Бандитский Сейрейтей.

Свет, уходя, воины Готея снова выключили, и в коридорах стало беспросветно темно. Но эта темнота не давала Хисаги ни малейшего облечения, перед его глазами так и стояло превращенное в кровавое месиво лицо Гриммджоу, маяча жестоким напоминанием о том, что, кажется, все было абсолютно зря... - Гримм... - просипел Шухей, когда окончательно убедился, что ставшие их палачами их сослуживцы ушли прочь. - За каким чёртом вы сюда припёрлись, вот скажи мне?! Мы ж договорились... - Малой, - тяжело дыша и еле ворочая языком после побоев, Гриммджоу буквально выдавливал из себя каждое слово, - клал я болт на такие договорняки, по которым надо брата своего в беде бросать... - Да?! И кому, блять, ты лучше сделал?! - взвился Хисаги, чувствуя, что сил вывозить все это у него просто нет и срываясь на надрывный крик. - Мне, знаешь ли, было бы проще подыхать, зная, что вы свалили отсюда, и с вами все в порядке... А не смотреть на то, как вас вешают вместе со мной, идиоты!!! - Не ори на него! - раздалось из третьей клетки, от чего и Шухей, и Гриммджоу аж одновременно вздрогнули, нервно встрепенулись в своих путах. - О, Кенсей, очнулся? - а Гримм не унывал, даже тут он нашел для себя маленький повод порадоваться тому, что его попавший с ним в одну беду товарищ в себя пришел. - Какой ты ж сообразительный, Гримм, однако, - натужно рассмеялся Мугурума, всеми силами стараясь сделать вид, что ему совсем не больно после тех побоев, что даже для его чугунной головы очень болезненными оказались. - А ты, Хисаги, не ори на брата, я тебе повторяю. Или ты правда думаешь, что мы бы просто уехали прочь, зная, что ты тут на растерзание этим ублюдкам останешься, правда?! - Да что ты говоришь... - зло выдохнул Шухей, чувствуя, что, кроме как "слабоумие и отвага", поведение его брата и его командира уже не обозвать. - А в ваши тупые бошки ни разу не постучалась мысль, что я уже сдох во время взрыва, и искать в Готее нечего?!.. - Не ори на него! - а теперь за Кенсея вступился Гриммджоу. Эта перекличка в темноте его бы точно позабавила... Кабы не обстоятельства, в которых она происходила. Всё-таки трудновато веселиться, когда валяешься связанным и измордованным в темной камере в ожидании не то казни, не то пыток, не то чего ещё похуже. Но Гриммджоу Джаггерджак на то и был Гриммджоу Джаггерджаком, что даже в такой откровенной заднице (иначе положение, в котором они оказались, было уже не обозвать) умудрялся держаться бодро, так что он продолжил переговариваться со своим братом, не теряя напора в тоне голоса несмотря на то, что сам едва дышал после того, как его отделали при поимке: - Если бы даже ты и помер во время взрыва, мы бы вернулись, чтобы забрать твое тело... Ну или то, что от него осталось. И похоронили бы по-человечески. А не нашли бы ничего, что осталось после тебя - так просто отомстили бы всему Готею за твою смерть!.. - Идиоты... - простонал Шухей, чувствуя, что сил сказать что-то ещё у него попросту нет. И выдавил сквозь готовые вот-вот раскрошиться от постоянного стискивания во время побоев зубы: - Надеюсь, хотя бы с жителями того городка все в порядке?.. - Шуу, мы же не такие придурки, какими ты нас видишь, - с явной обидой в голосе отозвался Гриммджоу. - Там девчонки оказались умеющие водить, так что они смогут увезти своих подальше отсюда. - Ну хоть какие-то относительно хорошие новости, - устало выдохнул Шухей, сползая на бок вдоль решетчатой стены клетки, в которую его закинули. Он хотел, конечно, высказать Кенсею и Гриммджоу, что где гарантии, что эти умеющие водить девчонки смогут без проблем увезти своих земляков подальше от этих потонувших в крови и дыму краев, а вдруг они в аварию попадут, или, положим, колесо пробьет на дороге... Но вдруг понял, что теперь эти его речи ничего уже не изменят, и остаётся только надеяться, что хотя бы те, ради кого они и полезли в эту самоубийственную авантюру, смогут выбраться живыми и относительно здоровыми. Но на самом деле резко замолчавшему Хисаги просто плакать от отчаяния хотелось. Нет, не так, не плакать - от охватившего его отчаяния Шухею хотелось истошно, с надрывом, до клекота крови в охрипшем горле выть в голос. Он не боялся умереть сам, он не боялся, что его будут пытать - в конце концов, когда он прощался с Гриммом и Кенсеем, готовя здорово отработавшую растяжку с минами, он знал, на что он идёт... Но вот того, что Гриммджоу и Кенсея будут пытать на его глазах, а, быть может, на его же глазах и убьют, Шухей боялся до тряски. Его сердце ещё не стало биться ровнее после того, как на его глазах покончил с собой Улькиорра, его разум ещё не собрался из кучки битого крошева, на которое разлетелся, когда на его глазах убили Кераку, он ещё не смог принять то, что, убив своего наставника, Заэль следом же застрелился, провалявшись с простреленной башкой с ним в