Он показал треугольник

      — Я возвращался в наш город с опаской. Я всё ещё ясно помнил слова Гидеона.       Диппер потерял счёт пыльным автобусам, на которых ему удалось рассекать серые ленты дорог. Но если бы из нервозности можно было бы выжать хоть какую-то энергию, то он однозначно мог бы сесть на первый попавшийся пень и без проблем добраться до нужного места. Случай, произошедший после первой попытки добраться до дома сделал из парня настоящего параноика, так что Диппера невозможно было заметить в месте, где нет хотя бы трёх фонарей. А ещё он прикупил нож-бабочку. Ну, так. На всякий случай.       Грязные мотели сменяли один другой, вновь и вновь удивляя количеством тараканов и сомнительных пятен на матрасах. Но Диппер, вообще-то, не жаловался. В том притоне, что он жил первые два года своих скитаний, редко когда удавалось поспать без вероятности того, что ночью кто-то упадёт сверху. Или вообще могла начаться бойня, а теперь есть какое-никакое спокойствие и почти-уверенность в завтрашнем дне.       Спустя неделю, пять мерзких, но вполне приемлемых мотелей, двенадцать автобусов, пару десятков воспоминаний об одной рыжей девушке и две выкуренных пачки сигарет Диппер наконец-то ступил на знакомый автовокзал. Сердце билось как у загнанной в угол мышки, а слова Гидеона тёмной тенью возвышались над Диппером, но он уже был так близко. Он шёл к этому так мучительно долго. И пусть парень опасался за то, во что может вылиться эта семейная встреча, но он просто надеялся, что хотя бы раз в жизни ему повезёт.       Он был уже не тем долговязым подростком с наивным взглядом оленьих глаз. Жизнь знатно помотала старину Диппера, состарив его не на четыре, но, как минимум, на шесть лет. А может и больше. Тёмные круги под глазами, небольшая щетина и очень, очень впалые бледные щёки.       — Я думал, что, быть может, натяни я посильнее капюшон, я смогу придти к вам и уговорить свалить из города куда подальше, пока коротышка не узнал о моём прибытии, но… — Диппер горько усмехается и заходится в тяжёлом сухом кашле. Мэйбл привстаёт и аккуратно хлопает брата по спине, но тот отмахивается от её руки. — Вы… кха… вы, кажется, узнали о моём плане раньше меня.       Мэйбл падает обратно на стул. Несложные вычисления в голове выдают неутешительный ответ: — Это был год, в который родители окончательно переехали…       Диппер сломлено улыбается.       Мэйбл крошится изнутри.       В то воскресенье — он точно запомнил, — парень просидел на крыльце родного дома до тех пор, пока небо не утонуло в крови заходящего солнца. А после наконец-то набрался сил постучать. Но дверь ему открыли совершенно не те, кого он ожидал увидеть. Симпатичная девчонка-подросток испуганно выглядывала через щель приоткрытой двери, спрашивая о том, кто Диппер такой и к кому он пришёл.       Кажется, весь квартал слышал, как надежды разбились об иссохшее крыльцо.       «Мы купили этот дом около полугода назад.»       Около полугода назад. Полугода. Полгода.       Диппер опоздал всего лишь на те полгода, за которые он развалился на части среди мусорных баков, но был собран назад нежными руками с россыпью веснушек, чтобы сейчас рассыпаться вновь.       С сухим «спасибо» и полной пустотой в глазах парень отправился куда глаза глядят, проигнорировав неуверенное приглашение на чай, брошенное в спину. Обнаружил он себя только под самую полночь, сидя в любимой некогда забегаловке с тарелкой нетронутых панкейков.       У него оставался час до закрытия и тарелка подостывших блинчиков.       За тот час Диппер подумал о многом. О несправедливой жизни, о мерзавке Судьбе с отвратным чувством юмора, о медном солнце, что вытащило его из тьмы.       Час прошёл. Блинчики закончились. Промозглую осеннюю ночь парень провёл в почти развалившимся домике на дереве в роще рядом с городом, ни разу не сомкнув глаз.       — Я хотел было идти в полицию, восстановить документы и всё-такое, но боялся, что Гидеон узнает о моём возвращении. Поэтому взял ближайший билет на автостанции и отправился вперёд.       Место, куда принесло парня в этот раз, было странным. Всё вокруг было каким-то слишком уж. Слишком красивым, слишком спокойным, слишком… Умиротворяющим? Сам городок был крошечным настолько, что из полицейских была только одна машина с двумя странноватыми офицерами внутри, что не слишком удивительно, ведь большую часть города занимали не жилые дома, а лес с могучими соснами.       Неясно почему, но Диппер как-то сразу почувствовал, что впервые за долгое время он там, где надо. Едва отойдя от импровизированного автовокзала, с поваленным стволом ели заместо лавочки, Диппер наткнулся на милого большого толстячка, который вызвался провести экскурсию по городу. Признаться честно, гид из него был так себе, одно только заявление о пришельцах, ставших причиной образования долины, заставили Диппера малость усомниться в разумности сопровождающего. А на рассказах о подземных птеробактелях парень и вовсе нервно стал теребить ремешок сумки со своими скудными пожитками. Но, в целом, экскурсия была не самой плохой. Теперь Диппер знал, где примерно находится озеро и что в нём лучше не плавать, на деревья с каким мхом не стоит мочиться, даже если очень прижало, а также оказался в местной закусочной, проводив до которой, новоприобретённый знакомый тут же исчез. Но вновь появился в милом розовом передничке, когда Диппер захотел сделать заказ. Оказалось, что толстячок работает в этой закусочной официантом. А ещё поваром и ночным охранником иногда.       Толстячка звали Зусом. Он оказался очень позитивным чуваком, который совсем ни о чём не парился. «Ну… Тут оно как, если работа есть — работаю, работы нет — не работаю, врубаешься, да? Хо-хо.» Диппер врубался. Зус работал не только официантом, поваром и охранником на полставки, он также сортировал книги в библиотеке, заведовал каким-то странным сувенирным магазином, а ещё был водителем междугородних автобусов. Классный, в общем-то, оказался мужик. Он также поведал, что в городе нет мотелей, а тот, что был, закрылся лет 30 назад. «Место не совсем туристическое, — сообщил Зус, деловито протирая барную стойку. Заметив смятение на лице Диппера, он незамедлительно предложил: — Но ес хочешь, чел, можешь у меня пожить. Если готовить умеешь, то тебе вообще, типа, цены не будет.»       Диппер с огромной благодарностью принял это предложение. Зус рассказал, что раньше жил с бабушкой и называл её Бабулитой, но та скончалась пару лет назад, и с тех пор он жил один. Решил даже завести новое хобби, и ведь завёл. Так что помимо огромной коллекции странных доисторических видео-игр, у него имелась плантация марихуаны. Такое соседство Диппера озадачило, но Зус в этом ничего такого не видел. Более того, около двух недель он уговаривал дунуть с ним за компанию, но согласия не получал.       — Он любил повторять, типа: Да брось, чувак, это же просто травка, от неё ничего не будет! Я отказывался, вспоминая прошлые разы… И с чего всё… — Диппер давится всхлипом, но сдерживается, — с чего всё началось. Но бывших наркоманов не бывает, так что я подумал — а действительно, это же просто травка! Ну и… Дунул за компанию. А потом ещё раз. И ещё. И снова, и вновь, и вот я опять в этом адском цикле. Но тогда я не видел в этом проблемы… — а в глазах читается глубокое сожаление.        Диппер ни в коем случае не винил Зуса. В целом, ему даже с улыбкой вспоминались все эти сомнительные их кулинарные эксперименты, по типу кексов, молочных коктейлей, сухих завтраков и много чего ещё с марихуаной. Было даже во многом не дурно, но в карри точно не следовало добавлять даже под угрозой смерти.       