Снег падает вверх

Десять лет спустя. Чанмин стоял напротив небольшого двухэтажного дома с коробкой в руках и молча рассматривал его, точно видел всё это впервые. Бежевые каменные стены, коричневая крыша, в тон ей большие окна под дерево, широкая дверь, обрамленная черными брусьями, к которой ведут массивные ступени — и в реальности всё оказалось намного лучше и гармоничнее, чем на фотографиях. — Чего стоим, кого ждём? Он обернулся на голос. — Тебя ждём. Послышался звук включающейся сигнализации. — А чего меня ждать? Забрал самую лёгкую и радуешься жизни, да? — Кюхён кривит лицо под тяжестью коробки в руках с написанным на ней словом "книги". — Хоть бы помог! — Я тоже, между прочим, делом занят! — хмурится тот. — Вон, подушки несу! — Смотри не надорвись! И, кряхтя, точно старый дед, Кю медленно поплелся в дом, понося матерными словами своего суженого на чём свет стоит. Если верить их паспортам, им обоим не так давно перевалило за тридцать, но денег и ума хватило, чтобы, максимально ужав расходы и работая в полную силу день и ночь, к этому самому моменту обзавестись не только автомобилем, но и собственным жильем, столь желаемым и долгожданным. Кюхён, с горем пополам закончив свое обучение в университете, устроился на вполне себе приличную работу в офисе, ежегодно получая повышение и солидную прибавку, по вечерам продолжая тем не менее подрабатывать репетитором по математике и готовя школьников и студентов к выпускным экзаменам. Что касается Чанмина, то с ним поначалу было сложнее, ибо полноценная адаптация к человеческой жизни заняла у него чуть больше времени, чем он расчитывал. Начиная с личной гигиены и заканчивая попытками приготовить себе еду, не спалив при этом полкухни, в конце концов однажды он смог вдохнуть полной грудью и с уверенностью сказать самому себе: "наконец-то я — человек". Но трудности на этом не закончились. Берясь за любую, хоть мало-мальски оплачиваемую работу, он сменил не один десяток профессий, начиная от грузчика и разносчика пиццы и заканчивая продавцом на полставки в круглосуточном супермаркете, везде выкладываясь на полную. Его устраивали любые условия труда и любой оклад, лишь бы хоть как-то помочь Кю в достижении его мечты о собственной жилплощали. И вскоре он уже пожинал первые плоды своей трудотерапии. Перебрав сотню вариантов, он в итоге решил остановиться на рекламе, быстро поднявшись до руководящей должности благодаря своему нестандартному мышлению и креативному подходу к делу. Так же, обнаружив у любимого талант к сочинительству сказок и мифов, Кю подбивал того к написанию собственной серии иллюстрированных книг, главным сюжетом которых должна была стать история о нерадивом Боге Смерти по имени Макс, который профукал свой шанс на бессмертие и поэтому всеми силами пытался стать человеком. Кюхён говорил, что из этого получится бомба, а Чанмин на это лишь закатывал глаза. И жизнь шла своим чередом, неспешным течением двигаясь в своем собственном русле, никуда не сворачивая и подчиняясь естественным законам природы. Взлеты сменялись падениями, падения — взлетами, и от того жизнь играла яркими красками, постоянно преподнося бывшему служителю небес и Костлявой всё новые и новые сюрпризы. Но в одном Чанмин был уверен наверняка: как бы плохо и тяжело ни было, какие бы препятствия и сложности судьба им ни готовила, какой бы тяжёлой и мрачной ни казалась туча над головой — после бури, любой, даже самой тёмной и беспросветной, всегда приходит радуга. Всегда. Что касается их взаимоотношений с Кю, то здесь всё было на удивление ровно и спокойно. Они довольно быстро поладили, нашли общие точки соприкосновения, притерлись и привыкли друг к другу, уже и не представляя, как обходились друг без друга раньше. — И долго ты там будешь сиськи мять? — Кюхён выглянул из дверного проёма. — Я наслаждаюсь. — Чем же, позволь узнать? — Своими последними секундами жизни без тебя, — фырчит тот. — Ибо как только я переступлю порог этого дома, назад дороги не будет, и мне от