The Greatest Mistake

Прикрепив последнюю фотографию к коллажу, я отступила, чтобы оценить проделанную работу. Глядя на снимки, теперь я понимала, почему Максон не развесил их сразу после нашего возвращения две недели назад. Они казались фальшивыми, постановочными. Это путешествие сложно было назвать медовым месяцем, но ничего сладкого в нём не было, одна лишь горечь. Мы почти не оставались наедине, да и времени на отдых едва ли хватало. Банкеты, балы, приёмы, частные встречи, экскурсии — голова шла кругом от их обилия. Я успевала только переодеваться. Завтраки, обеды и ужины проходили в спешке, поэтому к возвращению в Анджелес я похудела почти на десять килограмм. Снимков было много: Лондон, Эдинбург, Париж, Римма, Патра, Вена, Брюссель, Кемер, Нью-Дели, Берн, Канберра, затем ещё несколько снимков из крупных провинций Иллеа. Удивительно, как на некоторых странах отразилась последняя мировая война. Что-то осталось прежним, а что-то изменилось. Для меня эта поездка стала хорошим историческим экскурсом. Я была в восторге от экскурсий по памятным местам мира, но этим сыт не будешь. Наши отношения с Максоном зашли в тупик, и это успела заметить не только Мэй, которая ничего не знала о размолвке, но и Натаниэль, который тайно увязался за нами, чтобы побыть с моей сестрой. В наших улыбках, взглядах, прикосновениях, беседах чувствовалась прохлада, напряжение. Я старалась из-за всех сил делать вид, что счастлива, но видимо недостаточно. Особенно остро я чувствовала одиночество, когда оставалась одна, и тогда всё содеянное давило тяжким грузом. Больнее всего было ночами. Обычно мы оставались в резиденциях глав государства. Нам выделяли несколько комнат, и тогда всё повторялось, как в первую брачную ночь. Максон приходил, мы занимались любовью, а потом возвращался к себе. Словно ему претила сама мысль хоть на секунду задержаться в моей постели. Вернувшись в Анджелес, всё продолжилось в том же духе. Я старалась делать вид, что меня это нисколечко не задевает. Что способ, который выбрал Максон, чтобы наказать меня, вполне приемлем. Я терпела, потому что винить его не имела права. Верила, что в конце концов, моей любви хватит, чтобы он вновь открыл своё сердце. Терпела, пока утром меня не навестил Николас. В руках его была папка, а в ней всё, что он нашёл на Брайс Манор. Девушке недавно исполнилось девятнадцать, и как верно я догадалась, она была второкурсницей. С ней я ни разу не пересеклась, потому что Брайс училась на экономическом факультете. Историю ей преподавал профессор Норкс, декан факультета. О её семье известно было мало. Отец погиб, когда ей исполнилось четыре, а когда ей было одиннадцать, мать лишили родительских прав. За что и почему — информация отсутствовала, и как бы Ник не копал, разузнать ничего не удалось. Брайс не попала в систему, её сразу же удочерили. Вообще, вся её дальнейшая жизнь превратилась в сказку. Где бы она не участвовала, она получала призовые места. К чему бы не проявляла интерес, сразу же всё получала. Как бы сказала Мон, не ребёнок, а баловень судьбы. Самым интересным стало то, что недавно она выиграла очередной конкурс, который позволял ей по завершению учёбы, начать работать во дворце, и не простым каким-нибудь статистом, а помощником секретаря Его Величества. Как всё славно складывалось. Максон заблаговременно расчистил ей дорогу. Но не это окончательно разрушило мою веру в мужа. Читая тот документ о её назначении, я думала лишь о том, что он просто решил позаботиться о девушке, которая… которая нуждалась в… Я не знаю, в чём ещё нуждалась эта Брайс. У неё было всё! Последней каплей стали снимки, где Максон, переодетый, в очках и с глупыми усами, гулял с ней по парку, сидел в кафе, обнимал. По возвращению в Анджелес уже состоялось две встречи, и сегодня должна была быть третья. Проводив Ника, я узнала, что Максона действительно нет во дворце, а потому отправилась в покои мужа, откуда открывался вид на скрытую подъездную дорогу. Что только я не