***
Когда Чуя открывает глаза, солнце уже ярко светит, озаряя своими лучами маленькую квартирку в спальном районе Йокогамы, а голова нещадно болит. Сколько он выпил? Чуя и не помнит, помнит только то, что не раз просил налить бармена полный стакан виски. Юноша протяжно скулит в попытках подняться с дивана. Он даже не смог добраться до кровати, неудивительно… Накахара хватается за висок. — О-ох, — протяжно стонет Чуя, немного приподнимаясь с дивана. — Воу, да тут ещё и стоны лучше, чем во всяком порно, — раздаётся чей-то голос со стороны кресла. Здравый ум мгновенно возвращается к Накахаре, словно до этого он вовсе и не пил, и даже голова, кажется, стала не так сильно болеть. — Ты кто такой?! — кричит Чуя, быстро вскакивая с дивана и уже готовясь нанести удар кулаком незнакомцу (мало ли тот вор?). Но тот сразу же реагирует на угрозу, хватая кулак Чуи. — Полегче, полегче, — произносит парень. — Я не вор, не бойся, и не убийца. Чуя прищуривается, рассматривая незнакомца, пытаясь вспомнить события вчерашнего вечера. Осаму. Этого парня зовут Осаму, именно он помог Чуе добраться до дома, а Накахара спьяну предложил тому переночевать, ссылаясь на то, что поздно и все дела. — Осаму… ты Осаму… — шепчет Чуя, разжимая кулак. Хватка на запястье рыжего тут же слабеет, а на лице Дазая появляется самодовольная улыбка. — Наконец-то, вспомнил, — говорит Осаму с какой-то обидой в голосе. — Сначала просишь помочь добраться до дома, а потом не помнишь, — недовольно произносит тот. — А ты, кстати, нелёгкий, у меня после тебя спина болит, — в голосе звучит явная наигранность. — Ну извини, что забыл… — скулит Чуя. — Я даже не удивляюсь этому, — хмыкает Дазай. — Конечно, выпить бутылку виски, а потом ещё здраво мыслить не каждый сможет. А ты ещё вдобавок какой-то хиленький. Сколько тебе, шестнадцать? Чуя снова сжимает ладонь в кулак. Ещё не хватало, чтобы его какой-то парень, с которым он познакомился в баре, унижал из-за его роста. — Да ладно тебе, — разводит руками Осаму. — Прости, не хотел задеть. — Ладно, спасибо, что помог добраться мне до дома. Спасибо, что спать уложил, но будь добр пойти прочь из моей квартиры и не действовать мне на нервы. — Даже чаем в знак благодарности не угостишь, Чу. — Не угощу, — отчеканивает Чуя, но затем до него приходит осознание, что Осаму только сейчас его назвал «Чу» так, как его называла Кое при жизни. На душе Чуи сразу же становится как-то тяжело, он украдкой смотрит на запястье с девятью звёздами, тихо хмыкая. — Злой ты, Чу. — Проваливай из моей квартиры! — кричит Чуя. — Ладно, ладно, не кричи, — Осаму встаёт с дивана и быстро направляется в сторону входной двери в квартиру. Поспешно обувшись, Дазай ещё раз кидает на Накахару обиженный взгляд. — Удачи, надеюсь, ты всё-таки сможешь не прогадать свой последний шанс с нахождением души. Сердце Накахары сжимается от боли. Откуда этот Осаму знает? Наверное, Чуя сболтнул лишнего по пьяни, хотя и без этого трудно не заметить чёрные звёзды на запястьях, нужно уж быть совсем слепым, чтобы не увидеть их. Хотя говорят, что даже слепые их видят. Накахара только сейчас полностью осознал, что у него есть всего лишь один шанс найти свою родственную душу. Всего шанс. Так мало. Чуя даёт себе клятву, что никогда ни в кого не влюбится и уж тем более не поцелует. Лучше уж жить одному, но долго, чем умереть в порывах чувств, целуя не своего человека. А сейчас Чуе бы не помешало выпить ещё бокал вина, чтобы хоть как-то сгладить плохое начало утра.***
Чуя сидит в кафе и пьёт кофе, который кажется ему совсем горьким, как и его жизнь. В мыслях у него планы на будущее: доучиться в университете и найти нормальную высокооплачиваемую работу. В его планах уже совсем нет поиска родственной души, как было раньше. Он чётко решил, что соулмейт ему вовсе и не нужен. Внезапно Чую выводят из мыслей чьи-то холодные шершавые ладони, прикрывшие его глаза. — Угадай, кто? — произносит издёвкой знакомый голос. Чуя, крепко стиснув зубы, в душе помолится всем, кому можно о том, чтобы он ошибался. Но когда ладони с лица пропадают, а перед глазами появляется Дазай, то Накахара в который раз убеждается в том, что этот мир к нему явно не справедлив. Ладно там ещё не найденная родственная душа и так мало попыток на её поиски, но теперь к его проблемам ещё прибавляется этот надоедливый Осаму, у которого слишком высокое самомнение. — С тобой скучно, даже отгадать не можешь, — грустно произносит Осаму, вздыхая и садясь напротив Чуи. Парень кладёт руку на стол и подпирает ей подбородок, задумчиво уставляясь на Накахару. Бесит. Чую это слишком бесит. Ему не нравится, когда на него так смотрят. — Что тебе надо? — сквозь зубы цедит Накахара, стараясь вложить в свою фразу как можно больше недовольства. Может быть, хоть дойдёт до этого Осаму, чтобы он свалил и оставил Чую одного допивать и без того горький кофе. — Я же поблагодарил тебя за помощь или тебе деньги нужны? Чуя бы отдал все деньги, которые имел при себе, чтобы избавиться от этого назойливого случайно приобретённого***
