Учиха - это диагноз

      — Эй! Помогите мне! Помогите! Спасите!       — Уже и позавтракать в тишине нельзя.       — И не говори, брат. Как начнут орать с утра пораньше.       Солнышко светило ясно. А как иначе? Будто оно смело светить над поместьем Учих недостаточно ярко. Да кто бы ему позволил! А даже если бы и посмело, что мало вероятно, оставленная Мадарой без присмотра на дворе олимпийка с блёстками смогла бы служить прожектором даже в пасмурную погоду, лишь бы хоть один маленький лучик был.       Саске и Итачи тихо попивали кофе, первый — с молоком, второй — с болью в голове. Мадара последние несколько дней только и делал, что дышал или кряхтел над ухом, выражая своё неодобрение, так что Итачи остро реагировал на любые звуки.       — О Ками, о духи, о мама! Да помогите же мне, животные!       — Может, окно закрыть? — предложил Саске.       — Давай подождём, пока не заткнётся.       Прошло десять минут. Мольбы и угрозы не прекратились.       — Кажется, ему не надоедает, — с раздражением замечает младший.       — Я надеялся, что он просто помрёт и поэтому заткнётся, — недовольный Итачи доливает себе и брату кофе, думая, что, может, и правда стоит закрыть окно — так хотя бы звуки будут приглушённее и в висках перестанет болезненно стрелять.       — Да имейте же вы совесть, Учихи! Вырастили у себя во дворе какого-то яблочного мутанта до самого неба! Так помогите же слезть с него!       — Он у нас во дворе? — удивляется Саске. — Как он перелез через забор?       — А голос у него знакомый малость.       — Итачи, чтоб тебя! Тварь ты неблагодарная! Я ж тебе столько лет деньги на лак для ногтей выделял из общего бюджета! От сердец отрывал! А ты!..       Саске перевёл вопросительный взгляд на брата. Итачи приподнял брови и выглянул в окно.       — А я думаю, почему голос такой знакомый. Это Какузу?       Учихи вышли во двор и, щурясь от солнца, посмотрели вверх. Старая яблоня, удобренная в давние времена Хаширамой, уходила в небеса. Где-то на уровне второго этажа (выходит, что на самом деле не так уж высоко) зажатый между ветками отчаянно горланил казначей акацки.       — Ну наконец-то! Вы там в бункере сидели, что ли? Снимите меня отсюда! Я высоты боюсь!       — Так если ты высоты боишься, чего залез туда? И как ты вообще умудрился это сделать? — крикнул Итачи, подавая знак младшему, чтобы тот как-нибудь вытаскивал оттуда нукенина.       — Это была не моя прихоть! Я вытянул короткую травинку!       Огромный фиолетовый монстр протянул руку к Какузу и за шкирку потянул того сначала вверх, освобождая из плена ветвей, переплетённых в виде рогатки, а потом вниз. Когда акацушник почувствовал землю ногами, то, наконец, смог облегчённо вытереть пот с покрасневшего лица и открыть глаза, которые до этого закрыл от страха быть уроненным. Ведь неизвестно, что было страшнее: упасть на твёрдую землю старыми костями или просто упасть, но в грядки Итачи. И узнавать Какузу не слишком стремился.       — Что ж я такой невезучий-то!       — Так как ты оказался на дереве? — снова спросил Итачи, пока Какузу отряхивался.       — Пусть они тебе отвечают, — акацушник ткнул пальцем в высокий забор, в который кто-то стучался.       Саске открыл ворота.       — Пипец, вы бункер выстроили, — Хидан сплюнул в сторону и деловито вошёл во двор.       — Вот это точно вечное искусство, — хмыкнул Сасори, похлопав Саске по плечу, — только не забывай своё творение опрыскивать, чтоб черви и термиты не пожрали.       — Сколько ж глины нужно , чтобы всё это уничтожить? — задавался вопросом Дейдара, пытаясь прикинуть размеры махины уже изнутри двора, а не со стороны улицы.       — О, братюни! — Итачи приветствовал товарищей по преступному миру. — Что это вы тут забыли? Какузу, если скажешь, что деньги, можешь катиться отсюда.       — Ко мне во сне прилетела птичка, — обратил на себя непонимающие взоры Хидан, но ничуть не смутился, — и сказала, что в волшебном лесу, где правит большая толстая лиса, в расписном теремке возникла взаимозависимость двух странных зверушек: голубого ёжика, что до сих пор не прописан в теремке, и голубого енота, что несмотря на нормы своего вида в два раза меньше ёжика. И для того, чтобы позлить лесного монстра, двое млекопитающих, таких разных, но таких одинаково радужных, решили на глазах у других жителей теремка и гостей провести ритуал, который подожжёт задницу лесного монстра и поможет ёжику прописаться в теремке енота.       — ...       — ...       — ...       — Так, кто дал Хидану краску, которой мы собирались красить сарай?! — Какузу гневно затопал к напарнику и начал махать перед его лицом рукавом, дабы свежий воздух побыстрее привёл Хидана к нормальному сост... Ну, в общем, к обычному состоянию...       — Честное слово, он сам на неё наткнулся, — поднял руки вверх Сасори.       — Да-да, мы правда не подливали её в борщ, чтобы посмотреть, как относительно живое тело будет реагировать на ядохимикаты, — покачал головой Яхико, приняв невиннейший вид.       Конан повернулась к Итачи и с улыбкой пожала ему руку:       — Кисаме прислал нам в Твиттере приглашение на свадьбу. Мы очень рады за вас, мальчики.       — Видать, не сильно вы нас и ждали, — фыркнул Дейдара. — Мы к вам еле добрались. По всей Конохе какие-то баррикады, квартал Учих обнесён колючей проволокой, двор ваш — высоченным и толстенным забором, простите, биджу и тот не перепрыгнет. Вы что, пока мы добирались, мини-войну успели провести? Сволочи, в прошлый раз в «Становление шиноби 4» не позвали. И теперь киданули, хотя обещали предупредить, когда в следующий раз играть будете!       — Да не, — махнул Итачи.       — Чего «да не»?!       — Да всё «да не», — очень понятно и подробно объяснил Саске. — Баррикады, потому что мы всем кланом митинговали, требуя принять закон о запрете запрещать Итачи кофе.       — Там такой погром! Вы всей Конохой выходили, что ли?       — Не, говорю же, только Учихи. Ну, и Какаши-сенсей ещё, конечно. Можно было вообще кому-нибудь одному пойти, а другим дома остаться. Учихам много людей не нужно, чтобы заставить власти шевелиться.       — Ладно, с баррикадами понятно. Погром?       — Это пыльца. У Мадары аллергия. Он что-то расчихался.       — Я-я-ясно... А проволокой вы от кого отгородились?       — Это не мы отгородились. Это жители Конохи себя от нас отгородили после того, как Мадара расчихался.       — Ну, а забор тогда зачем?       — Это я пытался отгородиться от собаки Сакуры.       — За что ты так жену свою возненавидел?       — Не-е, я имею в виду собаку, которая принадлежит Сакуре. Но забор всё равно не помог. Зараза каким-то неведомым мне образом его преодолевает. На технику перемещения похоже.       — Я извиняюсь, но мне всё ещё интересно, что Какузу делал на нашей яблоне, — вклинился в крайне увлекательную беседу Итачи. — Приятель, ты разве не боишься высоты?       — Я же говорил — это была не моя прихоть.       Дейдара помахал пучком травы, который всё это время держал в руке:       — Мы не могли перелезть через забор, поэтому решили послать кого-нибудь на разведку. Какузу вытянул короткую травинку, так что... мы отправили его в полёт, — подозрительно хохотнул блондин.       Какузу почувствовал запах подставы:       — Слышь, языкастый, а ну-ка покажи мне траву у себя в руке!       — Зачем?       — Затем! Суп из неё сварю! Линейкой померяю. Дай, говорю, сюда!       Дейдара сунул пучок травы в рот и быстро прожевал её:       — Какую траву, Какузу? У тебя что, от недостатка кислорода на такой высоте галлюцинации начались?       — Гадина!       — Всё, всё, никто не будет есть траву в квартале Учих, пока я живой, — Итачи выставил руки перед акацушниками. Драка в опасной близости от его драгоценных клумб с лилиями ему не нужна. — Дейдара, выплюнь, ты портишь мне репутацию! Давайте лучше зайдём в дом.       Нукенины послушно поплелись за Учихой, как утята — за мамой-уткой. Поместье встретило их ароматом дорогого кофе и свежей выпечки, приглушёнными голосами играющих на втором этаже детей и видом тёмных мешков под глазами Мадары.       Яхико наклонился к Итачи и прошептал ему на ухо:       — Он совсем не изменился с тех пор, как я видел его последний раз.       Мадара хмуро глядел на вошедших.       — Здрасьте, — по-детски поздоровался рыжий и, не получив от Учихи никакой реакции, снова наклонился к Итачи. — Я не пойму: он встал не с той ноги или он хочет убить меня?       — Сейчас узнаем, — Итачи подошёл к Мадаре и положил руки ему на плечи. — Что случилось, дедуль?       На обращение «дедуля» Учиха тоже никак не отреагировал. А это можно назвать тревожным звоночком.       — Мадара?.. — уже действительно взволнованно спросил Итачи.       — Там.       — Что там, Мадара? Ты меня пугаешь.       — Носки, — это звучало, как стёб, но Учиха был предельно серьёзен. — Я смотрел телевизор, как вдруг заметил, что они смотрят на меня. Я закинул их под кровать, как я делаю это всегда. Потом я снова сел смотреть телевизор. На первой же рекламе я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной, — голос Учихи сделался пугающим и низким. — Я повернулся, а там они. На том же месте, что и в прошлый раз. Я снова убрал их под кровать. Но не прошло и одной серии, как неожиданно я понял, что они снова ТАМ. Я испугался и осторожно поднял их. Они выглядели совершенно обычно: белые, в полосочку, с грязной подошвой. Я заглянул под кровать и понял, что там слишком много носков! У меня столько не было! И они все смотрят на меня! Они следят за мной! Наблюдают и изучают! И плодятся! Говорю тебе, Итачи, их там слишком много! Эволюция достигла той точки, когда носки получили возможность размножаться, и теперь они выселят людей с их городов, поработят и начнут править миром!!! — под конец своей безумной речи Учиха начал, выпучив глаза, трясти потомка.       — Чщ-чщ-чщ, тише, Мадара, тише, — Итачи кивнул младшему брату и, приобняв предка за плечи, повёл на кухню. — Тише, Мадара, тише, тебе нужно успокоиться, попить водички...       — Да-да, мне нужно успокоиться... Мне нужно...       — Успокоиться. Сам подумай: носки только и ждут, когда ты потеряешь самообладание.       — Да, я не должен давать им повода для праздника...       — Вот-вот, поэтому мы с тобой сейчас пойдём, попьём молочка, я включу тебе ASMR, и ты сможешь расслабиться... А потом на совете клана решим, как бороться с носками...       