успела переделать в его комнате, пока в восемь часов вечера наконец не появился его личный автомобиль. Меня слегка тряхнуло, когда он зашёл в гостиную. Пиджак был снят, галстук ослаблен, манжеты на рукавах расстёгнуты, а на голове форменный беспорядок. Мне было интересно, он сам довёл их до такого состояния, или ему кто помог? — Что ты здесь делаешь? — устало спросил он, поставив поднос на столик. Должно быть, заглянул на кухню прежде чем подняться к себе. Он часто в последнее время отдавал предпочтение ужину в одиночестве. — Тебя жду, — спокойно ответила я, — как верная жена. — Максон подозрительно сощурился, но ничего не сказал. — Кажется, ты выезжал в город без охраны. Где ты был, если не секрет? — У меня были дела. — Я хмыкнула и подошла к нему. От Максона пахло нежным цветочным ароматом. Слишком сладким для меня, и яркий для Эмберли. Взявшись за узелок галстука, я потянула его вверх, пока не затянула до упора. — Что ты де… — Дела по имени Брайс Манор? — жёстко спросила я, отпуская его. Максон сразу же ослабил галстук и снял его от греха подальше. Его взгляд говорил красноречивее слов. Он был с ней, но вины не чувствовал, лишь удивление от того, что об этом узнала я. — Это тебя не касается. — Я кивнула, потому что другого ответа и не ждала. — Я хочу работать в университете. — Максон поперхнулся совершенно не готовый к смене темы. Что ж, я и не собиралась облегчать ему задачу. Сначала нужно было дезориентировать противника, а потом нападать. Больше я не чувствовала себя виноватой. Во всяком случае не больше него. Он играл со мной, влюбил в себя, а потом оттолкнул, показав истинное лицо, а я дура, только и рада была терпеть унижение, признавать вину и каяться в грехах. — Это исключено. — А я и не спрашиваю разрешения, просто ставлю перед фактом. Раз тебе можно гулять в одиночку по городу, то и мне можно. Завтра рано утром я выхожу на работу, — бросила я, открыв дверь в его спальню. Максон шёл по пятам, пока мы не оказались в моей. — Я устала сидеть в четырёх стенах, это словно тюрьма какая-то. Где твои обещанные организации, проекты и фонды, которые я должна была курировать после свадьбы? Ах да, их нет! А почему? Потому что ты мне не доверяешь! Конечно, я понимаю, что виновата перед тобой, но мне нужна свобода! Я хочу заниматься тем, что мне нравится. — Королевы не работают, — произнёс он. — Да что вы говорите? — вспыхнула я. — Серьёзно? Так значит, по-твоему мнению, моё место на кухне и в постели? А нет, подожди, на кухне королеве тоже делать нечего. Значит, остаётся постель, но даже там я не удовлетворяю тебя. Всё ограничивается твоим присунул и высунул, хоть деньги не кидаешь после завершения, а то была бы как шлюха, хотя даже у них есть работа! Максон схватил меня за руку и дёрнул на себя, а я, не растерявшись, залепила ему звонкую пощёчину. В руку, словно вонзились тысячи иголок. Ошеломлённый Максон побелел от гнева. Единственным ярким пятном была наливающаяся красным от удара щека. Рука на моей кисти сомкнулась ещё сильнее, но я почти не чувствовала боли, утопая в его яростном взгляде. На краткий мучительный миг мне показалось, что он ударит в ответ, но Максон отпустил меня и широким шагом направился к себе. У меня, по-видимому, напрочь отсутствовало чувство самосохранения, потому что поспешила за ним, решив добить, раз он ничего мне не сделал. — Что, не нравится? А я живу так два месяца! Как в кошмаре, который длится вечность. Ты не упускаешь случая обронить едкое замечание или вставить колкий комментарий. Я живу, как в аду, и только ночью хоть что-то меняется. Я тоже, чёрт возьми, имею право злиться! Я устала от такой жизни. — Переведя дух, я спросила: — Кто такая Брайс Манор? — Максон молча открыл графин с виски. Руки его слегка подрагивали, и часть виски расплескалось по столу. — Кто такая Брайс Манор? — повторила я громче, а потом ещё раз и ещё раз, пока не сорвался голос. — Да замолчи ты уже наконец! — заорал Максон, швырнув графин в собственный стенд с