Он показал треугольник

      Всё началось слишком банально. С неудачного толчка в школьном коридоре.       Диппер случайно задел плечом первогодку с пышным начёсом и тут же извинился, после чего продолжил свой путь. Просто толчок, сделанный не специально. Обычное дело в узких школьных коридорах. Что могло случиться?       То, чего Диппер никак не мог ожидать. То, что стало начальной точкой в кардинальном изменении его жизни.       Парень даже не знал, кого задел плечом в тот день. Он вообще особо не интересовался тем, что происходит в, так сказать, высших кругах. Лишь когда сестра с неловким смехом хвасталась ему о том, кто за ней приударил, парень забеспокоился, узнав описанный образ. Диппер сам не понял отчего, но чувство было столь навязчивым, что он решил к нему прислушаться. И вроде как даже не зря.       Тревога стала разрастаться после того, как Мэйбл отшила того самого Гидеона. И до этого появлявшиеся странные записки превратились в практически откровенные угрозы. Мэйбл, конечно, пыталась обратить всё в шутку, отсмеивалась на каждый новый конверт. Но Диппер видел, что сестра напугана, и решил во что бы то ни стало отыскать этого «тайного поклонника».       Как ни странно, но не он нашёл отправителя, а совсем наоборот.       «Не хочешь ли пройтись, дорогой друг Диппер?» — именно с этими словами прильнул к нему в коридоре Гидеон, а после плавно вывел за пределы школы. С самого начала что-то внутри парня ворочалось, просило уйти. Но тот не слушал, намереваясь добиться от коротышки признания. С самого начала Диппер привязал Гидеона к тем странным запискам. «Нельзя доверять людям с таким начёсом!» — кричал он своей сестре, которая и сама была не прочь избавиться от назойливого воздыхателя.       А то нечто внутри всё продолжало скрестись, а после и вовсе завизжало в истерике, когда Гидеон практически прямым текстом признался в содеянном. Казалось бы, уже можно уйти, чтобы дома в спокойной обстановке разработать план действий для объяснения мелкому, что угрозы это плохо, вот только Диппер был упрямым. И слишком самоотверженным ради своей сестры. И только он начал что-то говорить Гидеону, как тот щёлкнул пальцами. В следующую секунду кто-то ударил Диппера в живот и натянул на голову мешок. Всё смешалось в тёмном узком пространстве. И приказы, и гул машины.       «Спокойно» вздохнуть Диппер смог лишь в каком-то подобии бункера, когда мешок с головы стянули прочь. Парень действительно не мог точно определить где находился: бетонные серые стены и пол, отдающие холодом, совершенно одинаковые и безжизненные. А Гидеон стоит прямо перед ним, перед Диппером. Горделиво возвышается над поверженным врагом, с презрением смотрит своими крысиными голубыми глазками и злорадно ухмыляется. Конечно, легко чувствовать превосходство, когда в твоём подчинении находятся сильные и могучие обезьянки, способные выполнить любое поручение, удержать любого человека — особенно такого дохляка, как Диппер.       — Я думаю, что нам нужно кое-что обсудить, малыш Дип…       — Какого хрена происходит?! — рявкает Диппер, но в следующую же секунду сгибается пополам от неожиданного удара ногой.       — Но-но-но, — цокает Гидеон, ставя ногу обратно, — нехорошо перебивать говорящего. — Этот парень вполне мог бы преподавать уроки актёрского мастерства или перевоплощения. По крайней мере двуличие у него было возведено в высшую степень.       Мистер совершенство. Обаяние с голубыми глазками и пышным начёсом. Все девчонки-одногодки — а зачастую и не только они — вешаются на него, стараясь привлечь внимание. Интересно, как бы они отреагировали, увидев такую перемену в настроении?       Диппера бьёт крупная дрожь, но он всё равно поднимает полный жгучего гнева взгляд на возвышающегося над ним парня.       — Ну так что, теперь ты готов слушать? — холодно интересуется Гидеон. Диппер кивает, крепче смыкая зубы. — Чудесно. Как ты знаешь, твоей дорогой и обворожительной сестрёнке с недавнего времени приходят… достаточно занятые сообщения. — коротышка отходит и садится на единственный стул в помещении, так жалко стоящий под белой лампой накаливания. — Думаю, ты уже понял, что я приложил к этому свою руку.       — Ты сказал мне об этом прямым текстом, до того как твои мартышки скрутили меня и… — договорить парень не успевает. Лишь видит, как Гидеон отдаёт какой-то приказ, а после перед глазами рассыпаются искры от молниеносной встречи с бетоном.       Голос Гидеона теперь похож на шуршащую фольгу. Всё вокруг качается, словно они находятся на корабле, и на секунду Диппер верит, что это так. А после понимает, что качается он сам. В голове тяжесть и хочется спать. Но нужно дальше слушать коротышку.       Гидеон продолжает о чём-то рассказывать, манерно растягивая буквы. Красуется, словно павлин. Можно подумать, Дипперу есть до этого дело. Но когда туман начинает рассасываться, парень с холодком по позвоночнику понимает, что нужно вслушаться в то, что щебечет этот коротышка. Ведь он как какой-то паразит, вирус, нашёл слабое место Диппера и продолжает вновь и вновь бить по нему.       