* * *
До собачьих упряжек мы добрались только на следующий день, потому что стоило нам вернуться к Аспену, как Максону сообщили, что на дворец напали повстанцы. Мы вернулись в шале, чтобы дождаться последних новостей. Как выяснилось, нападение совершилось, как только мы покинули Анджелес. Королева не пострадала, её вовремя увели в укрытие. Жертв не было, а это значило, что напали северяне. Зачем? Чтобы напомнить, зачем я здесь? Чтобы дать своеобразный знак, что я заигралась с королём и пора действовать? Но как я могла действовать, если мы не занимались историей, а Максон не спешил открывать тайны своей семьи? Он итак сказал много в Глендейле. Как по мне, отпуск не заладился с самого начала, но Максон не унывал. Словно пытаясь восполнить утраченный день, он взялся за следующий с удвоенной силой. У меня даже появился новый четвероногий друг. Мне так полюбились хаски, что Максон предложил купить щенка у местного заводчика. Сначала я отнекивалась, но потом всё же сочла, что детям понравится новый друг. Астра любила животных и давно просила завести котёнка или щенка. Следующей нашей остановкой был ледяной городок, где нам даже разрешили создать свою скульптуру. Вышло не очень, но было весело. Мне даже удалось стащить у Максона фотоаппарат и сделать несколько снимков с ним. А то я всерьёз опасалась, что на плёнке фото со мной было больше, чем окружающих нас пейзажей. К вечеру мы добрались до горячих источников, где я вместе с Люси и Аспеном нежилась в горячей воде. Максон наотрез отказался купаться с нами, ставя меня в тупик. Зачем же он запланировал это мероприятие, если сам не собирался принимать в нём участие? Я понимала, что у него были какие-то причины, но раздражал тот факт, что он не спешил ими делиться. Впрочем, я ничем не была лучше него. На следующий день резко похолодало и поднялся ветер. Местные жители говорили, что это было преддверием бури. Однако это не остановило Максона, и мы поехали на Оленье ранчо. Слава богу, хоть здесь мне удалось отговорить Максона от покупки оленёнка. — Не всех животных, что мне нравятся, стоит покупать, — смеялась я, поглаживая морду оленя, который невозмутимо жевал сено. Максон не стал спорить с моим аргументом, но всё же купил мне сувенир на память. На предложение хозяина ранчо отведать оленины, мы вежливо отказались. Как можно было есть это мясо, когда только недавно смотрел в эти невинные глаза и гладил их милые мордочки. Нет уж, я никогда не была живодёром. После ранчо нам всё-таки пришлось вернуться в шале, из-за усилившегося ветра. Максон сетовал, что нам не удалось добраться до каких-то ангельских камней, но я не жалела. Я нуждалась в отдыхе от отдыха, желательно в объятиях Максона под тёплым одеялом у камина и с кружкой горячего шоколада в руках. — Завтра обязательно съездим к камням. Тебе понравится, обещаю! — Верю, — улыбнулась я, радуясь, что поездка состоится только завтра. Вернувшись в шале, я в первую очередь направилась в ванну, чтобы отогреть своё закоченевшее тело. Энтузиазм Максона был похвален, но всё-таки не хотелось заболеть прямо перед началом учебного года. В камине приятно потрескивали дрова, создавая ни с чем не сравнимый уют. Во дворце были камины, но они были скорее красивым интерьером, и их редко разжигали. Здесь же не было место современным изыском. Всё было пропитано деревенским стилем, которому придали богатый лоск. В спальне меня поджидала Люси. Ещё когда, я только узнала, что Аспен женился, меня обуяла ненависть к даме, что украла его сердце. Да, он уже не принадлежал мне, но всё же давно забытая часть меня приревновала его. Однако, когда я познакомилась с Люси, мне пришлось признать, что она довольно-таки милая девушка, с которой мы быстро сдружились. По крайней мере, у меня был друг во дворце, помимо Сильвии и королевы