фотографиями. Я поражённо открыла рот, следя за тем, как добрая половина желтеет от виски. Многие его любимые снимки были испорчены. — Зачем ты женился на мне? — тихо спросила я. — Всё, что до свадьбы было пылью в глаза? Фарс, ложь? Сделал всё, чтобы я влюбилась в тебя и не смогла отказать? — Он продолжал молчать. Пальцы его побелели от того, как сильно он сжимал спинку стула. — Ты любишь её, да? Но она слишком молода. Народ не принял бы такую королеву, которая по возрасту не подходит королю. — Максон шумно втянул воздух, а я отвернулась. Слишком больно было смотреть на него. — Давай придём к мирному сосуществованию. Я буду спокойно работать в университете, а ты будешь трахать, кого захочешь, но только избавь меня от своей фальшивой любви ко мне. На приёмах и встречах, так и быть, будем играть роль счастливой семьи. Наверное, ты об этом и говорил, просто я сразу не поняла, о чём речь. Послушался глухой стук, словно упало что-то тяжёлое. Резко обернувшись, я обнаружила Максона, сидящего на полу. Из носа обильно шла кровь. — О Господи, Максон! — вскрикнула я, бросившись к нему. Он попытался дотянуться до стула, по крайней мере мне так показалось, но его рука прошла по воздуху раз, другой. Словно у него внезапно нарушилась координация. Вытащив из его пиджака платок, я слегка наклонила его голову вперёд и прижала ткань к носу. — Что с тобой? — в ужасе прошептала я. — Ничего не вижу, — прошептал он, продолжая размахивать рукой. Внутри всё похолодело. «Не видит? Что это значит?» — Позови Арно. — Поймав его руку, я вложила в неё окровавленный платок, потом вскочила и вылетела в коридор. Гвардеец, заметив на моих руках кровь, удивлённо ахнул. Должно быть, он слышал нашу ссору и теперь подумал, что я убила короля. — Его величество стало плохо, немедленно позовите доктора Бонье. — Второй гвардеец кивнул и припустился по коридору. Я вернулась в гостиную, где Максон уже завалился на пол. Я упала рядом, и положила его голову к себе на колени, убирая с его взмокшего лба волосы. Его трясло, как если бы у него был приступ эпилепсии, но он находился в сознание, только вот взгляд был пугающий. Кажется, он и правда ничего не видел. — Максон, — прошептала я, забирая у него мокрый платок. Кровь остановилась, но вряд ли из-за этого ему было так плохо. — Максон, дорогой, ты меня слышишь? — Он слабо кивнул, — а видишь? — Он тяжело сглотнул и закрыл глаза. — Нет-нет, оставайся в сознании. Не засыпай. Сейчас придёт доктор и поставит тебя на ноги, — прошептала я, обнимая его голову. — Ничего не было ложью, — еле слышно произнёс он. — Я люблю тебя, только тебя. — Я всхлипнула, слушая его шёпот. — Брайс моя сестра. Отец нагулял на стороне. — О Господи. — Сердце пропустило удар. О таком я даже не подозревала, даже мысли подобной не было. Проще было поверить в любовницу, чем в то, что у него могла быть сводная сестра. — Прости меня, прости, я не знала. Господи, я так виновата перед тобой. — А ты страшна в гневе, — попытался пошутить он. — Страшно представить, что будет, когда очнусь. Лучше умереть, чем попасть под твою горячую руку. — Не говори глупости! В комнату влетел Бонье. Он с готовностью вытащил шприц, закатал рукав рубашки Максона, нащупал вену и не раздумывая всадил иголку в руку. Всё происходило так быстро, и складывалось впечатление, что он проделывал этот трюк не в первый раз. — Бонье, расскажи ей всё. — Тело Максона расслабилось, его перестало трясти, но взгляд по прежнему оставался отсутствующим. — Америка, если я не очнусь, завещание в сейфе. Пароль — дата нашей первой встречи. — Что? — не своим голосом вскрикнула я, но Максон уже потерял сознание. — Вы, что, его убили? — ляпнула я, не подумав. Бонье хмыкнул и заговорил со своим обычным акцентом, который меня когда-то забавлял, а теперь казался зловещим. Так, должно быть, звучал голос смерти…

* * *