Его слабое место — Мэйбл, и гадёныш Гидеон это точно знает.       — …один парень решил закончить свою «карьеру»… — рассматривая ногти на руке, тянет тот. — Видимо, накопил на то, что хотел, и ушёл. Что же, его право, — Диппер сжимается, когда Гидеон поднимается со стула и подходит ближе. Это не кончится хорошо. — Поэтому теперь нам нужен закладчик.       — За… Закладчик? — это точно не закончится хорошо.       — Ой, вот только не надо строить из себя дурачка, Сосна, — Диппер нервно сглатывает, пусть это и бессмысленно. Во рту давно пересохло. — Закладчик. Осторожно передвигаешься по городу, не привлекая внимания, и делаешь закладки там, где тебе укажут, а после отправляешь подробный отчёт. Я думаю, что это очевидно. Знаешь, Диппер… — держащие руки дёргают парня вверх. И теперь он на одном уровне с Гидеоном, может спокойно смотреть ему в глаза. — Я сразу тебя заприметил. Тихоня-отличник. Не ходит на тусовки, к девчонкам не пристаёт. Может ты вообще гей? — слова замирают внутри вместе с удивлением. — Хотя, впрочем, не важно, — отмахивается Гидеон. — Суть в том, что ты — неприметный домашний мальчик, который точно не вызовет подозрений. К тому же, ты не дурак, Диппер, хотя порой так и кажется. Так что, будешь работать на нас? — скорее приказ, чем вопрос. Но парень упрямо молчит. Пусть и понимает, что выбора у него нет. В любом случае, пока что предложение выглядит глупо и бессмысленно. Гидеон, видимо, и сам это понимает, потому забрасывает ещё одну наживку. — А мы тебя вознаградим.       — Оставишь Мэйбл в покое? — глухо доносится из-под опущенной головы.       — Если всё выполнишь без ошибок.       И в тот миг всё показалось невыносимо большим и далёким. И Диппер чувствовал себя крошечной букашкой, на которую наставили лупу. Было очевидно, что выбора не было, а тот вариант, что предлагали, не казался надёжным. Но Диппер всё равно мотнул головой, соглашаясь.       С того момента земная ось отклонилась на пару градусов, и земля начала уходить из-под ног.       Как послушный работник Диппер чётко следовал всем указаниям Гидеона. Они передавались на выданный старенький телефон. Первую неделю всё шло настолько хорошо, насколько нелегальный бизнес вообще может быть хорошим. И Диппер с нетерпением ждал, когда же окончится вторая. Гидеон сказал, что они встретятся через две недели и обсудят выполненную работу.       И Диппер отчаянно надеялся, что от него и его сестры отстанут — ведь он выполняет всё в точности, как сказано в инструкциях.       Наивный.       Вторая неделя как-то сразу не задалась. Сообщение о новом поручении пришло в середине ночи. До школы оставались считанные часы, да и в сон клонило страшно. Диппер хотел было возразить, но вовремя вспомнил ради кого он старается, поэтому пальцы так и застыли над кнопками.       Впервые парень чувствовал себя таким уставшим. Каждое утро, если верить будильнику, встречало его уставшим отражением в зеркале с тёмными кругами под глазами.       Ну и чёрт с ним, думал Диппер. Пара часов недосыпа не так уж и страшна. Их всегда можно доспать. Днём, например. Главное, что теперь Мэйбл не трясётся каждый раз, когда открывает шкафчик. Её улыбка вновь не натянута и сияет так, что нужны солнцезащитные очки, иначе ослепнешь.       Вообще, Диппер всегда выглядел довольно болезненно, так что единственное, что могло его выдать — то нереальное количество кофе, который он ненавидел, что ему приходилось употреблять. Мэйбл подозрительно щурила глаза, когда Диппер вновь и вновь просил у неё ванильный сироп — по-другому эту шоколадно-коричневую дрянь он пить просто не мог.       Но потом случилось нечто непредвиденное. Сообщение о «поручении» пришло за пятнадцать минут до начала урока. Нужно было ехать в совершенно другую часть города, и если так, то Диппер пропустит порядка двух уроков.       «Какого хрена, чувак?!» — ёмкое и полное негодования сообщение. Ведь он знает, что Диппер сейчас занят. Знает, что начинаются уроки, что все пропуски отслеживаются. Но Гидеону, очевидно, было наплевать. «Не ты ли обещал был прилежным работником, сосна?»       И Диппер поехал. Чертыхался, проклинал коротышку, но усердно крутил педали. Мышцы ног ныли, кожа горела, пот стекал ручьями, но Диппер вновь и вновь нажимал на педали, поворачивая руль в новые проулки.       Признаться честно, таскаться с набитым наркотой рюкзаком по центру города было не самым расслабляющим из занятий. Да и то, как Диппер воровато оглядывался и дёргался от каждого шороха, когда искал либо же делал очередную закладку, явно не показатель душевного равновесия.       Каждый раз, каждый чёртов раз парень бежал мыть руки. Усердно растирал кожу пальцами, смывал мыльную пену, а после добавлял новую. Каждый. Чёртов. Раз.       