На Диппера травка действовала странно. Не так, как героин или другая гадость, которую доводилось пробовать, а мягко, нежно даже. Казалось, что ты просто перепил лимонада и тебя уносит пузырьками куда-то вверх. Но если сверху это заливалось кофе, то Диппер становился совсем дурным.       Ночами, между охраной, так называемой, Мистической лавки и игрой в непонятные видео-игры с ещё более непонятными названиями, правила которых Дипперу не удалось понять, парень заливал в себя приторное, потому что с таким вкусом это было именно «оно», растворимое кофе, после чего на него что-то снисходило. Он притаскивал в основной зал Мистической лавки всё, что удавалось найти, разделывал это на части, а после вновь скреплял в случайном порядке, обильно поливая всё клеем. Добродушный Зус таким порывам творчества не препятствовал, а, напротив, тщательно, пусть и с грамматическими и орфографическими ошибками, но записывал за компаньоном весь тот бред, что он нёс.       Спустя пару месяцев подобных ночных посиделок, мешка испорченой кукурузы для единокуруза (ну или единокорна, как сперва предлагал Зус, но эта конструкция не влезла в микроволновку), кучи истраченных тюбиков клея, нескольких десятков настолько бредовых и неправдивых историй, что от безысходности начинаешь в них верить, а также одного камня, похожего на лицо, вернее, на каменное лицо, Мистическая лавка была переименована в Хижину Чудес, а поток туристов резко возрос. Весь городок был в недоумении, но приятном. В кафе почти не было свободных мест, по новостям стали крутить что-то, кроме сюжетов про выросшую на пару миллиметров траву, даже кинотеатр вновь заработал, пользуясь успехом из-за очень старых фильмов с плохими спец-эффектами. И всё благодаря Хижине Чудес и Дипперу, который заливал марихуану кофе.       Это были прекрасные несколько лет. Не считая того, что в один момент количество употребляемой травки было слишком уж высоким и Дипперу даже почудилась стайка гномов, после чего было принято решение его (количество) снизить. Но, да, Хижина пользовалась успехом, городишко процветал, а Зус стал добрым старшим братом, которого у Диппера никогда не было. За это время Зус даже нашёл себе девушку.       — И они идеально друг другу подошли, я тебе клянусь, — теплая улыбка расползается по измученному лицу. — Эти… Анонимные чаты знакомств, боже… Ну, вот, как ты думаешь, велика ли вероятность встречи двух любителей животных-аниматроников? — Мэйбл отрицательно качает головой. — Именно. Это, послание., свыше, вот. Они были суждены друг другу. И потом она к нему ещё переехала, они стали того, этого… — Диппер замолкает на несколько секунд. Его глаза заволакивает плёнка и Мэйбл понимает, что на эту пару секунд её брат оказывается где-то очень далеко. — Знаешь, чем-то напоминает то, что произошло со мной в первый раз, хах, да… Но я не обижаюсь или типа того. Я, вообще, мог бы остаться жить в Хижине, и я там даже жил, но потом я нашёл один журнал, забытый кем-то из туристов, и я бы его и выбросил, но знаешь, кто был на обложке? — Диппер очень многозначительно молчит.       Этот городок жил по своим законам и правилам. Новости из внешнего мира туда не доходили, а если и доходили, то не сразу. По ящику крутили только местные каналы на которых происходило нечто трудно поддающееся объяснениям. И всякие забытые туристами журналы и брошюры были этакими окнами в большой и жестокий внешний мир. И в одном из таких окошек он увидел Её. Мэйбл источала обаяние на обложке какого-то журнала, а надпись говорила что-то о том, что новая звёздочка в мире моды и дизайна скоро затмит всех своим светом. Диппер принял это за знак.       