Сказать, что я была зла, не сказать ничего. Первым порывом было ударить Максона, да посильнее. Потом, когда успокоительные подействовали, я молча сидела в кресле напротив больничной койки мужа и слушала диагноз, который поставил ему месье Бонье. К концу беседы я была выжата, как лимон. Одно неприятное чувство сменилось другим, когда рассказ врача дополнила Эмберли. С одной стороны я была рада её присутствию. Оставаться одной в палате с мужем, который мог умереть, было невыносимо. Но с другой стороны, её присутствие только подливало масло в огонь. Она была одной из тех, кто всё знал и поддержал его идею. Прошло шесть часов. Ещё два, и если Максон не очнётся, то Бонье возьмёт всё в свои руки. В особом распоряжении Максона на такой случай доверенными лицами стояли его мать и я. То, что в списке была я, несказанно удивило. — Если он не очнётся… — севшим голосом, начала Эмберли, а потом прочистила горло. — Если он не очнётся, нам вдвоём придётся принять решение, и будет хорошо, если оно совпадёт. Если мы не сойдёмся во мнениях, месье Бонье не сможет оперировать. — Я согласна на операцию, — тихо ответила я, а Эмберли удовлетворённо кивнула. Посидев ещё немного, она поднялась и вышла из палаты. Смотреть на Максона было страшно. Бледный, со впалыми щеками и тяжёлым дыханием. Ведь не в первый раз он был в таком состоянии. Я замечала это, но верила его лжи. Возможно, где-то глубоко внутри я знала, что что-то не так, но боялась копать, боялась узнать правду, которая разобьёт сердце. И хотелось прибить его только за его глупое упрямство. Ведь мог же уже давно сделать операцию, и рисков бы было меньше, чем сейчас. Настроение скакало то вверх, то вниз, а всё из-за Максона. Какое он имел право злиться на меня, если сам постоянно лгал? Когда он собирался мне всё рассказать, что возможно скоро стану вдовой? Прямо перед операцией? Как теперь верить словам о его любви, если он только и делал, что использовал меня? Теперь становилось понятно, почему после всего случившегося, он настоял на свадьбе. Ему нужен был наследник. Только вот незадача, доктор Хиксли говорил, что я не беременна. Что ж, все старания Максона были коту под хвост. Мне бы позлорадствовать, да только пожалеть и могла его. Через час Максон всё же очнулся, на что Бонье довольно скверно ругался, пока проверял его давление, а Хиксли помогал ему. Конечно, если бы он пришёл в себя, то у Бонье были бы развязаны руки, а так снова всё сначала, хорошо хоть давление спало и вернулось зрение. В целом помощь семейного доктора была не нужна, но Хиксли всё равно крутился рядом, пытаясь придать себе значимости, хотя, как и я, ни черта не понимал из слов Бонье. В конце концов, вколов Максону какие-то препараты, доктора оставили нас наедине. — Нужно делать операцию, — устало произнесла я, поднимаясь. Ноги затекли от долгого сидения в кресле. — Понятия не имею, как мне тебя убедить, если ты ни врачей, ни Эмберли не послушал. — Не могу, — также вяло ответил Максон. Я склонилась над ним, загораживая собой свет ночника. Смотреть на него без жалости было невозможно. Он ведь медленно умирал, понимал это, но упрямился. — Инкубатор не работает, смирись, — жёстко произнесла я. — У тебя ничего не получилось за три месяца, с чего ты решил, что получится завтра, или на следующей неделе? Ты себя так в могилу сведёшь. Сам умрёшь, и детей не оставишь, которые могли бы быть когда-нибудь потом. — Если операция пройдёт успешно, мы ещё два года точно не сможем иметь детей. Бонье будет колоть какие-то препараты, которые… — Мне плевать, сколько потом пройдёт времени. Астра и Лео уже подрастут, станет легче. Это даже к лучшему. А то, что ты сейчас мучаешь себя, делает только хуже! — Прости меня. — Его хриплый голос больно полоснул по сердцу. Налив в стакан воды, я помогла ему сесть. — А ты простил меня? — Уже давно, но я думал, если буду вести себя холодно, то тебе будет не так больно, когда умру. — Идиот! Непроходимый тупица! — выдохнула я. — Господи, ты сам себя слышишь? Что, опухоль так сильно надавила на мозг, что ты соображать перестал? Ты можешь довести меня до белого коленья, я всё равно