Мадара и Итачи ушли на кухню. Из комнаты Учихи-древнего выбежала радостная и весёлая Кансей. Саске проводил её взглядом, полным презрения.       — Это что сейчас было? — ужаснулся Сасори. — Он совсем кукухой поехал?       Саске устало покачал головой:       — Эта собака всех нас, кроме Сакуры, чтоб её, либо в психушку, либо в могилу сведёт. Похоже, она отомстила Мадаре за анализы.       — Анализы?       — После того, как собака появилась у нас в доме, мы с Мадарой и Итачи начали подмечать всё больше и больше сходств между ней и Вторым хокаге. Самым главным аргументом в копилку того, что она имеет какое-то отношение к Тобираме-саме, стала её ненависть к Учихам. Вообще-то она ненавидит всех, но кровных Учих — особенно сильно. Посовещавшись, мы решили, что надо бы каким-то образом проверить наши догадки. Мадара вызвался добровольцем отнести Кансей в Центр генетических исследований и подать заявку на проведение генетического теста. С трудом и потерями, но мы всё-таки затащили её в переноску. Перед анализами нельзя было кушать и пить, так что мы её не кормили и не поили. Когда Мадара принёс её в Центр, ему сказали, что для полноты исследования (Мадара предложил проверить Кансей на всякий случай ещё и на сходство со всеми жившими последние двести лет опасными нукенинами и каге, а также на инфекции и болезни) понадобится много материала. Они просидели в Центре целый день, голодные и уставшие, пока у Кансей брали анализы. Нам обещали выслать результаты тестов после праздников.       Конан задумалась:       — Я даже не могу определиться, как это звучит для меня. Как комедия? Или как триллер?       — Лично для меня, — хмуро пробубнил Саске, — как реальность с элементами мистики и ужасов.

***

      — Давай поговорим как мужик с мужиком? — Итачи ударил кулаком по столу, но не сильно, а так, чтобы и эффектно было и чтобы не потерять репутацию интеллигента.       — Мужик с мужиком, да? — с приподнятой бровью промычал Учиха-древний.       — Как цивилизованные лю… а, ну да… точно, я ж с ТОБОЙ буду разговаривать. Вот чёрт. Даже не знаю, какое здесь привести устоявшееся выражение. Окей, давай поговорим, как, ммм… КАК УЧИХИ!       — ДА-А-А!!! — с энтузиазмом и гордостью гортанно проорал Мадара. Идеи, в которых звучало слово «Учиха», всегда манили патриотичное сердце и верную клану душу предка.       — Я понимаю, что ты тупой дед-пердед как бы. Но тебе надо понять, что ты тут ну ничего сделать не сможешь. Кисаме вон свадебное платье примеряет. Что ты собираешься делать? Ты можешь только убить его. Но тогда я убью тебя.       — Ну-ну-ну, — высоким голосом заныл Мадара, не зная, какие аргументы привести. Нет, разумеется, у него были аргументы, и весомые, однако эти аргументы он уже приводил Итачи последние несколько лет, и что-то Итачи никак на них не реагировал. Вернее, реагировал, но не так, как Мадаре хотелось бы — Учиха сначала закатывал глаза, а потом выкатывал их на Мадару со всем тем скептицизмом, который его глаза смогли вобрать в себя, пока смотрели на мозг.       — Что «ну-ну-ну»?       — А как же… мораль? — выдавил Учиха на свою беду, ведь Итачи опять сделал этот премерзкий, по мнению Мадары, жест с глазами.       — Мораль? — во взгляде Итачи читалось: «Это ты-то мне про мораль сейчас затираешь?» — Мораль сей басни такова — смирись, что я теперь жена.       Мадара громко и удивлённо вдохнул. Таких подробностей он не ждал и готов к ним вовсе не был.       Видя, что предку совсем уже поплохело, Итачи сжалился:       — Да ладно, ладно, успокойся! Я ж пошутил. Просто никакой другой рифмы не было, — Итачи похлопал предка по спине, но не сильно, потому как разговор ещё не был закончен.       — Ну, знаешь! Ты вот эти свои шуточки, — Мадара завис на минуту, подбирая слова, — не шути больше. Да и какая ж ты, прости Господи, «жена», — увереннее заявил Учиха, — коли вы свадьбу не сыграли? А?! Так вот вы её и не сыграете! Не дадут вам на это разрешение. Не родилось в Конохи ещё такой твари, поганой и безнравственной, которая наступила бы на все приличия и ТРАДИЦИОННЫЕ ЦЕННОСТИ (не знаю, что насчёт вас, но лично я слышу тут голоса с Первого канала и России 1) и подписала бы такой закон!!!       —…       — Родилось, — неожиданно раздался спокойный голос сбоку от Итачи и Мадары, отчего те испуганно подскочили.       — Тьфу, как чёрт из табакерки! — Мадара смахнул пот со лба.       — Господи, Какаши-сан, откуда Вы вылезли? — воскликнул держащийся за сердце Итачи.       — Из мамы, — тихо ответил Хатаке. — Но если ты хотел спросить, как я оказался в этой комнате, то это неважно. Главное, что тебе стоит знать, так это то, что я, так сказать, «давно уж тут стою, у крылечка на краю, жду, покамест ты закончишь совещанию свою». В общем, слышал я ваш увлекательный разговор. И ответом на твой незаданный вопрос, Мадара, будет «родилось».       — Что родилось?       — Оно. Оно родилось. Наступающее на традиционные ценности.       