Снег падает вверх

Макс не знал, где он, что он, открыты его глаза или нет, осязаем он или нет, и это пугало до чёртиков. — 18021988М! — вдруг раздался громкий бас, оглушающий и звонкий. И этот голос был как будто бы везде. — Да? — на автомате ответил он. Всё вокруг было слишком ярким и белым, в буквальном смысле ослепляющим и прожигающим насквозь. — Ты знаешь, где мы сейчас? — всё тем же тоном спросили у него. — Не знаю. — Ты знаешь, кто я? И Чанмин хотел было ответить, что "голос из преисподней", но отчего-то казалось, что сейчас не самое время показывать свой характер. — Не знаю. — А знаешь, кто ты? — Вопрос с подвохом, — в своих мыслях он качает головой. — Но думаю, что правильный ответ звучит как-то так: я — 18021988М по прозвищу Макс, Бог Смерти, проваливший финальный экзамен. — А кем ты был до этого? — Ну, если верить Юно, Хиро и их бредовым откровениям, то я — Борей, сын Эос и Астрей, Бог северного бурного ветра. — И откуда же ты владеешь этой информацией, если ты не сдал свой финальный экзамен? Ответ лежал на поверхности, но он не спешил открывать все карты. — А я могу задать вам встречный вопрос, кем бы вы ни были? — Ты? Мне? — в каждом слове слышалось нескрываемое удивление. — Я. Вам, — отчеканил он. Ненадолго воцарилось неудобное молчание. — Ну, так что? — не унимался Чанмин. — Терять мне всё равно нечего. — И откуда такая уверенность? — А разве это неправда? Кажется, Макс слышал смешок. — Что ж, — голос немного смягчился, — и какой же вопрос ты хочешь мне задать? — Я хочу услышать правду, и только, — произнёс он, — правду по поводу того, где я нахожусь и с кем имею честь говорить. И есть ли смысл прямо сейчас что-то скрывать от вас, или я должен говорить только правду и ничего, кроме правды? — Должен? — усмешка. — А разве ты кому-то что-то должен? — И то верно, — выдох. — Кажется, мы зашли в тупик. — Но я бы советовал тебе всё же быть со мной максимально откровенным и ничего не скрывать. — Это суд? — А тебя есть, за что судить? Последнее слово почему-то слышится громче и яснее, чем все остальные. — Не знаю, — честно отвечает Чанмин. — Вам виднее. — Ты прав, — очередная усмешка. — Мне виднее, кто ты и за что оказался тут. — И за что же? — А сам как думаешь? — Негоже отвечать вопросом на вопрос. — Не ты ли первый это начал? — Как будто бы мы песочницу делим, — вздох, — и выясняем, у кого куличик симпатичнее. Макс услышал оглушительный смех, заполняющий собой все вокруг и давящий на барабанные перепонки. — А ты, и правда, сам себе на уме, Борей, такой, как о тебе говорят, — кажется, сквозь эхо он слышит одобрение. — А обо мне говорят? — Земля слухами полнится, и эта вселенная не исключение. — А "эта вселенная" — это...? — Пустота. Небытие. — Звучит логично. Он вновь старается разглядеть хоть что-нибудь, но безуспешно. — Значит, это правда? — решив идти до конца, спрашивает Чанмин. — И я действительно в прошлой жизни был Богом? — Был. — И почему же я этого не помню? — Потому что много веков ты был заперт здесь и просто забыл об этом. Здесь всё забывается и со временем превращается в пыль. — Вот как, — он хмыкнул. — Печально слышать это. — Отчего же? — Потому что сейчас я снова заперт здесь. И выхода отсюда я не вижу. — А разве ты заперт? Очередной вопрос с подвохом заставляет задуматься. — Скажи, Борей... я же могу так называть тебя? — Если честно, то это имя мне не нравится, — отвечает он. — Я ничего не помню из той жизни. — Тогда... Макс? — Так лучше, да. Спасибо. — Хорошо, Макс, — усмешка, — скажи мне, почему ты здесь? — Вам виднее. — А сам как думаешь? — Ну, — протянул он, — скорее всего потому, что я провалил экзамен и не стал Богом Смерти. — А почему? — Потому что я не смог убить человека. — И что же тебе помешало? — Не знаю, — отвечает Чанмин. — Возможно, я слишком слаб и мягкосердечен. — Ну, тут бы я бы поспорил, — тот прокашлялся. — Мне кажется, что нужно иметь огромное мужество, чтобы пойти