одном коридоре до той поры, пока готеевцы не пришли и не выволокли его оттуда за худые ноги... А теперь его измотанную душу трепало горькое осознание того, что вместе с ним и Гримм с Кенсеем свою смерть в этих застенках встретят. *** Сколько времени прошло с той поры, как их заловили - ни Шухей, ни Гриммджоу, ни Кенсей сказать точно не могли: они просто потеряли счёт дням, которые до омерзения походили один на другой своей безысходной тоской. Развязывали их раз в день, когда на допросы водили, и то не полностью - только ноги распутывали, чтобы пленники могли идти сами до кабинета дознавателя, и то, лодыжки несчастных оставались обмотаны цепями (да, с веревок солдаты Готея решили перевести своих бывших сослуживцев на цепи, отчего-то решив, что, ежедневно избиваемые, израненные и почти лишенные сил к сопротивлению, они смогут каким-то чудесным образом разорвать веревки, которыми все время были связаны), просто между ногами звенья начинали образовывать прогал, позволяющий им идти. Ну как сказать идти - еле переставлять перебитые ноги, постоянно валясь на колени от бессилия, спотыкаясь на ровном месте от тычков своих конвоиров... Если честно, всем троим казалось, что рук у них давно просто нет - постоянно скованные за спинами, они отекли и онемели настолько, что ни один из них рук своих попросту не чувствовал. Любой из них готов был бы поставить кругленькую сумму на то, что развяжи им руки кто-нибудь сейчас - и толку из этого никакого не выйдет: они даже не повиснут вдоль тела бесполезными плетями, они так и останутся заломанными за спину, потому что шевельнуть ни единым мускулом на руках ни один из них попросту не мог. А самое омерзительное - сколько раз Шухей обмочился под себя, валяясь с закованными за спиной руками и обвивавшими тугими стальными петлями все его искалеченное тело цепями с ног до головы, он даже прикинуть не мог. Хорошо ещё, с делами, которые принято называть "по-большому", обстояло попросту никак, потому что пленников практически не кормили. Если бы он ещё и обделывался с завидной регулярностью, этого бы он точно не вывез, думал временами Хисаги, в те редкие моменты, когда ещё оставались силы думать, а не валяться с вытаращенными в потолок своей камеры глазами и буквально каждым нервом ощущать то, как он проваливается в бездонный, темный и удушающий беспросветным ужасом океан, название которому было Страх. Страшно Шухею было не от того, что теперь ожидает его бедовую голову. Страшно парню было от того, что теперь то же самое ждало и тех, кого изначально он рассчитывал как можно дальше от всего этого ужаса отправить... Впрочем, какая разница, обделался бы он тут или нет, обречённо думал Хисаги, глядя на то, как избитого после очередного допроса и потерявшего сознание Гриммджоу волокут в его камеру, как кровь бежит по оковам на изувеченном теле его брата и мерно капает на грязный каменный пол... Сейчас творилось то, что некогда Шухей даже представить себе боялся - что его брата и его командира на его глазах просто заживо уничтожают, а он ничего не может сделать с этим. Опять, опять он ничего не может, так же, как и когда застрелился Улькиорра, когда убили Кераку, когда Заэль пустил себе пулю в свою отчаянную башку.... И единственное, что он может - это валяться связанным по рукам и ногам в камере и давиться собственным страхом перед ожидающей их троих неизвестностью, в которой явно ничего хорошего не ожидалось, лежать и трястись от страха, как загнанная в угол мышь, которой природа не дала ничего, кроме умения бояться, убегать и прятаться, и так постоянно, подчиняясь ужасу, который становится выше всего сущего, который превращается в мерило твоего существования. Постоянно подвергающиеся побоям и загибающиеся в оковах, которых с них никто не удосуживался снять, будто бы и вправду верили в то, что искалеченные и обессиленные пленники смогут что-то сделать со своим унизительным положением, даже если и освободить их от цепей, Шухей, Гриммджоу и Улькиорра попить умудрялись только тогда, когда солдаты Готея наведывались к ним раз в сутки и, протянув к их камерам подключенные к водопроводу шланги, врубали их на полную мощность и окатывали корчащихся под ледяными струями воды бедолаг хорошим таким напором. Это, как язвительно бросал Куго, поглядывающий с явным раздражением на измученных, но не желающих давать показания солдат, делалось, чтоб от них "ссаниной в кабинете господина дознавателя не перло". Вот если удавалось в эти редкие минуты хлебнуть воды замученным донельзя парням, плюнув уже на то, что режущие струи холодной воды полосуют им лица в кровь - вот на этом и заканчивались меры по поддержанию их жизни, дальше шли только пытки на допросах, побои от бывших сослуживцев между делом и цепи, которые уже начали растирать кожу до кровавых гноящихся и распирающих все тело едкой невыносимой