тебя не отвертеться. — Как будто бы ты от меня, живя на улице, отвертишься, — цокает Кю. — Попытка не пытка. И в следующую минуту Чанмин замечает, как в его сторону, прямо в голову, летит футбольный мяч. — Будешь много язвить, в больничке пропишешься. — Как будто бы у тебя хватит силёнок меня победить. Кюхён недовольно щурится. — Значит так, олень-переросток, — он медленно тычет в него пальцем, — я пошёл подключать приставку к телевизору, и вот тогда Mortal Kombat рассудит, кто из нас слюнтяй, а кто — победитель, ясно тебе? — Ясно-ясно, — послушно кивает тот. — Блин, умеешь же выбесить на ровном месте! — и он громко хлопает дверью. Да, в целом, их отношения были ровными, спокойными и абсолютно нормальными... ну, не без микроскандалов, конечно. Чанмин вновь вдохнул относительно чистый воздух полной грудью и уже собирался было подняться по лестнице и войти в их новый дом, в который они как раз закончили перевозить последние вещи, но тут внезапно его окликнули. — Макс! И от этого голоса волосы встали дыбом. — Макс, мы здесь! По телу в одночасье пробежали тысячи мурашек, точно крошечные паучки, забираясь под одежду. Живот скрутило, кровь прилила к вискам, голова слегка закружилась, колени задрожали, дыхание сбилось, и Чанмин поймал себя на мысли, что именно так, наверно, и ощущается он — леденящий душу страх, пронизывающий насквозь. Медленно обернувшись на зов, точно в замедленной съемке, Мин сглотнул, заприметив за углом две знакомые фигуры, прожигающие его своими взглядами. — Макс! — Хиро поднял руку, помахав ей в приглашающем жесте. — Нет, — затряс головой Чанмин, пятясь назад. — Нет-нет-нет! Слишком рано! — Что? — они оба хмурятся. — Зачем вы здесь? — чуть громче спрашивает он. — Ещё слишком рано! — Мы не убивать вас пришли, — быстро смекнув, в чем проблема, спокойно сказал Юно, поднимая две руки вверх. — Ваш срок ещё не подошёл. — У обоих? — У обоих, — кивнул старший и сделал робкий шаг вперёд навстречу, продолжая держать руки перед собой. И Чанмина немного отпустило. — Я не собираюсь убивать ни тебя, ни Кюхёна, — Юно всеми силами старается придать улыбке максимально дружелюбный оттенок. — В последнюю нашу встречу ты придерживался другой точки зрения, — напомнил ему тот. — И мы оба сожалеем об этом, — кивнул Хиро. Спустя полминуты осторожных шагов они всё же подошли ближе к своему бывшему напарнику, находясь от него на расстоянии вытянутой руки. Страх младшего, вызванный первобытными, как ему думается, инстинктами в попытках защитить себя и свою семью от лап смерти, постепенно сходил на нет. — Что вы здесь делаете? — он выдыхает. — Разве вы имеете право разгуливать по Земле без дела в видимой оболочке? — Нет, — Юно соглашается, — не имеем. — Но за время стажировки и сто лет, что мы провели вместе, я кое-чему научился с подачи одного талантливого Бога Смерти, — Хиро улыбается. — И я до сих пор умею скрываться со всех видимых и контролирующих нас радаров. — А я научился этому, чтобы увидеться с тобой в последний раз, — говорит старший. — Потому что мы с тобой тогда так и не попрощались. — Что вообще произошло в ту ночь? — интересуется Хиро. — Чудо, — Чанмин хмыкает, — а больше вам знать не обязательно. — И эта жизнь — твоё наказание? — спрашивает Юно. — Стать смертным с отведенным тебе сроком? — Это мой выбор, — отвечает тот, — осознанный и добровольный. — Но почему? — хмурится старший. — Разве, будучи в здравом уме и трезвой памяти, можно променять вечность на... это? — "Это", чтобы ты знал, называется любовью, — Чанмин переводит взгляд на свой дом. — И, знаете, может, в это трудно поверить, будучи теми, кто вы есть, но... — он прикусил губу, — я, правда, ни о чём не жалею. И за все десять лет, что уже прошли, я ни разу не подумал о том, что сделал неправильный выбор. — Ни разу? — ахнул Юно. — Даже крошечного сомнения не было? — Нет, — тот качает головой. — Меня устраивает моя жизнь, такая, какая она есть. — Но ты же когда-нибудь... умрёшь, — старший понижает голос. — Разве тебя это