В ближайшие дни он собрал свои вещи, скромно объяснил Зусу, почему не может остаться, и, вежливо приняв пару свертков с урожаем зусовой плантации, отправился прочь. Оставлять такое чудное и спокойное место было очень непросто, но зато Диппер знал, что всегда может туда вернуться. Наконец-то, спустя долгие годы, у него появилось место, в котором ему будут рады.       — Я отправился искать тебя, но в очередном мотеле познакомился кое с кем… И… Я… — Мэйбл не знает, что делать. Диппер всхлипывает, пытается сдержать слёзы, но ничего не выходит. — Я вновь всё испортил, Мэйбл! Я такой никчёмный!..       Случайная встреча вновь поставила всё под откос. Какой-то старый почти знакомый, сдавливающие грудную клетку воспоминания о притоне, несильно вставляющая марихуана и предложение попробовать что-то, под названием «начос». Почему Диппер согласился? Потому что бывших наркоманов не бывает. По крайней мере, в этой фразе он много лет пытался отыскать оправдание себе и своим поступкам.       «Начос» был в миленьких треугольных пакетиках, желтоватого цвета, вставлял так, что долгие часы человек плавился, как сырный соус на солнце. Диппер неделю растекался по стенам своего грязного номера, а потом у него закончились все треугольники.       — Я мог бы… Мог бы просто свалить от туда куда подальше, продолжить искать тебя, но я… Я… — в прерывистых всхлипах выдавливаются отчаянные слова: — Я сам загнал себя в треугольную клетку желтоглазого демона.       Правила были просты. Рядом есть золотые треугольники? Где-то рядом можно найти точку. Отдаёшь деньги — получаешь дозу. Но если денег нет, то что делать? На обещания вернуть потом барыги не велись. Да Диппер и сам себе не верил. Что и как он вернёт, с таким-то тремором рук? К тому же, в мыслях было только одно — очередной грамм синтетической гадости, чтобы уйти от резко ставшей вновь отравленной реальности. Тогда же и пришла сомнительно гениальная, но однозначно роковая мысль.       Диппер ведь сам делал закладки когда-то. Он знал, по каким принципам они создаются. Быть может, с накопленными знаниями удалось бы что-то отыскать? Ему же буквально чуть-чуть, для куража… А потом он бы вернул, честно… Наверное… Не вернул бы.       И Диппер нашёл. Одну под кустом в парке, вторую среди кирпичной стены за мусорными баками на отшибе города. За трубами, у цветочного горшка, около озера… И много ещё где. И, пожалуй, если бы была зима, то парень смог бы одуматься от уличного холода, не просадил бы последние деньги на паршивый мотель, доехал бы до сестры… И не додумался бы жульничать против крупнейшей, как выяснилось после, наркомафии округа.       Диппер и подумать не мог, что тогда, месяц назад, это была точка невозврата. Возможно, зная это, он продолжил бы бороться, брыкаться в сильных руках наемника со всей возможной прытью своего тощего тела, ослабленного наркотиками и голодом. Но Диппер не знал. И не сопротивлялся. Лишь надеялся, что сможет что-то сделать, попросить отсрочку. И сам понимал, что это донельзя глупо, но последняя надежда была живучее тараканов, бегающих в той канализации, где Диппера скрутили.       А потом всё превратилось в кошмарный сон. Диппер даже не пытался вырываться, просто слезливо молил о чём-то, бессвязно лепетал, что отдаст, что не знал, что это чьё-то. А на обвинение в том, что больше месяца воровал наркотики, не заплатив ни цента, громко возмутился, тут же получив позорную пощёчину, словно дешёвая шлюха.       У наркоманов тоже есть гордость. Сморщенная, извращённая и сгнившая — но есть. И как же та завывала, обливаясь немыми слезами обиды, пока на щеке горели ссадины от тяжёлых колец. Но перед лицом погибели, увешанной золотом и уверенной ухмылкой, что являлась главным украшением, тут же затихла, сжалась сильно-сильно, слиясь с мерзкой желчью, переполнявшую подгнившую душонку.       — И вот тогда я понял, что значит ад наяву.