Наверное никогда ещё Диппер не был так благодарен тому, что в их школе, следуя правилам, постоянно ставят полные бутылки мыла в туалетах. И как же он был зол на Гидеона, отправившего его в утреннее рандеву. Издевается, гадёныш, наверняка, думал Диппер.       Его отсутствие не осталось незамеченным. Как Мэйбл, так и учителями. Но, на счастье парня, ему лишь сделали выговор, ничего не сказав родителями, ведь до этого он исправно посещал занятия. Но Диппера не столько пугали родители, сколько сестра. Он знал, что если она захочет, то докопается до чего угодно. А его уговор с Гидеоном был далеко не тем, что должна знать её милая голова.       «Что за дела, бро?» — звучало расслабленно, но это было началом серьёзного разговора. Диппер кое-как отмахнулся от сестры, сославшись на сломанный велик, но та ему не верила и в итоге пришла к выводу, что «Кто-то завёл подружку!» После того дня Диппер решил как можно дальше обходить все темы, связанные с внезапными исчезновениями и Гидеоном, а то, не дай всемирная матрица, и проговориться может.       После этого всё было вроде как спокойно, но в самый последний день указание вновь пришло во время уроков. И Диппер впервые в своей жизни симулировал недомогание, чтобы свалить с занятий. К счастью, вышло достаточно успешно, ведь, признаться честно, выглядел он неважно.       На вечер была назначена встреча. Встреча об окончании двухнедельной работы. Вот только прошла она совсем не так, как ожидал Диппер.       Он пришёл в указанное место, его довезли к Гидеону с повязкой на глазах, словно пленника. Но хотя бы не с мешком, за что он был хоть и мало, но благодарен. Привели к коротышке. И не успел Диппер съязвить на это его «Здравствуй, малыш Диппер», как парня схватили.       Неожиданно и резко. Одну руку завели за спину, а вторую прочно сжали, выставляя вперёд предплечье.       Недоумевающий крик. Диппер оглядывается по сторонам, надеется, что это шутка. Но шприц, мелькающий в руках Гидеона, наводит не на самые лучшие мысли. Диппер что-то лопочет, пытается найти что-то в голубых глазах, на которые легла тень. Но в них пустота и холод. А в руках продолговатый шприц с полупрозрачной белёсой жидкостью, что несколькими каплями сочится при нажатии поршня.       В руку вонзается игла, и Диппер кричит. От страха или от боли — сам не понимает. Но связки надрываются, а с губ слетают самые грубые ругательства, которые только приходят на ум. Хочется рыдать во весь голос от той безысходности, что накатывает всё новой и новой волной. Парню лишь остаётся наблюдать за тем, как содержимое шприца вкачивается внутрь.       Диппер бы вцепился зубами в руку. Выдрал бы вены, выплюнул бы их на пол. И весь тот яд, что в него закачали, остался бы снаружи. Вытек бы с алой кровью, пачкая и без того грязные полы.       Выдрал бы, точно. Если бы мог. Но не может.       Игла покидает тело. В небольшом шприце не осталось и капли той мутной жидкости. Диппера отпускают, и он со сдавленным криком падает на колени.       — Что это за дрянь?! — голос начинает срываться в истерике, а из глаз сочатся слёзы.       — Это героин, — спокойно отвечает Гидеон. Ни единой эмоции. Сожаление, раскаяние — на этом пухлом лице пусто.       Опустошённый шприц слишком непринуждённо кладут на стол. Диппер слышит каждый герц того, как он стукается о деревянную поверхность. А внутри всё клокочет, рвётся наружу. Рёбра сжимаются, угрожая сломаться, желудок, кажется, скручивается, становясь по размеру едва ли больше горошины.       — За… — голова становится тяжёлой, а всхлипы сами собой вырываются наружу. — Зачем ты это сделал, у-ублюдок?! — Диппер чувствует себя истеричкой. Девочкой-подростком, которую бросил парень, хотя их недельные отношения точно шли к свадьбе!       Возможно, Диппер бы и хотел быть этой девчонкой. Тогда его слёзы были бы оправданы, наверно.       Тогда бы с ним этого не происходило.       — Я не тупой, малыш Диппер, — говорит Гидеон, в насмешке приподняв подбородок. И это бесит ещё больше. — Вот отработал ты эти две недели — а что дальше? Мирно уйдёшь в тень? — он приглаживает свои слишком светлые волосы, пока Диппер корчится на полу. — Я наблюдал за тобой, и знаю, что рано или поздно ты бы отомстил. Поэтому мне была нужна гарантия, что всё не накроется медным тазом. А теперь, Диппер, что ты сделаешь? Что ты сделаешь, а? Обвинишь меня, что я заставил тебя торговать наркотой? — коротышка расхохотался, изредка похрюкивая, и едва ли не перешёл на фальцет. — А я скажу, что такой несчастный и забытый всеми дохляк как ты решил найти утешение в белом порошке, но из-за нехватки средств решил работать на меня! — он резко замолк. Секунда, и Диппера хватают за волосы, грубо дёргая вверх. — И что ты сделаешь, Ёлка? А?! Что тебе остаётся, кроме как пойти со мной под ручку в католажку?!       