буду любить тебя, всё равно буду страдать, если с тобой что-нибудь случиться. Я так сильно хочу тебя ударить, чтобы ты хоть отчасти почувствовал мою боль! Идиот! — Я металась по комнате, вцепившись в волосы. — Соглашайся на операцию! Немедленно, пока я сама тебя не прибила. А потом, когда ты выздоровеешь, мы с тобой сядем и поговорим. — Максон молча взирал на меня, и я поняла, что он не сделает это сейчас, пока не будет уверен в стабильном будущем. — Ты убиваешь не только себя, но и меня! Я выбежала из палаты вся в слезах и влетела в соседнюю комнату, где расположились Бонье с Хиксли. Закатав рукав кофты, я протянула французу руку. — Проверяйте ещё раз, — процедила я. Бонье покосился на своего коллегу. — Я хирург и онколог, но никак не гематолог или гинеколог. — Я повернулась к Хиксли и повторила просьбу. Тот покачал головой. — Повторите процедуру. Теперь я знаю, зачем вы брали у меня кровь по возвращению в Анджелес. Проверяйте! — Я тряхнула рукой у него перед носом, теряя терпение. — Так не работает. Думаете, если за полтора месяца не забеременели, то сработала за две недели дома? Даже если и сработало, то анализы могут этого не показать. Нужно время. — Может быть, я забеременела за неделю или две до возвращения в Анджелес, а анализы тогда не показали этого, значит могут показать сейчас! — Хорошо, я сделаю анализы, — сдался Хиксли, — хотя не вижу смысла. У вас ведь были менструация? — Я кивнула. — Вот и ответ. — Но он всё же выполнил мою просьбу и взял кровь. — Может тогда и на стул сядете, чтобы наверняка? — ехидно спросил доктор, а я покраснела. Всё-таки я не имела права так разговаривать с ним. Он ни в чём не был виноват. — Соврите ему, — обратилась я к Бонье. — Скажите, что я беременна, тогда он согласится на операцию, я уверена. — А вот я теперь нет, — поморщился француз, глядя куда-то мне за спину. В дверях стоял Максон. Его слегка покачивало из стороны в сторону, но он твёрдо держался за косяк. — Проклятье! — выругалась я. — Тебе разве можно вставать? — Ты слишком громко кричала, — вздохнул он, — поэтому я пошёл спасать своих врачей. — Как благородно. Себя не желаешь спасать, зато других грудью защищаешь, — съязвила я, а Бонье протянул мне ещё одну таблетку успокоительного. Господи, с таким мужем, я буду глотать их скоро, как драже. — Делайте операцию, иначе она здесь всех поубивает, — устало произнёс Максон. — Я не ослышался? — кашлянул Бонье, но Максон был настроен серьёзно. — Надо было давно ей сказать, раз вы делаете такие успехи, — пробубнил он себе под нос. Я не успела ничего ответить, потому что Максон увёл меня обратно в палату, чтобы поговорить наедине. — Знаю, ты злишься, но пожалуйста, прости меня. Я сделаю операцию, пусть и до ужаса боюсь её. Боюсь не проснуться, боюсь больше не увидеть тебя. Я откладывал её не только потому, что мне нужен был наследник. Сначала да, именно он был целью, но я полюбил тебя. Полюбил по настоящему и хотел, как можно дольше побыть с тобой, пусть и таким глупым образом. По большей части я всё испортил, как всегда. — Максон перевёл дух и продолжил: — Как я уже сказал, если я не очнусь, то возьми завещание из моего сейфа. Если будет что-то непонятно, обращайся к моей матери. Она его составляла с моих слов. В первые дни могут быть бунты. Мама смягчит подачу объявления о моей смерти. Если волнения не улягутся, бери детей, сестру, братьев, друзей и уезжай из страны. Аспен станет моим преемником. Это должно помочь, пока… Понятия не имею, что будет потом. — Максон, ты меня пугаешь, — всхлипнула я. — Ты говоришь так, словно уже похоронил себя. Не делай так! Ты ещё жив! И операция пройдёт успешно! — Будем надеяться, — прошептал он, притянув меня к себе. Я уткнулась носом в его грудь, вдыхая такой родной запах, смешанный с лекарствами. Слёзы душили, я не хотела прощаться с ним. Не могла. Я только всё узнала, только он простил меня, объяснил всё. Я не могла отпустить его, но это было нужно. — Что бы ни случилось, помни, я люблю тебя!