Тина Кароль — Твої Гріхи
Я, попри біль і втому. Твоє серце руками прикрила. Разом ми, але річ не в тому. Я не можу розправити крила. Повернись, я приймаю біль. Твоїх очей, так глибоко самотніх. Самотньо-глибоких очей.
Он находит ее, к собственному удивлению, у себя в комнате. Лежащую на смятых простынях. Сжавшуюся. Дрожащую. Нервно всхлипывающую. Прижимающую собственные руки к груди. Спрятавшую лицо в светлых волосах. Джон аккуратно, даже как-то трепетно подходит к девушке, чувствуя в груди нарастающую ярость. По отношению к тем, кто посмел ее обидеть. Его не было три дня. Три, черт возьми! Что такое произошло, что он нашел Надю в истерике, перепуганную до смерти? Сид бережно кладет свою большую руку ей на плечико и разворачивает к себе, нашептывая что-то успокаивающее. Она, не давая рассмотреть свои окровавленные лицо с телом, испуганной ланью бросается ему на шею, комкая в кулаках синюю рубашку. Сердце внутри быстро-быстро бьется, отдаваясь эхом в ушах. Грудную клетку стягивает каким-то узлом от пролитых слез так, что и вздохнуть сложно, а успокоиться и подавно. Джон медленно и неуверенно касается ее волос пальцами, пропуская их, поглаживая спину, очерчивая цепочку позвонков, тяжело дыша, сдерживая внутри собственного зверя, готового растерзать всех и вся. — Что произошло? — хрипло спрашивает Сид, чуть отстраняясь, обхватывая влажное лицо руками, вглядываясь в по-бледному голубые глаза, стирая большими пальцами слезы с щек. Джон даже пожалел, что опустил глаза ниже, цепко ухватившись взглядом за синяки в форме пальцев на бедрах и шее и кривую надпись на боку, еле различимую в разводах уже засохшей крови. Whore. Шлюха. — Кто? — глухо зарычал Сид подобно льву, чувствуя, как его накрыла волна слепой ярости, как сердце зашлось в бешеном ритме, — кто посмел тебя тронуть?! — взревел мужчина, резко вскакивая на ноги и проходясь по всей комнате широкими размашистыми шагами, пытаясь хоть как-то успокоиться. С бледных и искусанных женских губ далеко не сразу шепотом срывается мужское имя. Лишь когда перед глазами все плывет от накативших воспоминаний пережитого, а где-то внутри рождается странная и непривычная жажда крови. Джон Сид, подобно верному и преданному псу, спущенному с цепи по воле хозяина, срывается с места и растворяется в тени коридора, уже чувствуя это наслаждение, когда он услышит крики того, кто посмел прикоснуться к тому, что принадлежит ему. Надя не винит Сида за то, что он ушел сейчас, оставляя ее со своими кошмарами. Она девочка сильная. Да и это уже не в первый раз. Сейчас она сделает глубокий вдох и выдох, поднимется и пойдет в ванну, отмываться от пережитого — от чужих и грубых прикосновений, от собственной крови и слез, от слабости и осколков разбитой гордости. Не в первый раз. Подумаешь. Три войны и девять зон. Пережила то, переживет и это. Людям свойственно принимать решения, убеждать себя в чем-то. Выбирать, в конце концов, стоит ли сдаться. Надя привыкла цепляться за жизнь руками, ногами, даже зубами, когда это нужно. Джейкоб, прошедший с ней одну войну, не раз сравнивал ее, шутя, с фениксом, который возрождается из собственного пепла. Многие люди так делают. Из осколков и кусочков боли, воспоминаний и потерь, вновь восстают и борются за что-то известное только им. На дрожащих ногах Надя зашла в ванну, наслаждаясь холодом плитки, что обжигал стопы ног. Подойдя к ванной, включила воду и отошла к зеркалу, откуда на нее посмотрела болезненно-бледная девушка со светлыми волосами, которые слиплись от крови и превратились в сосульки из-за пота, лицо которой было запачкано в собственной крови, как и все тело. На боку алела надпись, что ранила не хуже десятка кинжалов. Пожалуй, ее пугало не столько изнасилование, сколько это ужасное клеймо. По щекам вновь потекли горячие слезы.***
Джейкоб также был на ранчо брата, с которым и пропадал эти три дня. Мужчина расположился на диване на первом этаже перед камином, расслабившись и очень удивившись, когда увидел младшего, спустившегося с лестницы. От прежней ясности голубых глаз не осталось и следа. На лице ходили желваки, а мышцы были в напряженном состоянии, как у зверя перед броском. В такой ярости Джейкоб еще не видел своего брата. Джон выскочил на улицу и сразу же пошел в сторону мужчины, который что-то увлеченно рассказывал друзьям, громко хохоча. На лице Сида расплылась кровожадная улыбка, когда он услышал предмет их разговора, что лишь подтвердило вину эдемщика. Руки уже чесались от предвкушения будущих пы… «очищения». Какими бы тварями не выставляли сопротивленцы Сидов, даже у них были свои «границы» дозволенного. Вся семья строго придерживалась мнения, что насилование женщин — самый ужасный грех из всех возможных. Никто не поддерживал этого и старался наказать насильников за подобное пренебрежение правилами. Впрочем, мало кто смеялся вместе с мужчиной, но многие увлеченно его слушали. Им не нравилась Надежда по многим причинам. Она не проходила крещения и не признавалась в собственных грехах, что считалось