Молчание. Диппер не может подобрать слов, ведь все они слились в бесконечный яркий поток, над которым громыхают огни фейерверков. Мысли грохочут набатом, бьют по стенкам черепа.       Кажется, температура резко подскакивает. А может и нет, но Дипперу невыносимо жарко. По шее стекают капельки пота, но тело почему-то бьёт озноб.       Парень пытается подняться, но руки подкашиваются, и он просто садится, поджимая конечности и, в особенности, руку. Свет моргает, температура то подскакивает, то падает, и Диппер что-то тихо скулит, начиная теряться. Но как яркая вспышка молнии где-то рядом раздаётся раздражающий голос Гидеона.       Кажется, он просил продолжить работу. Говорил, что Диппер очень ценный и ответственный работник. Но тот лишь агрессивно рявкал в ответ, категорично отказывался и едва ли сдерживал слёзы. Гидеон же сказал, что тот ещё передумает. И звучало это слишком угрожающе.       Первое в жизни наркотическое опьянение представлялось совершенно не так. Казалось, должна быть эйфория, повышенная чувствительность и, возможно, самую малость признаки аритмии. А Дипперу было плохо. Просто отвратительно. Его тошнило, штормило, раскачивало в разные стороны. Голова раскалывалась на части и звенела, трещала беспрерывным воем.       Парень, не с первой попытки попавший ключами в замок, тихой тенью вполз в дом. Скользнул мимо родителей, глубже прячась в капюшон толстовки. Но каким бы тихим он не был, как бы сильно не желал слиться со стеной, Мэйбл всё равно последовала за ним, обеспокоенно интересуясь его состоянием.       Мэйбл была доброй. Чуткой. Её большое сердце всегда было открыто для всех, кто нуждался в любви, и она явно не заслуживала грубого толчка плечом, граничащего с гневом, но в тот момент Диппер просто не мог по-другому.       Он рухнул в ванную, захлопнув за собой дверь, и, отдышавшись, прильнул к зеркалу. Как он и ожидал, зрачки были слишком расширены, и он, чёрт побери, не знал, как долго это будет продолжаться. А после в голове что-то щёлкнуло. Лопнуло с громким пронзительным хлопком, и Диппер прильнул к унитазу, наспех вывернув вентили крана до упора.       — Знаешь, в тот вечер я думал, что так и сдохну, в обнимку с унитазом, — Диппер криво усмехается, в неловкости почесав свой бритый затылок. Но, словно о чём-то вспомнив, стремительно заводит руку назад. — Оно ведь, знаешь, только в фильмах красиво. Безудержная эйфория, безграничное счастье и брызжущая изо всех щелей энергия, — лениво жестикулируя руками, рассказывает он. — А на самом деле от тяжёлой наркоты в первый раз и загнуться можно. Ты же… Ты же ведь помнишь, каким я был, да? — Мэйбл осторожно кивает. — Слабым, тощим… В целом, мало что изменилось. — усмехается Диппер, а Мэйбл позволяет себе вымученную улыбку. История, вроде как, только началась, а ей уже тошно. — Так вот, я до этого наркотики не пробовал совсем, а тут мне внезапно прилетает, да ещё и что — героин! К тому же, я ещё и против был. В общем, первое похмелье ни в какое сравнение с этим не идёт… — слабая усмешка повисает на худом лице, и Диппер некоторое время отстранёно смотрит в стену, явно о чём-то задумавшись.       — Вообще, — внезапно начинает он, — плохо только в первый раз, по крайней мере физически. Но то ненастоящее счастье, вызываемое синтетическими веществами, перекрывает и психологический дискомфорт. И Гидеон был прав — я передумал. Не без его помощи, конечно…       — Неужели тебя… Они… — Мэйбл не знает, как лучше сформулировать свой вопрос. Да и догадок было много — и одна хуже другой.       — Нет, Мэй, меня не били, хотя я бы хотел, чтобы это было так… — Диппер хмурится, но, словно опомнившись, прокашливается и продолжает. — Ты бы в любом случае заметила. — и всё равно надежды не внушает. — Меня просто выловили в переулке через пару дней и вкололи новую дозу. Вот тогда меня действительно накрыло. Всё было весело, ярко и радостно, как будто в глаза этими твоими блёстками сыпанули, только без режущей боли. — «пуф!» одними губами и взлетевшие на мгновение брови. — А вот когда наступили первые признаки отходняка, вот тогда было не до шуток. Пришлось вернуться. Отдача от героина была слишком сильной — Гидеон позаботился, чтобы я точно вернулся. Правда, больше на меня так сильно не тратились, и кололи… Оксиконтин, вроде…       Молчание. Диппер вновь о чём-то думает, и в глазах его тёмная беспросветная печаль.       — Я был таким слабым, Мэйбл. — его голос тихий, едва слышный шёпот. Губы мелко дрожат. — Чертовски слабым… Я работал за наркотики, понимаешь? Делал закладки ради нового прокола на своих венах, самостоятельно вырывая для себя всё более глубокую яму… — голос срывается, и парень затихает. Голова низко склонена. У Мэйбл внутри всё трясётся. Клокочет и рвётся наружу. Она хочет вмазать этому Гидеону. Вернуться с помощью какой-нибудь временной рулетки на семнадцать лет назад и дать этому засранцу хорошего такого пинка. Но увы, не может. А потому лишь успокаивающе гладит брата по спине, нашёптывая что-то.       