Даже такому независимому и властному человеку, как Тобирама, нужно было соблюдать все формальности, когда дело касалось переписывания главного документа во всей Конохе. И, к великому сожалению Сенджу, формальность говорила, что для внесения поправок нужны были подписи хотя бы трёх из четырёх основателей деревни. Тобирама не мог ничего вымаливать у Хаширамы априори, так что…       — Хаширама! — грозно сказал Второй хокаге, войдя в комнату старшего брата.       — Что? — измученно спросил Первый хокаге, уже зная, по какому вопросу к нему притопал самый важный человек в Конохе.       — А, Хаширама? — воодушевлённый голос Тобирамы отражался в висках старшего тянущей головной болью.       — Ну-у, что-о-о?       — Хаширама!       — Ну что тебе надо? — почти хныча, проныл Первый хокаге.       — Ты же знаешь, о чём я, — заговорщицки тихо пропел Тобирама, падая на стул рядом с братом.       — Ох, нет. Я не подпишу эти бумаги. Этого не произойдёт, — продолжал отмахиваться от «всех этих ваших неприятных разговоров-заговоров» Хаширама.       — Вот почему, скажи мне? Тебе же ни холодно ни жарко, — задавался вопросами Сенджу. — Ты, как женатый человек, должен понимать меня как никто другой.       — Женатый, а не… — промямлил Хаширама, скользнув взглядом по брату сверху вниз и обратно, — неважно.       — Ой, не придирайся к словам. Какая разница?       Повисла неловкая пауза, во время которой Тобирама мысленно искал эффективные рычаги воздействия на сознание брата, а Хаширама в свою очередь старательно рыскал глазами по комнате, пытаясь найти причину, чтобы упасть в обморок, лишь бы брат отстал от него со своей авантюрной и опасной для здоровья идеей.       — Хаширама, — нажимал хокаге, понижая голос.       — Ну что?       — Хаширама.       — Ну что тебе?       — Хашира-а-ама. Чего тебе это сто-о-оит?       — Барабанных перепонок мне это стоит! — психанул Сенджу и принялся расхаживать по комнате, махая руками. — Когда Мадара узнает, как думаешь, он к тебе пойдёт это решать? Да он мне пойдёт кости сворачивать и хрящи вырывать. Ты что, дурак что ли? Ты не видел, как он взбесился? Он девятихвостого лиса в деревню чуть не призвал, когда увидел, что вы там посмотрели друг на друга, ваши взгляды пересеклись. Он тогда пришёл ко мне, все ноги мне оттоптал, пока в дверной проём заходил, начал требовать, чтобы тебя заперли в психушке, в тюрьме, в пожарке — где угодно, только не на свободных улицах Конохи, только бы ты был в клетке с мелкой квадратной решёткой, из которой бы никогда не выбрался.       — Это же было так давно, — закатил глаза Тобирама.       — Это было четыре недели назад! — Хаширама от гнева зажмурил глаза и начал подпрыгивать на месте, показывая своё негодование так, как был научен делать это ещё в детстве.       — Ой, да ладно. У Учих короткая память… — махнул Тобирама на слова брата и неуверенно добавил. — Надеюсь…       — Правда?! А он мне каждый день напоминает тот случай, когда ты посмел до Изуного плеча дотронуться. Он каждый день ко мне приходит ровно в двенадцать пятнадцать и напоминает мне об этом. И говорит, что это я во всём виноват. А вот в чём я виноват, а? В чём? В том, что ты такая бестолочь?! — под конец Хаширама не сдержал возмущения и обиды от такой несправедливости по отношению к невинному себе. Он ткнул пальцем в грудь младшему и сложил руки в боки, ожидая, как тот будет оправдываться.       — Я не бестолочь! Просто я не понимаю, зачем ему было вламываться в двенадцать пятнадцать в чужой дом и смотреть, что там происходит. Он что, на разведке был или что?       — Знаешь, иногда его действия остаются для меня загадкой. Например, тот раз, когда он ужрал маску для лица, которую я собирался подарить Мито. Мне пришлось покупать вторую, понимаешь? Ты всерьёз считаешь, что от него можно ожидать какой-то адекватной реакции?       — Я просто надеюсь, что он узнает достаточно поздно, чтобы мы успели уехать в медовый месяц на другой конец Земли, — едва слышно пробормотал Тобирама.       — То есть ты собираешься бросить меня с ним в одиночестве? — но Хаширама всё услышал.       — Ну, не то что бы в одиночестве, — забегал глазами по комнате Сенджу, — с тобой будет Мито!       — Мито? Да она же будет смотреть, как он меня колотит, и ещё будет как обезьяна прыгать с криками: «У! У! У! Драка! Драка! Драка!»       — Хаширама, ты же мой любимый брат. Мой большой старший брат. Мы всегда были вместе. Я всегда помогал тебе, поддерживал, принял твой пост хокаге, чтобы ты не мучился. Хоть я и запрещал тебе пить, но ведь прощал твои косяки, — Тобирама решил сменить тактику и принялся пробуждать в Хашираме такие ненавистные ему обычно, но такие нужные ему сейчас, инстинкты тряпки и размазни.       — Ага, когда мои пальцы начинали хрустеть после твоих пыток и когда медики уже нервно переглядывались в больнице, перепуганные моими криками и мольбами о помощи, ты переставал меня мучить.       — Ну… если бы я узнал, что ты что-то употребляешь… я бы, наверное, сломал тебе позвоночник… А это всё мелочи. Ты же знаешь мои способы борьбы с алкоголем в нашей деревне. И всё равно. Я был с тобой на войне. Я был с тобой, когда ты блевал под яблоней. Я был с тобой всю твою жизнь! После того момента, как я родился, конечно… Но всю оставшуюся жизнь я был с тобой и поддерживал тебя! Неужели тебе стоит многого сделать мне одолжение всего раз, такое мелкое, но которое принесёт столько счастья?       — Ой, не надо мне этого счастья-я-я-я-я… Ой, пятой точкой чую-ю-ю-ю-ю… — качал головой Хаширама.       — Ладно. Это последнее средство, — выдохнул Сенджу, решаясь на радикальный шаг. — Ну, Хаши-аники-и-и! — тонко и жалобно, словно пятилетняя девочка, запел Тобирама.       — Ох, ладно! Делай, что хочешь! Но в медовый месяц вы меня с собой в путешествие забираете, ибо пусть за обман Мадары отдувается деревня. Всё равно тебе потом её восстанавливать.       — Хаширама, спасибо! Я знал, что ты не умеешь говорить «нет», э-э, то есть… что ты мне никогда не откажешь, кхм, то есть… что ты с пониманием отнесёшься к моей ситуации!       — Ками, да замолчи уже, пока Мадара чего не услышал и не причапал к нам как сооснователь Конохи качать свои права на запрещение законов, которые ему не нравятся…       — Хаширама… — низко прорычал Учиха-античный, — чуял я, не обошлось без него. А я ведь наивно полагал, что Изуна и красноглазая макака просто нарядились в брачные костюмы и объявили себя мужьями. Оказывается, эта седая вшивая бродяга всё просчитала заранее!       — Какаши-сан, спасибо, что Вы нам об этом сказали, — благодарно улыбнулся Итачи. — Я-то думал, придётся идти к хокаге. А закон уже и есть!       — Да ладно тебе. Не стоит. Я ещё во времена моего пребывания на посту подумал, что в будущем вы, наверное, захотите для удобства официально оформить отношения, так что проверил, что там у нас с законодательной базой. К моему удивлению, браки, подобные вашему, давно уже разрешены. Правда за всё то время, что существует этот закон, был заключён лишь один однополый брак — господина Второго и младшего брата Мадары. Но даже если бы такого закона не было, я бы всё равно заморочился принять его.       Мадара вперил в Какаши недобрый взгляд потемневших глаз. Прямо сейчас Хатаке имел все шансы потерять почётное звание «надёжного человека с обрывка стикера».       — «Все вокруг меня либо обманывают, либо предают, — обиженно думал Мадара, — либо хитростями и уловками принуждают к тому, что мне не нравится».       Учиха углубился в воспоминания давно прошедших лет, а если быть точнее, в воспоминание о единственном его нормальном разговоре с избранником младшего брата…       — Крыса.       — Патлатый.       Нормальность — понятие растяжимое, а в случае с Мадарой чаще всего нужно слушать, что говорит Учиха, и понимать противоположное.       — Давай, наконец, поговорим как мужик с мужиком.       Учиха недовольно закатил глаза и махнул рукой:       — Нам с тобой не о чем разговаривать.       — Значит, разговор о счастье Изуны ты важным не считаешь? — с едкой усмешкой спросил Тобирама.       При упоминания имени любимого младшего брата Мадара всегда вздрагивал и менялся в лице. Даже немножко красивее и человечнее становился. Вот и сейчас после слов Сенджу Мадара послушно уселся на стул и превратился в слух.       — Вот и хорошо, — кивнул Тобирама и сел на стул напротив Учихи. — Я не открою тебе страну Воды, если скажу, что мы с Изуной состоим в отношениях.       — Ты сказал, что мы будем говорить о счастье Изуночки, а сам что-то всё о себе талдычишь, — недовольно пробубнел Мадара.       Тобирама проигнорировал слова Учихи, как делал это всегда и о чём пока ни разу не пожалел.       — Ты, как бы это и не удручало меня, самый родной человек для Изуны.       Мадара старательно кивал, соглашаясь с этими правдивейшими словами.       — Ты человек, рядом с которым он вырос, который его оберегал и заботился о нём. И пусть я ненавижу тебя всем своим сердцем…       На это Мадара также согласно кивал, выражая искреннейшую взаимность.       — Но этим же сердцем я люблю твоего младшего брата.       Мадара поморщился, но промолчал.       — А он любит тебя.       Учиха кивнул и аккуратно смахнул слёзы с щеки.       — И с этим мне приходится мириться, — Тобирама выдержал небольшую паузу. — Но он любит и меня.       Крылья ноздрей Мадары остервенело вспархнули. Лицо Учихи исказилось словно от страшной боли.       — И с этим придётся мириться уже тебе. Изуна сможет быть счастливым только в том случае, если у него будет и его любимый старший брат, и его любимый мужчина… Я знаю это наверняка, он сам мне об этом говорил. Уверен, он и тебе говорил то же самое.       Мадара отвёл взгляд в сторону — говорил. Пытался донести до Мадары то, что у него на сердце. Но разве Мадара слушал? Мадара думал лишь о том, что миру нельзя верить, а Изуна такой наивный и добрый, настолько наивный и добрый, что Мадара вообще не хотел отпускать его никуда и ни к кому.       — Ты должен понимать, что не можешь удерживать его рядом с собой вечно…       — Ками, да скажи уже, к чему ты ведёшь этот разговор! — Мадара не выдержал холода, крадущегося по его телу, от тех слов, которые говорил Сенджу. Они были такие неприятные и такие… верные… — Не мучай меня!       — Мы с Изуной хотим сыграть свадьбу.       У Учихи отвисла челюсть. Он распахнул рот, собираясь произнести гневную речь, но Тобирама не дал ему сказать и слова:       — Прежде чем прокричать «нет», подумай о том, о чём мы только что говорили.       