болью. Если честно, временами Шухей поражался, почему же они до сих пор не умерли. Того, что с ними творилось сейчас, уже было вполне достаточно для того, чтобы они просто не выдержали этого всего и испустили дух, да на том бы все и закончилось. Но, видно, в тот миг не суждено им было умереть и вместо того, чтобы быть по-людски похороненными, полететь в скалистое ущелье изуродованными и окончательно и бесповоротно мертвыми. И даже несмотря на то, что они порой едва находили в себе силы ворочать языками на нескончаемых и изматывающих допросах, повторяли все трое одно и то же. - Признаюсь, про то, что я убил Гриммджоу и Кенсея, я соврал, - медленно повторял Шухей в очередной раз, в глубине души понимая, что ни к чему это враньё уже не приведет, и после его слов никто на волю Мугуруму и его брата уж точно не отпустит. Но Хисаги продолжал стоять на своем, сам до конца даже не понимая, на что он надеется: - Но все остальное, сказанное мной - чистая правда. Это я заставил Гримма с Кенсеем мне помогать, это я убил оставшихся местных жителей, и покрывают сейчас эти двое меня лишь потому, что я угрожал, что прикончу их, ежели что пойдет не по-моему... - Да я ж сказал - это я заставил Шухея с Кенсеем угнать грузовики и набить их местными! - вызывающе скаля залитый кровью рот, усмехался Гриммджоу. - А наговаривают на себя сейчас эти олухи потому, что боятся, что я им бошки поотрезаю! Я ж им сказал - если хоть рыпнутся против меня, я их поубиваю к чертовой бабушке!.. - Отстаньте от пацанов, - щуря подбитый до кровоподтёка правый глаз, повторял Кенсей. - Это я, пользуясь своим правом старшего по званию, заставил их мне помогать. А они сейчас пытаются на себя одеяло перетянуть потому, что я пригрозил им, что прикончу обоих, если что-то пойдет не так... А местные что? Да мертвы уже наверняка. Не думаю, что кто-то выживет, если затолкать их в грузовики да пустить эти грузовики с обрыва на полном ходу... И так все шло по кругу, повторяясь изо дня в день - их избивали, морили голодом, держали в выламывающих каждый сустав тугим заломом цепях, но они продолжали стоять каждый на своем... Что, признаться честно, уже весь Готей измотало. Единственное, что на самом деле обрадовало Шухея - пока его тащили на очередной грозящий, как всегда, закончиться ничем, допрос, он краем уха услышал, как его сослуживцы обсуждали решение руководства Готея не отправляться на поиски тел жителей того городка в горах, из которого на самом деле они давно уже умчались прочь. - Все равно уже они либо упылили далеко, либо поумирали в горах, - дымя так раздразнившей Хисаги горло и так вызвавшей желание покурить сейчас папироской, рассказывал кому-то Маки Ичиносе, ранее вполне себе так позитивно относившийся и к Шухею, и к Гримму, и к Кенсею, уважая их за смелость и готовность стоять за своих до последнего. - Так что главный постановил, что искать там уже некого, и нечего лазить по этим чертовым горам... О чем вернувшийся в камеру после допроса и очередной порции побоев Шухей и поспешил поведать своим товарищам по несчастью, когда в себя пришел. - Ну что, - невесело хмыкнул он, кое-как разлепляя залитые кровью глаза и припоминая, как ранее обсуждающий решение начальства не искать жителей городка в горах Ичиносе, зайдя в осточертевший уже до рвоты Хисаги кабинет, в котором проводился допрос, шарахнул ему по голове с вертухи (удар, которым Маки владел очень хорошо, и который при его росте и атлетическом телосложении становился той ещё проблемой для того, кому этот удар предназначался - разворачиваясь всем корпусом, он стремительно и мощно бил ногой в голову своего противника, и тот в девяноста процентах случаев валился без сознания после этого)... А, сообразил Шухей, почувствовав резкую боль в черепашке, с левой стороны, с учётом того, что после этого он больше ничего не помнил, наверное, на этом допрос и окончился. Обречённо посмотрев на глядящих на него сквозь прутья решёток своих камер Кенсея и Гриммджоу, Хисаги заговорил дальше: - Готей решил не гоняться за жителями того городка, поняли, что, пока мы время тянули, они уже либо сбежали, либо погибли в горах. Так что... Если девчонки и правда хорошо водят грузовики, то могу нас поздравить - кажется, все это было не зря. Даже в кромешной тьме устало улыбнувшийся на радостные (хоть и очень слабые, будто бы еле выжатые из себя) возгласы Гриммджоу и Мугурумы Шухей понял, что вот она, та редкая минутка, когда даже в этой вакханалии бесконечных мучений есть чему порадоваться. Впрочем, как оказалось, это был последний момент, когда истерзанные донельзя пленники смогли чему-то обрадоваться. Спустя сутки к ним заявился Гинджоу и сказал лишь несколько слов, от которых у всех троих аж кровь застыла в жилах, а сердца их в тот миг явно пропустили по удару: - Ну что, сволочи, допрыгались. Завтра суд у вас, готовьтесь...