С того дня, когда Диппер решил вернуться, всё вокруг почернело. Лишь изредка мир вспыхивал яркими красками во время очередной дозы — да и то ненадолго.       Диппер тлел. Укрывался от яркого света, прятался в глубоких капюшонах и длинных рукавах. Стал грубее, раздражительнее. Его учёба начала катиться под откос.       Как и говорил Гидеон, Диппер не был дураком. Он прекрасно осознавал, что от наркомании ничего хорошего ждать не придётся, но это было чем-то вроде любимой, хоть и дурацкой футболки.       Все окружающие говорят, что ты выглядишь в ней как дурак. Да ты и сам это прекрасно понимаешь. Но тебе в ней настолько удобно, что ты вновь и вновь надеваешь её.       Вот только Диппер надевал её не совсем потому, что хотел. Он делал это скорее вынужденно, не мог выносить той ужасной ломки, что следовала после воздержания от новой дозы. А признаться кому-то, рассказать, во что ввязался, он не мог. Да и извращённый синтетическим счастьем мозг постепенно начал принимать это как должное, и парень, вроде как, привык.       И надевал ту дурацкую футболку опять и опять.       — А потом… — слишком глубоко, слишком мрачно. — Я ему надоел.       — Хорошая работа, малыш Диппер, — с ухмылкой произносит Гидеон, с издёвкой трепля парня за исхудалую щёку. — Жаль лишь, что мы не можем так рисковать, оставляя тебя в городе со всеми нашими тайнами, — он щёлкает пальцами. Из темноты появляются два амбала и хватают Диппера под руки, приподнимая над землёй. — Если вернёшься в город или что-нибудь вякнешь фараонам — мы узнаем. И, — выдержав паузу, прибавляет коротышка, — твоя дорогая сестрёнка узнает тоже.       А после этого всё смешалось в какую-то бурую кашу. Диппер мог лишь вспомнить злорадный смех. Окутавшую его душную темноту мешка. И долгую-долгую поездку.       Сначала Диппер ворочался, брыкался, сопротивлялся, но вскоре всем это надоело, и при каждой попытке Дипперу отвечали ударом. Через некоторое время он отрубился, а когда очнулся вновь, то не мог безболезненно вздохнуть — ломка сковала его в своих объятиях.       Диппер не мог пошевелиться, сказать что-то, даже дышать было больно. И от всего этого бессилия он заплакал. Заметив это над ним стали подшучивать, пытались как-то подколоть, но парень не мог сосредоточиться на посторонних звуках. Не тогда, когда изнутри его пожирал собственный организм.       А потом его выбросили на холодный бетон какого-то канала. Рядом завывал влажный ветер и, кажется, бегали чьи-то крохотные лапки.       — Это тебе от босса. Подарочек, — грубо пробасил один из охранников. Рядом с головой что-то тихо звякнуло о камень, а после раздался гул уезжающей машины, который стих через несколько секунд.       Всё внутри разъедала пустота и горькая обида. Именно тогда Диппер впервые подумал о том, чтобы умереть. Но из-за ужасных болей, сопровождавших его, он не мог сделать даже этого.       Дрожащие руки стянули прочь мешок. Наспех вытерев слёзы, Диппер попытался оглядеться где он находится. Но вокруг только и были, что серый бетон канала и пожухлая грязная трава. Над головой расплескалось чернильное небо с редкими и тусклыми звёздами.       Тело вновь прошило волной боли, и Диппер с рваным хрипом выгнул спину до ломоты в позвоночнике. Рот приоткрылся в беззвучной мольбе, пустые глаза таращились перед собой. Дышать было тяжело. Двигаться было тяжело.       Тяжело было жить.       В ту ночь грязный и забытый всеми канал слышал долгие протяжные всхлипы страха и скулёж из-за боли. Тонкое тело дрожало от холода и рыданий. Диппер не мог остановиться, он вновь и вновь продолжал жалеть себя, свернувшись калачиком на холодном бетоне. Он ведь просто подросток. Он хотел защитить свою сестру, почему же всё опять вышло боком?       В скором времени Диппер просто отрубился. И это было лучшим временем за те несколько дней, что он провёл там, корчась в грязи и изредка перекусывая какой-то неясной травой.       «Подарочком от босса» были две ампулы с наркотиком и шприц. Как только Диппер обнаружил это, сразу же вколол себе дозу дрожащими руками, не в силах терпеть весь тот ад, что сопровождал его. Вместе с облегчением пришла не отравленная болью ясность мысли, и парень понял, что наркотиков осталось катастрофически мало. Достать ещё он вряд ли сможет, а если и сможет, то всё равно просто заживо сгниёт. Это однозначно не было тем будущим, о котором он мечтал.       А когда закончатся уже имеющиеся, то он с огромной вероятностью просто сдохнет в канаве. Ломка сожрёт его, а слабость и голод ей в этом подсобят.       Диппер увидел своё отражение в мутной воде канала. Он понял, что дальше так нельзя. Нужно было что-то делать.       И сделал просто безумный выбор.       Следующие дни парень пытался очиститься от всего того, чем долгое время пичкал себя с подачек Гидеона. И это было ужасно.       