Мадара застыл. Наступило долгое молчание. Учиха о чём-то долго думал, отвернувшись к окну. Его лицо было невероятно печальным и лишь самую малость хмурым. Тобирама сидел, смотря в пол. Шли минуты.       Ветер свистел в трубах. Серость неба за окном была словно отражением того, что было на душе у Мадары. Ветви деревьев тряслись от холода. Учиха поёжился, наблюдая картину снаружи. Он сильнее закутался в хаори и обхватил себя за плечи ледянами пальцами. Наконец, тихим, севшим голосом он произнёс:       — Главное, чтобы Изуна был счастлив… Главное, чтобы он был счастлив…       Тобирама посмотрел на Мадару очень внимательно.       Учиха продолжал задумчиво наблюдать за погодой. Сейчас он выглядел так, будто в нём что-то сломалось. Тобираме даже стало немного жаль его. Так потерянно выглядел этот обычно уверенный в себе человек.       Сенджу встал и, ничего не говоря, не благодаря и не прощаясь, вышел.       Дверь бесшумно закрылась за ним…       — Что это с ним? — тихо спросил Какаши у Итачи.       — Видимо, — неуверенно сказал Учиха, наблюдая за молчаливым Мадарой, — о чём-то думает.       — А-а-а… Надо же…       Учиха-древний поднял взгляд на удивлённого поведением предка Итачи и махнул рукой:       — Ладно, женитесь.       — А это что значит? — спросил Какаши, когда дверь за патлатым захлопнулась.       Итачи, продолжая пребывать в состоянии искреннего охреневания, вымолвил:       — Учитывая то, как он вёл себя всё то время, что я знаком с ним, его слова можно расценивать как: «Я понял свои ошибки. Живите счастливо. Я действительно рад за вас».

***

      Солнце ещё не встало, когда Саске спустился вниз попить водички и услышал какие-то непонятные шорохи в прихожей. Рука Учихи в потёмках нащупала обмазанный лаком для ногтей выключатель, и свет озарил лица с отпечатками неглаженой простыни на них. Лица эти были такие же несвежие и заспанные, как Саске, но по какой-то причине очень возбуждённые.       — Чего вы крадётесь? Прямо утром, так рано? Куда это вы намылились? Вы документы на дом ищите? Так вы их не найдёте. Мадара их съел.       Акацки переглянулись. Насколько это возможно, когда у вас зажмурены глаза из-за резко включенного света после долгих часов темноты.       — Ну, смотри: что должно быть на свадьбе? — с намёком спросил Яхико.       — Невеста? — предположил такой вариант ответа Учиха. — Но я вам её не обеспечу, серьёзно.       — Мы что, по-твоему, должны пить? — закатил глаза Хидан и толкнул в сторону стоящего перед ним рыжего. — Итачин $₽@#ый кофе из фужеров? Ты издеваешься? — бессмертный недовольно сложил руки на груди и бросил мимолётный взгляд на стену справа от себя. Он вспомнил, что за этой стеной кухня, на кухне — холодильник, в холодильнике — пакет, а в пакете… — От кефира мы тоже отказываемся! — резко бросил встревоженный мыслью об одном из худших дней своей жизни Хидан.       — Вообще-то с сахаром он очень даже ничего, — пробухтел Саске, готовый даже в полудрёме отстаивать свои вкусовые предпочтения. (привет Лунному писателю)       — Что ж, тогда, £∆&, мы не будем отбирать у тебя самое дорогое, — язвительно фыркнул Хидан, разворачиваясь на сто восемьдесят и шагая к двери, — а нам, простым пролетариям, нужна отдушина после долгих рабочих месяцев, отдушина, греющая душу и тело!       — А, так вы за бухлом отправились, — озарение всё-таки догнало Саске, вся сущность которого рвалась очутиться на мягкой кроватке под одеялком. Но сначала водичка, сначала водичка. — А чего так рано?       — А ты задай этот вопрос своему товарищу! — Хидан остервенело дёргал ручку входной двери. — Знаешь, тому, который наслаждается страданиями и беспомощностью других людей, людей, которых он считает мусором под своими ногами, о мучениях которых он грезит во сне и печётся в реальности. Тому, кто смеет называть себя спасителем и наступать на интересы окружающих под лживыми лозунгами о счастье и благополучии!!!       Конан устало выдохнула и ударила Хидана по граблям, которые на протяжении пяти минут насиловали несчастную дверную ручку. Девушка спокойно повернула щеколду, и дверь открылась.       — Чё-то я ничё не понял, — озадаченно сказал Саске. От всех этих неясных намёков у него начала болеть голова. Или это было от жажды? Так, ему надо срочно на кухню!       — Антиалкогольная кампания, — пояснила Конан. — Седьмой хокаге перед праздничными выходными, которые как раз совпадают с датой свадьбы Итачи и Кисаме, подписал закон о том, что на время этих самых праздников продажа спиртных напитков будет запрещена. Закон вступает в силу сегодня с обеда.       — Некоторые магазины уже не работают! — продолжил Хидан. — А нам нужно успеть затариться на нас всех до тех пор, пока всё не разобрали. Не одни ведь мы кинулись покупать бухлишко. Это хорошо ещё, что я в новостной ленте вообще это объявление увидел. И как этого Узумаки земля носит?!       — С каждым годом сидения за столом и пожирания рамена всё тяжелее и тяжелее носит, — буркнул Саске и поплёлся на кухню за водичкой.       Входная дверь хлопнула в унисон храпу Мадары, отчего по Конохе прошла слабая волна землетрясения.