Эмберли с их занятиями этикета. — Не хотите с Максоном сыграть? — спросила она. — Аспен одолжил у гвардейцев одну колоду, и мы решили скоротать вечер за картами. — Заманчивая идея, — улыбнулась я. Конечно, это не то, на что я рассчитывала, но и обижать Люси не хотелось. — Я спрошу у него. — Будем ждать вас у себя. Я плюхнулась на постель и набрала Коту, чтобы удостовериться, что дома всё было хорошо. Астра, как и всегда, вела себя спокойно. Не ребёнок, а золото. Лео же вовсю капризничал, и от его плача сердце сжималось от тоски. Захотелось сразу же вернуться, но Кота строго настрого запретил об этом думать. Никогда не замечала за братом такого альтруизма, пусть даже он уже и давно предлагал взять отпуск, но я думала, он не всерьёз. Единственное о чём попросил Кота, это поговорить с Мэй. После возвращения Натаниэля в Англию, она только и делала, что висела на телефоне, болтая с ним. Ничего глобального в этом не было, но мы оба понимали, что их роман его родители могут не одобрить, а видеть Мэй с разбитым сердцем было выше наших сил. Переодевшись, я направилась к Максону. В гостиной было заметно прохладней, чем в маленькой комнате. Выглянув в окно, я поёжилась. Не хотелось бы застрять здесь в бурю. Если это было только преддверие, что будет здесь через несколько дней? — Максон, там Люси с Аспеном зовут… Я остановилась как вкопанная. Толкнув без стука дверь, я не думала, что застану его полураздетым. Максон всегда был при параде и вообще сложно было представить его без костюма. Казалось, что они были его второй кожей. Однако, не обнажённый торс заставил меня замереть, а белые шрамы, рубцы, которые украшали всю его спину. Мой взгляд встретил с его в отражении зеркала. — Тебя не учили стучаться? — со свистящим звуком процедил Максон. — Максон, что с твоей спиной? — тихо спросила я, делая шаг в комнату. Он резко развернулся и сделал шаг прочь от меня. — Уходи, — произнёс Максон, сжимая руки в кулаки. В его глазах полыхнула злость, от чего я попятилась. — Убирайся! — рявкнул он, хватая свитер. Я как ошпаренная вылетела из его комнаты и заперлась у себя, пытаясь подавить всхлипы. То, как он переменился в лице, как зло смотрел на меня… Этот Максон был мне незнаком и знакомиться ближе не было никакого желания.* * *
POV Максон
Я сделал глубокий вдох, пытаясь унять злость и дрожь. В голове неприятно запульсировало, а в ушах появился шум. Только через четверть часа удалось успокоиться и понять, что, кажется, я наломал дров. С самой юности я стыдился того, что сотворил со мной отец. Я считал это позором, тёмным пятном, которое надо было прятать от всех и вся. Единственная, кому я доверил этот секрет, была Эвелин, потому что наши отношения зашли глубже, чем с другими девушками, с которыми я встречался. На то, чтобы показать спину, мне потребовалось несколько месяцев моральной подготовки и бутылка коньяка за ужином. Эвелин старалась не проявлять брезгливости, но всё же, лишний раз старалась не касаться моей спины, даже когда я был одет. Это было заметно, и это тоже оставило свой отпечаток. Я только лишний раз убедился, что шрамы надо было прятать и прятать хорошо. Поэтому, с появлением Америки, даже зная, что времени у меня мало, я не стал спешить переводить наши отношения в горизонтальную плоскость. Я не мог вынести мысли, что буду ей противен. Однако, кольцо, что лежало на дне чемодана, предполагало, что рано или поздно она должна была познакомиться и с этой частью моей жизни. Но не так, ни тогда, когда я был абсолютно не готов. — Боже, я велел ей убираться… Я несмело подошёл к её запертой двери и постучал, однако произнёс совершенно не то, что хотел. — Америка, что насчёт Люси и Аспена? Всё-таки я был трусом! Нужно было просить прощение, а не спрашивать, о чём она хотела сказать. Вряд ли она