Кости ныли, мышцы сковывали судороги, а суставы словно выкручивали. И даже от вводимых доз, что с каждым днём становились меньше, не было ровным счётом никакого эффекта.       Диппер смог выкопать неглубокую ямку, в которой собиралась вода. Он пил её и ел мерзкую на вкус, но вполне съедобную траву, которая была похожа на лечебную травку из учебника ботаники, а после этой же смесью блевал рядом с собой. Из глаз текли слёзы, тело прошибал холодный пот. Нервы были натянуты до предела, и больной и уставший рассудок Диппера постоянно штормило. В редкие минуты, когда он не извивался в судорогах боли или не блевал, он то и дело думал о том, чтобы сброситься в этот чёртов канал и просто захлебнуться. Убежать от всего этого. Больше не мучиться.       Но тут же передумывал. Хотел бороться за жизнь. Хотел доказать Гидеону, что тот не сломал его. Диппер хотел прийти к нему, посмотреть в его мерзкие глазки и сказать, мол, посмотри, вот он я. Живой и даже здоровый.       И умывался той мутной водой, вновь падая на холодный бетон.       Совсем отвратительно стало, когда наркотики закончились. Тогда начался настоящий ад.       Привыкший к лёгкому способу получения удовольствия организм бунтовал. Изводил хозяина в муках. Сжимал в судорогах, выворачивал суставы, что Диппер практически слышал этот мерзкий хруст. Сдавливал черепную коробку и бил, бил внутри отбойным молотком. Кричал, требовал «порции счастья», но Диппер лишь метался в агонии и холодном поту.       Парень был уверен, от него несло как от чёрта, но было совершенно плевать. Уставший разум метался, запертый, просил избавить его от страданий, но Диппер мог лишь перетерпеть.       Он помнил, как корчился от боли. Помнил, как разговаривал со своей проекцией, умоляя дать новую дозу. С библейской скоростью сходил с ума. Рыдал и задыхался от боли, пока всё не померкло.       Когда глаза вновь смогли видеть, Диппер понял это не сразу. Несколько минут пялил в черноту над собой, не осознавая того, что глаза открыты.       Ночь была тёмной, беззвёздной, но тёплой. Всё тело тонуло в слабости, желудок был пуст. Зато внутренние органы больше не были оплетены ветвями терновника. И Диппер понял, что справился. Пролежав ещё некоторое время, он провалился в глубокий сон.       Проснулся уже днём. С неба палило солнце, вода в канале странно поблёскивала.       Диппер осознал, на сколько зарос грязью. Он кое-как вымыл голову, успев сблевать желчью рядом с собой, высушился на солнце, вновь съел травы и выпил добытой нехитрым методом воды.       Всё было слишком отвратным на вкус, но выбирать не приходилось.       — Мне удалось добраться до какого-то жилого дома. Я залез к ним в сад и вымылся из шланга, ну, вернее попытался. Никогда не забуду ту ледянющую воду, — Диппер наигранно ёжится. Всеми силами пытается сделать историю более светлой, думает Мэйбл. Что же, она сделает вид, что верит. — И меня заметили. Повезло, что там жила какая-то милая женщина с девчонкой лет восьми. Увидев, в каком ужасном состоянии я был, она меня и накормила, и даже одежду дала… Хотя выглядел я в ней отвратительно, если честно. Как пугало огородное, не иначе.       Он пытается рассказывать беспечно, как бы опуская серьёзность некоторых моментов. Но Мэйбл всё ещё больно. И от этого она чувствует себя виноватой. Как она может считать ЭТО болезненным, если её брат прошёл через это. Сам, в одиночку, а не сидел и слушал, пытаясь не плакать.       Но Мэйбл страшно, стоит представить, какой тяжёлой была вся сложившаяся ситуация для семнадцатилетнего подростка. Одного. Брошенного. И преданного в лучших традициях сопливых триллеров.       — Мне удалось уговорить её не вызывать полицию хотя бы в тот день. Сослался на то, что безумно устал, что мне нужен отдых. Но, честно признаться, мне он действительно был нужен. В общем, той ночью я сбежал. Прихватил с собой сумку, немного продуктов и кое-что из аптечки — я точно тогда простудился. И ушёл.       Это была весна. Поздняя весна, пропитанная запахами юной зелени. Хотя бы за это Диппер был в некоторой степени благодарен Гидеону. Ведь шансы выжить аномально тёплой весной гораздо выше, чем в снежные зимние метели.       Диппер шёл в никуда. Просто вперёд, максимально экономя еду, спал прямо на земле, а потом вышел к городу. Тогда для него открылась новая сторона жизни — воровство.       Моральные устои были сильны. Они возвышались над парнем, с укором смотря на него и качая головами. Но желание жить было куда сильнее. И Диппер стискивал зубы, неслышно извинялся, а иногда и вовсе рыдал, но вновь и вновь воровал. Сначала фрукты на местном рынке, но на одной еде далеко не уедешь, поэтому пришлось воровать и деньги. Но он их не тратил, нет. Он их копил, чтобы перейти ко второй части плана.       Дипперу предстояло стать Фениксом. Тем, кто возродится из пепла.       Звучит банально, бесспорно. Но это не значит, что достичь этого легко.       