***

      Время неумолимо близилось к двенадцати часам дня. Акацки, потные и заплаканные, оббегали большую часть деревни. И пока что всё, что они смогли вынести из магазина, это пластиковая корзинка и тележка (что, кстати, было незаконно). Полки со спиртным (вернее, полки, где должно стоять спиртное) были пусты. Хидан, в каждом магазине наблюдая подобную картину, с мизерными остатками ещё не сгоревшей надежды ощупывал все полки на предмет хоть чего-то. Но на них не было даже пыли. Видимо, люди, которые приходили за бухлишком раньше, точно так же не верили тому, что видят, и облапывали всё, до чего могли дотянуться.       Спустя 15 магазинов было решено поделиться на команды, чтобы можно было исследовать территорию на предмет нормальных магазинов эффективнее. Решили даже для безопасности и на случай счастливой чрезвычайной ситуации (если в магазине будем много бутылок) поддерживать связь по телефону, а потому Какузу запустил видео-конференцию.       Минуты мчались с такой поразительной скоростью, что Хидану казалось, будто его взволнованное сердце и то бьётся медленнее. Когда о том, что у него на душе, бессмертный поведал напарнику, Какузу как и всегда жестоко ответил: «Хватит страдать фигнёй. У тебя нет сердца. После миссии в Кумо я его так и не нашёл, так что пришлось вшить тебе куриную грудку, чтобы чувства пустоты не было». Хидан с камнем на серд… на куриной грудке выдавил что-то на подобии: «Если выпить мы не найдём, никакой карбонат меня от чувства всепоглощающей пустоты не спасёт».       Через некоторое время Яхико и Конан отчитались, что смогли купить в аптеке двести пятьдесят миллилитров девяностапроцентного медицинского спирта. Дейдара резонно спросил, почему акацки раньше не подумали про аптеки. Конан ответила, что голову уже можно не ломать, потому что аптека, в которой они нашли спирт, была последней работающей аптекой, в которой продавался спирт. Бегущий по указанию навигатора к следующему супермаркету слуга Джашина тревожно приложил правую руку к груди, за которой тряслась переполненная отчаянием куриная грудка.       — Братья и сестра! — воскликнул Сасори. — Я зашёл на сайт гипермаркета «Надежда». У них в ассортименте ещё осталася коньяк, виски и вермут! Скидываю адрес!       Какузу быстро набрал в строке поиска то, что сбросил красноволосый, и приложение начало просчитывать самый удобный маршрут.       — Вперёд!!! — заорал Хидан и ткнул пальцем на кнопку «В путь».       Посетители тихой «Надежды» испуганно подскочили и рефлекторно подняли руки вверх, когда в двери ввалилась преступная организация и с дикими глазами начала что-то выискивать.       — Где отдел для взрослых?!       Кассирша вежливо ответила:       — Сексшоп в соседнем здании.       Хидан изменился в лице. Дейдара возмущённо покраснел. Яхико сделал мысленную заметку.       — Алкоголь где?       — А-а-а, — кассирша понимающе протянула и указала пальцем в самый дальний угол гипермаркета, — вон там, господа. Но вам нужно поторопиться. У вас есть чуть больше десяти минут. Позже я не смогу пробить вам спиртное.       — Бежим, — бросил Хидан через плечо.       — Тележки справа от камер хранения! — крикнула стремительно удаляющимся акацки добродушная женщина.       — Мы со своей!       С улицы послышались непонятные крики и ругань. В магазин ввалилась ещё одна группа запыхавшихся шиноби.       — Где? — бросили они с такими же сумасшедшими глазами, что и акацки полминуты назад.       Кассирша молча указала в самый дальний угол гипермаркета. Посетители проводили удивлённым взглядом сначала ворвавшихся, а затем кассиршу. Женщина вернулась спустя секунд двадцать с ведром, шваброй, метлой и совком. Она поставила их рядом с кассой, села обратно на своё сидение и продолжила пробивать товары.       Отдав две бутылки виски и три бутылки вермута Сасори и Дейдаре, которые сидели в тележке, Хидан потянулся за единственной бутылкой конька, хорошего такого коньяка. И выглядела эта бутылка как-то очень странно и неправильно с лежащей поверх неё… чужой рукой.       — Руку, — раздался грозный женский голос рядом с Хиданом.       Бессмертный поднял голову, и взору его предстала девушка лет тридцати. Она и Хидан вместе держались за бутылку коньяка. У слуги Джашина было смутное предчувствие чего-то плохого: девушка и пять человек за ней смотрели на нукенинов как-то недобро. У Хидана даже возникло желание вызвать полицию, так сильно он запереживал за свои права и своё здоровье.       — Руку убрал, — повторила с нажимом девушка.       — Нет, — упёрто промычал Сасори вместо застывшего Хидана.       — Сама подвинься, — рявкнул Дейдара.       В тележке людей напротив лежал такой же набор спиртного, что и у акацки. Бутылка коньяка оказалась предметом сердечной страсти как первых, так и вторых. Но, к сожалению, она была неделимой. Нет, разумеется, при желании её можно было разлить поровну по двум бутылкам поменьше. Однако обе команды смотрели в тележки друг друга такими жадными глазами, что становилось понятно: речь тут не о честной делёжке коньяка, а о том, кто получит всё, а кто не получит ничего.       