не пугает? — Пугает, и отрицать это глупо, — честно признается Чанмин, — и пока один из вас не придёт за мной, я буду наслаждаться каждым прожитым мгновением, чтобы потом, при встрече с вами, ни о чём не жалеть. — За тобой приду я, — Хиро грустно улыбается, — и даже знаю, когда. — Только никогда не говори мне об этом, ладно? — усмешка. — Не рушь мою идилию. — Не скажу, — кивает тот. — Но почему? — недоумевает Юно. — Разве не будет лучше знать точную дату, чтобы заранее подготовиться? Чтобы успеть завершить всё начатое? Чанмин закатывает глаза. — Ты ужасен. — Поддерживаю, — смеётся Хиро. — Но... не понимаю, — старший дуется. — Знаешь, однажды я, рассуждая, как ты, сказал человеку о том, какой срок ему отведен, — чуть слышно протянул Мин, — и его испуганное и искаженное болью лицо до сих пор стоит у меня перед глазами. — Это потому, что ты с ним живешь, — заметил Хиро. — Со мной у него другое лицо, не надо мне тут, — фырчит младший. — Вы такого лица и таких стонов прекрасных, между прочим, никогда не видели и не слышали! Да и куда уж вам! — Да и куда уж нам, — кивает тот. — Кстати, Макс, пока не забыл, — немного поразмыслив, говорит Юно, — я бы хотел извиниться перед тобой за всё, что произошло в ту ночь. Я наговорил много всего, но... я был не прав. — Я знаю, — улыбается Чанмин. — Давай... без обид, в общем. — С моей стороны было бы глупо сейчас обижаться тебя. Ты же Бог. — А ты маленький паршивец, который, как обычно, всё сделал по своему, наперекор всем! — тот ухмыляется. — И вы оба у меня уже в печёнках сидите, — закатил глаза Хиро. — Больше не будем, — младший поджал губы. — И я надеюсь, что когда мы с тобой увидимся в следующий раз, мне будет далеко за сто лет, и я смогу так же тепло тебя поприветствовать, как и сейчас. — Что ж, — тот протягивает руку, — тогда... до скорой встречи? — Ну, уж нет, — смеётся Чанмин, игнорируя протянутую ладонь и набрасываясь на того с объятиями, — до встречи через много-много лет, хён. — До встречи через много-много лет, — повторяет тот, обнимая донсена. — Мне стоит к вам присоединиться, или это уже будет чересчур? — Юно кривит лицо, но младший тут же притягивает его к ним. — Теперь у меня в каждой руке по Богу. — Да ты просто повелитель мира, — Хиро усмехается. — Не мира, но... своей жизни уж точно, — Чанмин кивает. Он чувствует, как к горлу подступает огромный ком. — Я люблю вас, парни. — И мы тебя любим, — Хиро крепче прижимает его к себе. — Любим, да? — Юно получает по лёгкому подзатыльнику от обоих. — Конечно, любим. И всегда будем помнить тебя. — Я никогда не забуду тебя, Макс. — И я тебя, Хиро. И когда первая слеза катится по его щеке, он отстраняется и в последний раз смотрит им прямо в глаза. — Спасибо вам... за всё. — Тебе спасибо, — в голос отвечают они. — Будь счастлив, — шепчет Хиро, выпуская его из рук. — И береги себя, хорошо? — вторит ему Юно. — И сделай так, чтобы мы ещё не скоро с тобой встретились! — Приложу все усилия, — он вытирает слёзы и, слегка поклонившись, отворачивается, подбирая коробку с асфальта и быстрыми шагами направляясь в сторону крыльца. — А, Макс! — опомнившись, вдруг зовёт его Хиро. — Чего? — он замирает на ступенях, оборачиваясь. — Когда я скучаю по тебе, знаешь, что я делаю? — Плачешь в подушку? Тот цокает. — Не угадал, — он качает головой. — Когда я скучаю по тебе, я всегда лечу в Антарктику и делаю так, чтобы снег падал вверх. Это напоминает мне о тебе. Юно изгибает бровь в немом вопросе, а Чанмин на это лишь звонко смеётся. — Ты прикладываешь к этому столько усилий, Хиро, а мне для этого всего лишь достаточно одёрнуть занавеску. И, заприметив их вытянутые в изумлении лица, он снова широко улыбается и навсегда сохраняет эту картинку в своей памяти, пряча её в сундук самых лучших воспоминаний. А после он, преодолев расстояние до двери за пару шагов и приоткрыв дверь, вновь оборачивается. В последний раз. Но Юно и Хиро там больше нет. — Прощайте, парни, — шепчет он, не в силах сдержать слёзы. — И до встречи.