У Диппера не было документов, да и вообще чего-либо, удостоверяющего его личность. А даже если бы и было, вряд ли его куда-то приняли, ведь он не был совершеннолетним. Собственно, парень изначально понимал, что легальная работа ему будет лишь сниться.       Жизнь не была сказкой. Она была трудной, безумно. Но парень справлялся, как мог. Ради себя и Мэйбл. В какой-то момент сестра стала для него своеобразным стимулом. И когда в очередной раз хотелось вспороть вены или наглотаться таблеток, он представлял её сияющую улыбку и заводной смех, и в сердце вновь слабой птицей билась надежда.       К концу лета Диппер накопил вполне приличную сумму для того, у кого не было ничего. Пусть ночевал он в каком-то убогом бараке с кучей других бездомных, но зато не на улице. И готовился к новой части плана.       — Я ждал, Мэйбл, долго и терпеливо, но ждал. Я так безумно скучал по тебе и родителям, но не мог вернуться, ведь страх пожирал меня изнутри. Поэтому я решил, что если подожду, то Гидеон забудет про меня. В любом случае, после восемнадцатилетия я сделал себе документы и смог пойти работать туда, где не боялся получить чем-нибудь острым под рёбра.       И всё более-менее наладилось. Пусть иногда на запястьях появлялись красные полосы, но это было вполне нормально. Диппер был один. Тонул в собственном страхе, захлёбывался от беспомощности. И это то, как он напоминал себе, что ещё жив. Проверял, не застыла ли ещё его кровь.       Прошло три года. Диппер усердно работал и копил деньги, даже шёл на какое-никакое повышение. И новых «браслетов» на его руках не появлялось. Зато появилась татуировка. Маленькая и аккуратная звёздочка на первой фаланге среднего пальца. Напоминание, почему не стоит вскрывать вены. Диппер смотрел на тату и всё мечтал о том, как вернётся обратно. К Мэйбл, к маме и папе…       А потом заболел. Простудился и слёг в лихорадке. Тело била дрожь напополам с ознобом. Позаботиться о парне было некому. Он был уверен, что умрёт от этой злосчастной простуды. Хотя, поговаривали, что это был грипп. Птичий, свиной или рыбий — Диппер не разбирался. Лишь продолжал думать, что скончаться вот так — и это после всего, через что он прошёл! — смертельно глупо.       Но, к счастью, он всё же выжил. После страшной двухдневной лихорадки наравне с беспамятством, болезнь спала за несколько дней. И Диппер, пусть и жутко ослабленный, вернулся на работу.       — Вот только оказалось, что меня уволили, — поджимает губы. — Хотя я даже и не знаю, на что надеялся. Пропал на неделю, ни здравствуйте или прощайте… Короче, больше меня ничего не держало, и я отправился к вам… домой. Вот только не доехал, — в глазах Мэйбл зарождается страх, и Диппер хочет предупредить его, но не может. Ведь случилось действительно страшное.       Приехал в соседний город Диппер поздно — на последнем автобусе. Денег было вполне достаточно, поэтому он решил остановиться на ночь в дешёвеньком мотеле, а на утро рвануть в родное место. Вот только до мотеля он не дошёл.       Какие-то отморозки зажали его в переулке. А Диппер ведь знал, чувствовал, что идти туда не надо, но пошёл. И ведь непонятно, почему к нему пристали — он не выглядел как тот, у кого могут быть деньги. Пусть они у него и были.       — Отобрали мою сумку, вывалили всё из неё и с хохотом забрали всё то, что я с таким трудом копил. Я буквально рыдал, умолял их отдать, — кулаки невольно сжимаются, а в голосе чувствуется горечь. — Но на все мои жалкие попытки рассказать что куда и зачем меня лишь толкали, а после и вовсе избили. Не то, чтобы сильно… Неприятно, в любом случае. Ещё и дождь пошёл. Это, как в тупом дешёвом кино, чтобы лишней драмы нагнать, — Диппер устало выдыхает и прикрывает глаза. А Мэйбл в неверии смотрит куда-то, пытается представить, какого это: вновь потерять всё. — А потом…       И в ту дождливую ночь Диппер не выдержал после такого продолжительного времени, когда всё стало почти хорошо. То происшествие легко сломало едва-едва сросшуюся психику.       А Диппер устал. Просто устал бороться. Какой был в этом смысл, если в итоге всё равно найдутся отморозки, способные свести все твои труды к нулю?       Острый осколок одним лёгким движением вспорол тонкую кожу. На запястье протянулась длинная полоса, из которой спустя несколько мгновений засочилась кровь. Диппер шипел и стискивал зубы. Боль была достаточно сильной и неприятной. Но стоило её перетерпеть, как наступит спасительное забытьё.       С усилием, Диппер вскрыл и вторую руку, но на ней всё вышло как-то неаккуратно, рвано. Но сил делать по-другому уже не было.       Ведь Диппер так устал.       Вместе с кровью из тела уходили жизненные силы. В глазах помутнело, и Диппер с рваным вздохом осел на грязный асфальт. Дождь барабанил по крышам, и звук этот становился далёким, ненастоящим. Вода стекала по лицу, по телу. Перемешивалась с горькими слезами на лице. Волосы и одежда намокли, но было уже всё равно. Нужно было просто подождать, когда вся эта чёртова жизнь уже закончится. И слёзы терялись в дождевой воде.       