среди эдемщиков неприемлемым. Они были убеждены, что она манипулирует Джоном Сидом, совращает его и подталкивает к греху. Как бы Надя не нравилась эдемщикам, никто из них не решался до этого момента ослушаться Вестника и навредить ей. Все понимали, что за этим последует. Именно поэтому они напряженно притихли, стоило увидеть приближающегося Сида с кровожадной улыбкой и темно-синими глазами, в темноте кажущимися чуть ли не черными. Наверное именно так и должен выглядеть дьявол. Джейкоб выскочил из дома вслед за братом, но остановился на крыльце, заинтересованно следя за происходящим, даже не догадываясь о перемене настроения Джона. — Ты решил, что имеешь право пойти против меня? — с удивительным и мнимым спокойствием поинтересовался Сид у насильника, который впрочем обернулся к Вестнику с улыбкой того, кто свято убежден в справедливости своих действий, — пренебрегнуть общими правилами? Это гордыня. Грех. Но не такой ужасный грех, как-то, что ты сделал. — Я сделал то, что должно было случиться уже давно, — ничуть не испугавшись, заявил мужчина с безумным блеском уверенности в своих глазах. Кулак Сида привычно засаднил, а в груди растеклось что-то донельзя приятное, когда он ударил насильника по лицу. Нет, то, что сделал эдемщик ничуть правильно. А вот то, что делает сейчас Джон Сид совершенно справедливо.***
В ушах до сих пор стояли крики мужчины, а руки были по локоть в крови, когда Вестник зашел в ванную комнату, где сразу же заметил Надю с чуть подрагивающими плечами, лежащую в бледно-алой воде, но не плачущую, а просто тяжело дышащую. Внутренний зверь довольно жмурился и практически урчал, насладившись вдоволь страданиями жертвы. Сид смыл кровь в раковине и только потом подошел к девушке с прикрытыми глазами. Сев бесшумно на бортик, Джон невесомо коснулся влажных волос, пройдясь по ним кончиками пальцев, вызывая у Нади слабую улыбку на губах, принявших уже привычный нежно-розовый цвет. В следующую секунду на него со странным трепетом вновь посмотрели женские глаза привычного голубого оттенка. Надя чуть сжала пальцы мужчины в своей руке, приподнявшись и положив голову на колени Сида, не обращая внимания на чуть промокшие от ее волос джинсы, опять мирно прикрывая глаза, вдыхая носом его запах. Вербена и кровь. Металлический запах уже привычно ощущался Надей, которая, казалось, чувствовала его большую часть своей жизни. Подняв голову, девушка посмотрела в лицо Вестника умоляющим взглядом и вложила ему в руку небольшой нож, который до этого момента хранился в аптечке, здесь же, в ванной. Джон удивленно смотрел на вещь в руке и девушку несколько секунд прежде чем до него дошло, что от него хотят. До этого момента Сид думал, что не сможет оставить ни единого шрама на светлой коже Нади, но, видя этот просящий взгляд, неожиданно понял, что просто должен подправить это клеймо. Уж лучше гнев, чем шлюха. Надежда откинулась на услужливо подставленную руку, открывая его взгляду собственное тело и надпись на боку. Всего пара штрихов и «Whore» изменится на «Wrath». Впрочем, было в этом что-то интимное, по крайнем мере, Сид старательно издевался над девушкой, чуть ухмыляясь, проводя кончиками пальцев по синякам на шее, переходя на ключицы и ниже, чуть задевая грудь с напрягшимися сосками. Джону очень не нравилось это неудобное положение, поэтому он легко подхватил на руки мокрую девушку, не обращая внимания на стекающие по ее телу ручьи, впитывающиеся в его собственную одежду. Мужчина посадил девушку на тумбу рядом с раковиной и накрыл ее губы своими, требовательно сминая их, подчиняя себе. Надя схватилась за широкие плечи, чтобы удержаться в сидячем положении, когда пальцы одной руки заскользили по бедру девушки, переходя на внутреннюю часть, пока в другой руке покоился нож, который холодным лезвием изредка касался кожи на животе. Мужчина оторвался от Нади и переключил все свое внимание на ее тело, одной рукой касаясь женского естества, возбуждая и даря наслаждение, а ножом принялся исправлять кривые буквы. Девушка дрожала от боли и удовольствия одновременно. Бок, где Джон вырезал буквы, покалывал, но с губ слетали тихие стоны в такт умелым движениям рук Сида, что уже погружались пальцами внутрь, массируя и изводя. Тоненькие пальчики до побеления впились в плечи Вестника, а глаза прикрылись, пока с полуоткрытых губ слетали стоны. Несмотря на невыносимый стояк, мужчина сегодня не собирался утолять голод, чувствуя необъяснимое отвращение к самому себе одновременно с поразительным трепетом, внимательно наблюдая за тем, как алые капли стекают дорожками по светлой коже, проступая из ран. Джон Сид закончил править надпись почти в одно время с тем, как Надя задрожала от оргазма, громко застонав и устало положив голову ему на плечо, благодарно касаясь губами его шеи, чувствуя себя неимоверной эгоисткой, что не сможет сегодня доставить ему удовольствия. Джон Сид внимательно разглядывал получившеюся надпись, странно улыбнувшись. Его грех на ее коже.Ти, попри біль і втому. Моє серце руками прикрив