Кто ж знал, что, попросив в тот злополучный вечер помощи, Чуя найдёт себе проблему на одно место. Огромную проблему, ростом в сто восемьдесят один сантиметр. Почему Чуя так точно знал рост? Да потому что, над ним практически каждый день шутили из-за его маленького роста. «Я тебя больше чем на голову выше, а точнее на двадцать один сантиметр». Проблему звали Осаму, который, каким-то магическим образом, учился с ним на одном курсе. И как Чуя раньше мог не заметить такого назойливого однокурсника? Он сам не знал. Может быть это порча? Она самая. Видимо кто-то решил до конца добить морально Чую и наслал на него порчу в лице надоедливого, вечно подкалывающего Осаму.***
— Почему ты позвал меня к себе? — с интересом спрашивает Дазай, находясь на пороге квартиры Чуи. Накахара и сам не знает, но почему-то сейчас, когда ему было плохо, ему не хватает именно такого назойливого знакомого, как Осаму. Чуя даже не поленился узнать номер телефона Дазая у одногруппников и со страхом быть посланным куда подальше позвонил, но парень, на удивление рыжего, приветливо согласился приехать. Хотя если быть честным, то Чуе попросту некому было выговориться, а сейчас это было ему очень нужно. После того как умерла Кое, Чуя совсем лишился поддержки. Он закрылся от друзей, знакомых, да и те в свою очередь не особо проявляли к Накахаре внимание, попросту забив на состояние своего друга. Тогда Чуя понял, что всю жизнь был в обществе людей, которым, грубо говоря, наплевать на него. Теперь у него совсем нет друзей. Но есть надоедливый одногруппник, который изо всех сил пытается стать для него другом. Вроде как пытается, хотя возможно Чуе показалось, и это «плаканье» в плечо станет самой большой ошибкой в его жизни. — Если честно, я сам не знаю, — наконец, признаётся Чуя. Он не хочет признаваться, что он совсем один. Не хочет. Осаму не должен этого знать. Мало ли ещё подстебёт, как всегда это делает, и тогда Чуя точно не выдержит — заплачет. И это будет позор всей его жизни. — Понятно, значит, тебе действительно плохо, — отвечает серьёзным тоном Дазай. Такая реакция немного вводит Чую в ступор, ведь за несколько встреч мнение об Осаму сложилось не самое приятное, а точнее совсем уж отвратительное. Но сейчас с треском ломается, разбиваясь на мелкие осколки.***
— Я ещё при первой нашей встрече узнал, что тебе остался всего лишь шанс на нахождение родственной души, — печально произносит Дазай. — Но ты не расстраивайся, — эти слова совсем не звучат поддержкой, наоборот, от них Чуе хочется расплакаться, но он не может. Не при Дазае. Он уйдёт и Чуя точно разрыдается, словно ребёнок, упавший на асфальт и разбивший коленку. — Ты же можешь найти кого-нибудь с таким же количеством звёзд и совершить двойной суицид. Будет очень романтичная смерть, — мечтательно произносит Осаму. — Я бы сам так сделал. Чуя мог бы сейчас спокойно послать Дазая с такой поддержкой, но сейчас ему совершенно не хотелось этого и он тихо как-то неуверенно спрашивает, словно боясь услышать ответ: — А сколько у тебя звёзд? — Три, — Дазай закатывает рукав. На его запястье и вправду красуется всего три черных, высасывающих душу, пятна. От этого Чуе становится ещё грустнее, ведь у него самого три звезды было в пятнадцать лет.***