ответит, словно ничего не произошло, но она удивила меня. Америка открыла дверь, и прежде чем опустить глаза, я заметил, как они покраснели. Я обидел её, но предпочёл обойти эту тему стороной. — Люси предложила сыграть в карты. Если хочешь, то можем присоединиться. — Хочу. — Она вскинула голову и сосредоточенно посмотрела на меня. Между бровей пролегла хмурая морщинка, а потом она кивнула и, взяв из комнаты широкий шарф, поспешила к лестнице. Я потёр лоб, проклиная себя за глупость. Любая другая на её месте устроила бы истерику, а она просто кивнула, приняв мои правила игры. С одной стороны это только ещё сильнее убедило меня в том, что Америка та самая, но я только что оттолкнул её. Вечер за картами тянулся непомерно долго, хотя должно было быть всё по-другому. В гостиной чувствовалось напряжение. Нет Америка продолжала улыбаться, шутить, болтать о пустяках с Люси и Аспеном, но что-то неуловимо изменилось. Она не тянулась ко мне, сухо отвечала на мои вопросы. Леджер это тоже заметил, потому что когда мы перед сном спустились к гвардейцам, чтобы получить вечерний отчёт из дворца, он не преминул об этом сообщить. Я проигнорировал его слова, но на душе до сих пор было паршиво. Вернувшись наверх, я застал пустующую гостиную. Обычно перед сном мы смотрели какой-нибудь фильм и только потом расходились по своим комнатам. Я подошёл к её двери и тихо постучал, совершенно не представляя, что собирался ей сказать, но извиниться нужно было. — Открыто. — Америка сидела у изголовья кровати, вытянув ноги и постукивая задумчиво уголком телефона по губам. — Связи нет. Хотела позвонить Мэй, но на линии одни помехи. Должно быть, из-за ветра. — За окном разыгралась настоящая пурга. Я надеялся, что к завтрашнему утру все уладится, чтобы провести ещё несколько деньков на природе. — Америка, я хочу извиниться, — произнёс я, подходя к кровати. Она хмыкнула и кивнула. Я потёр переносицу, собираясь с духом. Если я хотел сделать ей предложение и признаваться в любви, то нужно было это делать правильно. Америка имела право знать о шрамах на спине. Хоть одну тайну я был обязан ей раскрыть. — Ты застала меня врасплох, поэтому я разозлился. Нужно было раньше это сделать, но я не решался, да и сейчас колеблюсь. — Ты не обязан, — чуть смягчившись, произнесла она. — Нет, обязан! — порывисто ответил я и снял свитер. Повернувшись к ней спиной, я краем глаза стал следить за её реакцией в отражении зеркала. Америка подалась вперёд, осматривая мою спину. Я знал, что там было бесчисленное количество рубцов, которые уже давно зажили, но краше они не делали мою спину. Я мог изнурять себя тренировкам, мог выглядеть как атлет, но никакая мускулатура не скроет это уродство. — Поэтому ты отказался купаться в источниках? — Предпочитаю не раздеваться при посторонних, — ответил я, продолжая наблюдать. На её лице не отразилось ни капли отвращения. Если бы я плохо знал Америку, то счёл бы её хорошей актрисой, но в её глазах плескалась настоящая жалость. Её я тоже ненавидел, но в исполнении Америки она не казалась такой обидной. — Не надо! — вскрикнул я, когда она потянулась к спине. — Тебе больно? — вздрогнула она, отдёргивая руку. — Нет, — честно ответил я. — По большей части я уже ни черта там не чувствую. Только в некоторых местах могут появиться неприятные ощущения, словно прикасаешься к оголённому нерву. — Тогда почему? — Просто я не думаю, что тебе будет приятно прикасаться к рубцам. — Не говори глупостей, — ответила она и провела пальцем по одному из шрамов, потом по другому, третьему и так далее. Чтобы изучить всю спину ей потребовалось минут десять, в течении которых я почти не дышал, следя за её движениями. — Ты расскажешь, откуда они появились? — Ты первая, кому я расскажу эту историю. О ней не знала даже Эвелин. Я наплёл ей что-то