Девушка сильнее сжала бутылку. Хидан повторил за ней.       Сасори и Дейдара прижали к себе бутылки. Парень и девушка напротив них вцепились в свои бутылки намертво. Какузу покрепче сжал ручки тележки. Женщина, в упор смотрящая на него, сделала то же самое с ручками своей тележки. Конан и Яхико, два парня из второй команды, хрустя шейными позвонками, направились друг к другу, прикидывая, с какой стороны подобраться к чужой тележке.       Вдруг по помещению прокатился автоматизированный женский голос.       — Уважаемые посетители, гипермаркет прекратит продажу алкогольных напитков через одну минуту.       Все испуганно переглянулись между собой. В следующую секунду тележки сорвались с места и на неимоверной скорости помчались по помещению, маневрируя между полками и табличками с акциями. Хидан и девушка помчались вслед за ними, продолжая крепко держать бутылку всеми руками.       Посетители в ужасе шарахались от сумасшедших гонщиков. У тележки акацки плохо прокручивалось одно колесо, отчего Какузу было сложно управлять ею. С разницей в пару сантиметров вражеская армия обгоняла их.       Покупатели у кассы с удивлением повернули головы, когда две группы людей на бешеной скорости влетели в пирамиду из банок с кофе.       — Ой, мамочки!       — Итачи-сан, что с Вами? — обеспокоенно спросил Кисаме и отбросил лейку подальше.       Учиха тяжело дышал, прижимая секатор к груди:       — Что-то в сердце кольнуло.       — Так, дамы и господа, расступитесь, отойдите. Тут люди со спиртным. Дайте я сначала им пробью, пока время не вышло, — кассирша замахала руками и приняла позу бегуна, ожидающего сигнала на старте, только и старт, и финиш были на кассе.       Оставалось секунд двадцать. Подъехала первая тележка. Парень и девушка быстро выложили свои бутылки, почти одновременно с ними выложил бутылки Яхико, которому передали бутылки Сасори и Дейдара и который добежал раньше, чем Какузу с тележкой. Кассирша пробивала со скоростью света. Бутылки летели как пулемётная очередь. Обе команды с другой стороны кассы ловили их, при этом каждый пытался присвоить себе как можно больше.       — Пакетик нужен? — следуя всем правилам, спросила кассирша.       — Да!!! — крикнули присутствующие.       — Большой или маленький? — продолжала она, накаляя обстановку.       — Два больших!!!       Конан и какой-то худой парень вывалили все деньги из своих кошельков.       На кассу влетели, продолжая всеми руками держаться за бутылку коньяка, Хидан и девушка. Кассирша, преодолевая законы физики, анатомии, физиологии и прочих незначительных в данной жизненной ситуации наук, пробила коньяк, протараторила стоимость покупки, отсчитала и положила сдачу, закрыла кассу и устало откинулась на спинку кресла. Всё это она успела сделать, пока Хидан и девушка, не отпуская бутылку, пролетали через кассу.       Обе команды, складывающие спиртное в пакеты, не успели среагировать на двух человек, летящих на них и, что самое главное, на БУТЫЛКИ, поэтому Хидан и девушка влетели в товарищей, повалив их и всё добро у них в руках на пол.       Акацки и люди не пострадали.       Ни одна бутылка не уцелела.       Алкоголь, волнами обходя битое стекло словно камни посреди реки, растёкся по грязному полу. Куриная грудка в груди Хидана тоскливо заныла. Поваленная вместе со всеми Конан похлопала по карману, в который спрятала баночку аптечного спирта. Ничего кроме осколков и мокрой ткани она там не нащупала.       Кассирша поднялась со своего места и, тяжело вздохнув, взяла в руки швабру.

***

      Акацки зашли во двор Учих чернее тучи. Хидан мысленно выбирал день для записи к психотерапевту. Эту травму ему совершенно точно нужно будет проработать.       — Вы чего такие хмурые? — непринуждённо спросил Саске, закончив подравнивать лужайку газонокосилкой.       Опечаленный Яхико поведал Учихе трагическую историю об обретении счастья и его потере в считанные секунды.       — Ну вы даёте, конечно. У Мадары в подвале столько вина, сколько вы ни на одном заводе не найдёте.       Акацки выпучили глаза, смотря на бодрое лицо Саске.       — Почему ты раньше нам не сказал? — прошептал Дейдара. — Ты же знал, куда мы направляемся.       — Ай, — Саске махнул рукой, — я сонный был и забыл про заначки Мадары. Я даже не думал, что вы так с ума будете сходить.       У Хидана дёрнулся глаз. Человек, стоящий перед ним, выглядел как самый жестокий… как самый бессовестный… Как… как… как…       — Знаешь, если мой диагноз — это всего лишь истерия, — слуга Джашина обвёл диким взглядом дом великого клана и собственно представителя этого клана, — то ваш диагноз — это Учиха! И, как по мне, второе гораздо страшнее!