Если бы Накахаре сказали месяц назад, что Дазай станет для него самым важным человеком в жизни, и то, что этот чертов надоедливый Осаму будет успокаивать и поддерживать каждый день, то он бы не поверил. Совершенно бы не поверил. Послал бы того шутника куда подальше. Но в реальности оказалось именно так. Дазай стал частым гостем в квартире Чуи. Они говорили часами, совсем не следя за временем, хотя во время их разговоров времени будто и не было. Для Чуи слово "время" уже совсем стало пустым звуком. У него ещё целая жизнь в одиночестве впереди, зачем ему следить за каким-то временем? Ему не надо переживать, что найдёт свою родственную душу уже в преклонном возрасте, когда будет безобразным стариком, да и его соулмейт не лучше. Зачем переживать о том, чего никогда не будет? Чуя ещё хочет жить, хоть и испытывая каждый день тоску и боль, но жить. Это лучше, чем гнить в могиле, разлагаясь вместе со своими несбывшимися мечтами. Вместе с Осаму Накахара напрочь забывал о печали и боли, и о том, что ему остался единственный поцелуй, который Чуя будет хранить до своей смерти. Интересно, как он умрёт? От сердечного приступа, инфаркта, язвы или может от старости, дожив до лет так девяноста? Лучше уж умереть так, чем от рокового числа звёзд. Чуя даже искренне заливался звонким смехом от шуток Дазая, которые иногда были не слишком удачными, но Накахару это вовсе не волновало. Он так расслаблялся душой, которая кажется и не болела вовсе в присутствии Осаму. Ещё Дазай слишком часто шутил про двойной суицид. Сперва Чуя не воспринимал эти слова всерьёз, считал, что тот говорит это ради смеха, но когда Накахара случайно заметил под рубашкой Осаму следы от порезов и синяки, понял, что сильно ошибался. С этим пониманием к Чуе пришёл ещё один вопрос: почему у Дазая всего лишь три чёрные звезды на запястье, раз уж он так склонен к суициду? Видимо, слишком разборчив. Не то, что он, влюбленный романтик. В прошлом. С каждым днём трепетное тёплое чувство к Дазаю всё сильнее разгоралось в груди Чуи, наровясь выбиться наружу. И от этого рыжему было очень страшно, ведь, если он не сдержится, то непременно поцелует Осаму, и этот поцелуй станет последним в его жизни. И тогда все планы на жизнь до старости полетят коту под хвост. Но почему-то с каждым днём страх уходил. Чуе становилось всё равно на то, что он умрёт, если поцелует Дазая. Совсем всё равно. «Неужели я влюбился, — этим вопросом Чуя задавался почти каждый день. — Нет», — тут же отвечал сам себе. Ложь. Влюбился. Насмерть.***
— Знаешь, Дазай, я, кажется, решился… — тихо произносит Чуя, пододвигаясь ближе к Осаму. — На двойное самоубийство? — с насмешкой спрашивает тот, отвлекаясь от книги. Накахара не смеётся, лишь улыбается как-то печально, а Осаму смотрит на него удивлённым и беспокойным взглядом. Вместо ответа Чуя внезапно для Дазая целует его в чуть приоткрытые губы, проталкиваясь языком внутрь, крепко обнимая за шею, садясь на колени возлюбленного. Дазай сначала впадает в ступор от неожиданности сих действий, а затем начинает пылко отвечать на поцелуй, беря инициативу на себя. Он притягивает Чую ещё ближе к себе, кладёт руки на спину Накахары, которая скрыта под тонкой рубашкой, медленно спускаясь вниз по позвоночнику. Чуе слишком хорошо, ему никогда так хорошо не было. И он молится в мыслях, чтобы этот поцелуй продолжился как можно дольше, и кажется, его молитвы впервые были услышаны. Чуя тонет в объятиях Дазая, прижимаясь настолько близко, как никогда ни к кому не прижимался, тихо простанывая сквозь поцелуй. Накахара с каждой секундой всё более жадно и страстно целует Осаму, до нехватки воздуха в лёгких, и уже губы начинают болеть от неосторожных укусов. Но Чуе мало, слишком мало. Ведь это последний поцелуй в его жизни. Последний… Внезапно Дазай отстраняется от Чуи и с ухмылкой смотрит на него. Накахара полностью уверен, что вот сейчас смерть наконец-то заберёт его с собой, но проходит несколько секунд, самых долгих секунд в жизни Чуи, но этого не наступает. И всё это время ни Чуя, ни Осаму не отводят друг от друга взгляд, и ухмылка с лица Дазая не исчезает. — Видимо, суицид ты сегодня не совершишь, — произносит самоубийца. Чуя сначала не понимает смысл фразы из-за одурманенного поцелуем разума, но потом осознание приходит к нему, не обухом по голове, как всегда, а спокойно и расслабляюще. Он ещё жив, а, значит, Дазай его родственная душа. Чуе всегда казалось, что они слишком разные, но видимо противоположности и вправду притягиваются друг к другу. Элементарная физика, которую Накахара терпеть не мог. — А я знал, что ты моя родственная душа. Почувствовал это ещё в баре, когда ты напился, — ухмыляется Дазай. — Как? — Чуя совсем ничего не чувствовал… Хотя именно с Осаму он словно уносился в другую вселенную, где не было ни боли, ни слёз, где не было этого чёртового правила нахождения родственных душ. — Почему не сказал? — недовольно спрашивает Чуя, скрестив руки на груди. — Хотел сделать сюрприз, — Осаму притягивает рыжего к себе, нежно обнимая. — Дурак, — с улыбкой говорит Накахара, куда-то в плечо Дазая. Надежды и мечты возрождаются из руин…