про несколько падений с лошади в детстве на камни. Думаю, она не поверила, но и не стала настаивать на правде. А тебе я хочу всё рассказать. Пожалуйста, никому не говори об этом, даже своим подругам или сестре. — Никому, — пообещала она, обняв меня со спины. Меня это удивило, но я не стал выворачиваться, пытаясь принять тот факт, что Америке не противны мои рубцы. — Это сделал мой отец, — выдохнул я. Америка заставила меня обернуться и посмотреть в глаза, совершенно не веря в мои слова. Конечно, для всего мира отец был великодушным королём, которого все любили и почитали. Он умел играть на камеру, мы все умели. Поэтому я не стал разрушать идеальный образ короля в голове Америки. Дело было не в том, что я не доверял ей. Наоборот, Америке я доверял больше, чем кому бы то ни было ещё. Просто тайна о том, что король Кларксон был извергом, была хуже, чем мои шрамы. — За что? — Разные были причины. В основном за то, что делал или говорил не так. — Господи, все мы делаем всё не так по мнению родителей. Моя мама, когда узнала, что я выбыла из Отбора в первый же день, так чихвостила меня, что уши сворачивались в трубочку, но она ни разу не ударила меня. Ни она, ни тем более отец. — Если родители любят своих детей, то они никогда не поднимут на них руку. У моего отца, к сожалению, понятие любовь отсутствовала напрочь. А может и нет, не знаю. Что-то ведь он к матери чувствовал. Но что бы это ни было, на меня это не распространялось. — Ужасно, — вздохнула она, снова крепко обнимая. В её руках было так тепло и спокойно. Впервые за долгое время я почувствовал, что кому-то нужен, что кем-то любим. Это чувство пьянило, дурманило. Уже только за её сострадание нужно было ей клясться в вечной любви. Я любил её, любил всем сердцем. За эти полгода она стала главной частью моей жизни. Я не представлял свою жизнь без неё. Жить, конечно, можно было, но это могло быть только существованием. Я готов был бороться с болезнью, лишь бы только вернуться к ней после операции, и я надеялся, что когда-нибудь она простит меня. — Знаешь, наверное, я ужасный человек, но я почувствовал облегчение, когда он умер. Я столько лет мечтал дать ему отпор, тренировался, строил планы, но не решался, ведь он мой отец. Должно быть, я был всё-таки бесхребетным дурнем, как и говорил отец. — Не говори так! — Нет, всё так, теперь я это понимаю. Мне потребовалось его смерть, чтобы избавиться от его гнёта. Только почувствовав свободу, я понял, что способен на большее. Первое время такая свобода дурманила. Я был переполнен идеями, планами, но некоторые пришлось поставить на паузу, потому что Иллеа ещё не готова к радикальным изменениям. — Америка вопросительно посмотрела на меня. — Потом, — пообещал я, зарывшись носом в её волосы. — Почему ты не избавишься от шрамов? Медицина сейчас творит чудеса. У нас в университете была студентка, которой делали пластическую операцию на руке. — Я думал об этом, даже почти решился один раз, но срочно потребовалось моё присутствие при продлении сотрудничества между Иллеа и Новой Азией. Им не понравилось, что вместо меня прилетел мой заместитель. Они выдвинули ультиматум, либо пакт подписываю я, либо они прекращают сотрудничество. Пришлось отменить операцию и лететь на юг. А потом… Потом была Эвелин, и я закрыл глаза на эту проблему, соврал и продолжил жить спокойно. И возможно есть ещё причина. Где-то глубоко внутри я понимаю, что они часть меня. Из-за них я стал тем, кто я есть. — Спасибо, что поделился этим со мной, для меня это важно, — произнесла она и поцеловала моё плечо, — и спасибо, что не соврал. И я не в обиде, просто было неприятно, когда ты прогнал меня. Твои шрамы не напугали меня, и я понимаю, что это была своеобразная защита, но прошу тебя, не гони меня больше. — Никогда, — ответил я, целуя её.