       Встряхнув головой, выбрасывая странные мысли из головы, он прочищает горло и тычет Баку в плечо.       — Давай присядем.       — М, что? — музыкант моргает и с вопросом смотрит на парня.       — Не, я, конечно, понимаю, что я не такой интересный собеседник, и ты не хочешь разговаривать, но может не будешь делать вид, что ты идёшь один? А то смотри, я могу и домой пойти.       Он вздыхает и скрещивает руки на груди, недовольно глядя на музыканта. И почему он так реагирует? Сегодня странный день. Бака с удивлением смотрит пару секунд, после чего на его губах появляется привычная усмешка. За долю секунды он оказывается слишком близко, нагло хватая за бедра.       — Малыш хочет больше внимания? — придавая голосу интимность, проговаривает Бака, вглядываясь в глаза Изуку.       — Я-я же тебя просил не трогать меня так! Без домогательств, п-придурок! — Мидория резво отскакивает в сторону. — И вообще, я сесть хочу.       — Смущаешься как девственник, ей-богу. — хмыкает блондин и первым идёт к ближайшей пустой скамейке.       Оставшуюся прогулку Бака, действительно, держал руки при себе, лишь опустил пару пошлых комментариев и нёс откровенную чушь, забавляясь с реакции Изуку. Если в кратце, то вёл себя прилично, по сравнению со своим обычным поведением. И парень даже почти жалеет, что поставил условие «без домогательств». Хотя, почему он должен жалеть? Ему бы радоваться, что этот извращенец не пытается облапать его, вот только радости он совсем не чувствует.       На улице совсем стемнело, когда Бака привозит Изуку домой.       Если в начале дня было раздражение, что ему придётся куда-то тащиться с надоедливым барабанщиком, то сейчас Изуку чувствует себя… странно. Он ощущает, будто действительно был на полноценном свидании. Это и есть странно — чувствовать лёгкую эйфорию от прогулки с человеком, который тебе не так уж и симпатичен. Изуку жмурится и сжимает переносицу между большим и указательным пальцем. Почему все должно быть так сложно, черт возьми?       Когда он открывает глаза, замечает, что все это время Бака наблюдал за ним со своим обычным мрачным выражением лица, и Изуку вновь смущается. Эта реакция начинает его раздражать, серьёзно.       — Я надеялся, что ты сегодня чего-нибудь учудишь, и снова должен будешь мне свидание, но, к счастью для тебя, удача на твоей стороне, — иронизирует Бака, едва улыбаясь краем губ.       Мидория закатывает глаза. Этот парень неисправим!       — Ну, я пошёл. Увидимся, малыш.       Бака кивает ему, разворачивается и собирается идти к машине, но…       — Постой…       Это совсем не похоже на то, что Изуку крутил у себя в голове – «катись отсюда, казанова азиатский, забудь дорогу к этому дому и моё имя». Но почему-то не может ему нагрубить сейчас. Музыкант медленно поворачивается обратно и делает небольшой шаг вперёд. Его лицо все такое же хмурое.       — Насчёт того, что произошло сегодня в студии, и после… Я не злюсь, и не обижаюсь. Я не понимаю тебя. Ты поступаешь непредсказуемо, ты словно состоишь из противоречий. То ли хочешь наладить со мной отношения, то ли оттолкнуть от себя как можно дальше, и я совсем не понимаю, что творится у тебя в голове.       Бака не меняется в лице, вот только глаза блестят.       — Но я очень хочу понять…       Последние слова едва слышно, Мидория переходит на шёпот, когда Бака вновь сокращает между ними дистанцию. В который раз за сегодня? Мидория замолкает, не ожидая от себя таких откровений, ругая мысленно себя за такие слова. И пока он в замешательстве смотрит в тёмные, глубокие глаза музыканта, тот легко приобнимает его за талию, не сжимает, как это было днем, а медленно поглаживает, едва цепляет между пальцев мягкую ткань. И Мидория вроде позволяет ему это, ухватившись за плечи, не отталкивая, но и не обнимая в ответ.       До него не сразу доходит, что что-то не так, и доходит лишь тогда, когда он чувствует чужое дыхание на своих губах, горячее, опаляющее.       Изуку гулко сглатывает вязкую слюну и, кажется, перестаёт дышать. В глазах напротив плещутся эмоции, которые он пока не может распознать, но от пристального тяжелого взгляда горят щеки и кончики ушей. Бака наклоняется ещё ниже, оставляя между их губами считанные миллиметры.       У Изуку чешутся руки, и не понятно, чего хочется сильнее — притянуть ближе или оттолкнуть? У него горит лицо. Поддаться вперёд или отвернуться? Нижняя губа подрагивает, эта близость пьянит, вынуждая крышу улететь далеко и надолго. Мидория медленно опускает веки, почти побуждая этим Баку действовать.       И он не сразу чувствует вибрацию в переднем кармане джинс.       Оба парня замирают, но почти сразу Бака отстраняется от него и отходит на пару шагов. Изуку удаётся подавить разочарованный вздох, он достает телефон.       — Это мама, — голос хриплый от волнения, — мне нужно идти.       — Конечно, — музыкант понимающе кивает и трёт шею.       Он выглядит смущенным. Смущение и этот парень? Пфф...       Бака скомкано прощается и возвращается к машине, пока Изуку на негнущихся ногах идёт к дому. Позже, находясь в своих мыслях, он на автомате что-то отвечает матери на вопросы о сегодняшнем дне и поднимается в свою комнату. Когда дверь за ним закрывается, он оседает на пол, немигающим взглядом смотря прямо перед собой.       Пиздец.       Он чуть не поцеловался с Бакой.       Это был бы первый поцелуй.       И он ждал этого поцелуя.       — Я определённо сошёл с ума.