Тьма практически поглотила парня, как вдруг перед приоткрытыми глазами замаячило нечто рыжее. Это пятно что-то кричало и трясло Диппера за плечи. Он приоткрыл глаза чуть шире, пустым взглядом смотрел на озабоченное лицо девушки и уже ничего не понимал.       Его запястья что-то сдавило. Кажется, какая-то ткань. А после то пятно с немалым усилием затащило в тёплое и сухое место. И тьма нетерпеливо окутала Диппера, забирая к себе.       Очнулся Диппер с дикой слабостью и навязчивой болью во всём теле, преимущественно в голове. Он не совсем понимал, где находится, да и как, собственно, он сюда попал. Попытка подняться не увенчалась успехом. Запястья оказались заботливо перевязаны белоснежными бинтами. — А потом… пришла она, — Диппер опускает голову, и Мэйбл готова поклясться, что видит на его щеках смущенный румянец. — Я не буду называть её имени, скажу лишь, что она была безумно красивой… И не только внешне! — спешит добавить парень. На хитрую улыбку Мэйбл тушуется немного, но продолжает: — Она была безумно смелой и доброй… Я помню её густые рыжие волосы и россыпь веснушек на лице и плечах…       Мэйбл была счастлива. Так счастлива, что в истории её брата было место и для счастливых моментов. Если в сказках есть прекрасные принцы, то почему бы не быть неотразимым принцессам?       — Она была ординатором в местной больнице. Приехала откуда-то из глубинки и покоряла «большой» город. Нашла меня в ту ночь после вечерней смены, притащила к себе… Я потом что-то там кричал, что зря она мне помогла, что лучше бы оставила гнить у мусорных баков. А она, поняв, что уговоры вроде «Каждая жизнь важна!» не действуют, с насмешкой бросила что-то вроде: «Если так хотел умереть, то вскрывался бы не поперёк, а продольно, дебил. А так ты выглядел как четырнадцатилетняя девочка с неразделённой любовью!», — Мэйбл не очень понимает, что может быть весёлого в советах по вскрытию вен, но брат явно наслаждается воспоминанием об этом, а потому и она счастлива. — Она поставила стакан с водой и ушла, хлопнув дверью. И в тот момент… Знаешь, Мэйбл, — Диппер поднимает на сестру свои глаза. Такие большие и отчасти вечно печальные, но такие честные. — Тогда я впервые в своей жизни влюбился, с головой и по-настоящему. И, наверное, в последний. Её прямота и сияющая улыбка вновь уверили меня, что жизнь не такое дерьмо, как кажется.       И вновь тишина. Но в этот раз мягкая, успокаивающая. У Мэйбл сжимается сердце от той нежности, что отражается на лице брата, и она хочет запомнить этот момент навсегда.       — Глупо, да?       — Вовсе нет! — спешит она его уверить. — В любви есть своя магия, я всегда говорила. Например Найджел тоже вернул меня к жизни после твоей пропажи и предательства моего бывшего… К тому же, ты выглядишь таким счастливым, вспоминая об этой девушке, — Мэйбл улыбается. Тепло и искренне. — И какая разница, глупые это вещи или нет, если они делают нас по-настоящему счастливыми?       Это точно была любовь. Громкая, будоражащая кровь, заставляющая её вскипать. Она была во взъерошенных от ярости волосах, в горящем взгляде. От воды в бледное лицо до страстных поцелуев прямо на крохотной кухне.       Вэнди была старше на пару лет, но никого из них двоих это ничуть не смущало. Диппер рассказал ей свою историю, позволил узнать ровно столько, сколько хотел, и этого хватило. Вэнди была понимающей и не лезла туда, где могла испортить или задеть что-то очень важное.       Диппер остался жить у неё. Первое время просто помогал по дому, пока девушка работала в долгих больничных сменах, а потом и сам устроился в местную забегаловку.       Возможно, то, что было между ними — не было любовью в привычном её понимании. Возможно просто страсть, сверкающие искры, что ударяют в голову. Плывущие перед глазами круги от долгих поцелуев, и скачущий от прикосновений пульс. Но им было хорошо вместе, и это главное.       Они никогда не говорили о любви, не заявляли, что пара. Они не были должны друг другу, а потому, когда у Вэнди появился настоящий парень — какой-то гитарист с подведёнными глазами — Диппер не возражал.       К тому моменту раны затянулись, а душа оказалась залатана. Пусть импульсивно, пусть не очень аккуратно, но для парня эти размашистые стяжки казались самыми красивыми во вселенной.       Они прощались тихо, но долго. Сидя ночью на кухне, пуская в потолок густые кольца сигаретного дыма. Диппер рассказывал о мечте вернуться в родной город, а Вэнди шептала о том, как хочет стать главным врачом.       Их последнее утро было запечатлено глубоким и страстным поцелуем. Вэнди дала Дипперу денег «чтобы точно хватило» и провожала с окна его удаляющуюся спину.       В их истории была поставлена точка.