против системы, игнорируя все правила, и пожертвовать собой и вечностью, тебе отведенной, ради простого человека. — Хочется верить, что это того стоило, — Макс выдохнул. — И хочется верить, что он до сих пор жив и благодаря мне будет жить ещё долго. — Ты поставил человеческую жизнь выше своего собственного существования, и, если честно, я не припомню, чтобы на моей памяти был ещё один подобный случай. — Почему-то я не удивлён. — Все Боги — эгоисты по своей натуре, они бессердечные и бескомпромиссные существа, и в них изначально были заложены безграничная любовь к себе и власти над миром. — Заложены кем? — Мной. — Я почему-то так и думал. Кому ещё, если не Создателю, мог принадлежать этот голос? И кто ещё, если не он, мог существовать в этой неизвестности вечно, так и не забыв и не потеряв в ней себя? — Приятно познакомиться с вами, — не забыв о манерах, сказал Чанмин. — Вот уж не думал, что мне выпадет честь когда-нибудь пообщаться с вами. — Обычно я ни с кем не иду на контакт, кроме избранных лиц, но ты у нас случай особый. — И чем же? — Тем, что ты — уникальный и рвущий все шаблоны, — он смеётся. — Еще ни один Бог за всё время, что я существую, а я существую подольше всего живого и неживого, не смел ослушаться указа свыше и не выполнить то, что должен был. И раз подобных прецедентов ещё не было, никто не знает, что с тобой делать, в том числе и я. — Не знаю даже, радоваться мне или плакать от этого. — Вот и я не знаю. Кажется, разговор зашёл в тупик, и если сейчас ничего не принять, потом станет слишком поздно. — А у вас уже есть какие-то варианты? — интересуется Макс. — О, масса, — усмешка, — если ты до сих пор не заметил, я довольно изобретательный малый, да и с фантазией у меня всё отлично. — В этом я не сомневаюсь. — По всем законам жанра я должен бы стереть тебя с лица земли раз и навсегда, чтобы другим неповадно было. — Да разве ж найдётся ещё один такой же идиот, как я, готовый променять вечность на небытие? Вот уж точно идиот, другого слова не найти. — Ну, а вдруг? Кто знает. Чанмин мысленно кивает. — Так же, если уж говорить начистоту, за твой гибкий ум и необычный характер, который ты каким-то чудом смог сохранить из прошлой жизни, я могу проявить великодушие, простить тебя и дать тебе ещё один шанс стать первоклассным Богом Смерти. Последний шанс. — Звучит неплохо. — Тебе этот вариант по душе? Макс ненадолго задумался. — Знаете, — взвесив все за и против, отвечает он, — если бы этот вариант был бы изначально мне по душе, я бы не стоял сейчас здесь перед вами, этот разговор никогда бы не состоялся, и вы не ломали бы голову над тем, что делать с провинившимся. Разве не так? — И что же ты тогда предлагаешь? — А я могу? — Почему бы и нет? С радостью послушаю тебя. Чанмин ухмыляется. — Ну, раз уж пошла такая пьянка, и я в любом случае должен понести наказание за своё непослушание и своеобразный эгоизм, — пауза, — не будет ли лучшим вариантом для небес отречься от меня и лишить меня возможности быть бессмертным Богом? Ответная тишина оглушала. — Я читал, что человеческие существа страдают от многих недугов: зубная боль, спазмы, растяжения, переломы, душевные муки... А в конце своём они просто умирают, превращаясь в ничто, — Макс помедлил. — Отличное наказание для бессмертного. — То есть ты хочешь переродиться человеком? Не шутишь? — А что я теряю? В конце концов, Бог Смерти из меня вышел никудышный, да и вряд ли я был таким уж хорошим Богом ветра, раз в своё время заслужил изгнание. — Тогда многие его заслужили. — Значит, были предпосылки, верно? — Хорошо... назови мне хотя бы одну весомую причину для того, чтобы я пошел тебе навстречу и выполнил твою просьбу. Но над этим даже раздумывать не пришлось. — Чо Кюхён. — Тот самый? Тот, из-за которого ты здесь? — Тот самый. — Но... почему? — Потому что я люблю его, кажется. И его идиотский план встретить старость вместе никак не выходит у меня из головы.