твои зелёные глаза

*** Антон окончательно очнулся на следующие сутки и совсем забыл о том, что той ночью говорил Арсу.  — Антон? Антон, ты в порядке?  — Да, Арсений Сергеевич.  — Послушай, Антон, ты… Ты точно хорошо себя чувствуешь?  — Да. А Вы… Вы что здесь делаете?  — Мне твоя соседка Оксана позвонила, сказала, что… Что ты с собой пытался покончить, ну и попросила приехать.  — Ну спасибо тебе, Окс, — пробурчал Шастун себе под нос.  — Тош, она же как лучше хотела. В этот момент внутри Антона собирались различного плана чувства. Такие чувства Шаст всегда старался в себе подавлять, но Арсений как никто другой умел пробуждать их в нём. Ностальгия. Ностальгия по прошедшим моментам. По тем моментам, когда Антон был счастлив. Когда в детстве Антон ещё не знал, что такое боль. Не знал, что такое предательство и не знал, что такое суицид. Он тогда ещё не ощущал всего этого на себе. Тогда десятилетний мальчик из Воронежа и подумать не мог, что когда-нибудь закроется в ванной комнате своей лучшей подруги и вскроет вены, и не мог подумать, что когда очнётся, не будет этому рад. Шастун не был рад видеть перед собой историка. Он, хоть и не помнил, что ему снилось, пока он был в коме, но какой-то неприятный осадок остался. Мужчина, касания которого, когда-то были самыми желанными и приятными, теперь казались чужими и вовсе неприятными. Антон Арсений разлюбит. Антон Арсения забудет.  — Антон, мне поручили забрать тебя, пока ты не отойдешь, ведь тебе ещё нет восемнадцати, а я единственный взрослый в твоём окружении. От отчуждённого взгляда Антона, Попову становилось не по себе. Внутри всё сжималось, а в области сердца — холодело. Холодало так, что до боли в сердце и до головокружения. Боль. Как же он уже устал испытывать эту чертову боль, которую прежде именовал любовью. Но любовь и боль — синонимы, и это стоит знать каждому, который думает, что то, что он сейчас испытывает — навсегда.  — Антон, ты слышишь меня? Нам пора ехать, — робко, словно школьник у доски, произнёс Арс.  — Да, конечно, — шёпотом ответил блондин и резко встал с постели. На больничных простынях белого цвета небрежно лежали чёрные наушники и белый разбитый телефон Шаста, — Ну что, идём? — без эмоционально произнёс парень и повернулся лицом к учителю. Голубые, прежде яркие и глубокие глаза, сейчас казались блеклыми. Во взгляде Арсения читалось сожаление, усталость и та самая «боль» Усталость. Антон уже заебался быть уставшим. Ну не выдерживает он, блять, всего того, что с ним происходит. У Антона руки трясутся так, что он и телефон то удержать не может, а под коленями дрожит так, что и шагу сделать не возможно.  — Антон, с тобой всё хорошо? — Шастун делает шаг вперёд к Попову, но ноги тут же предательски подкашиваются и мальчик едва успевает ухватиться за спинку кровати, на которой несколько минут назад лежал сам, — Господи, да ты идти не можешь! Блондин старается как можно дальше отодвинуться от мужчины, когда тот пытается помочь ему встать, беря его под руку.  — Не… Не нужно, Арсений Сергеевич, я сам встану! — буквально кричит Антон, когда рука Попова опускается на его спину.  — Да ты ведь не можешь идти!  — Отпустите меня! — Шаст вырывает руку и отодвигается дальше на кровать.  — Ладно, не хочешь по хорошему, будет так, как надо, — говорит Арсений и подхватывает мальчика под колени и обхватывает одной рукой плечи, чтобы удобнее было держать.  — Пустите, я смогу идти сам! — вновь крикнул подросток, но учитель старался на это не реагировать. В глазах Попова снова мелькнул огонёк, когда он взял мальчика на руки. Пока что своего мальчика. *** За окном чёрного BMW мелькали дома и машины, которые никак не цепляли внимание Шастуна. Парень старался ехать молча и пока что это у него выходило. Антон пытался забыть всё, что было, ведь они сейчас едут к Попову. А ведь они знакомы всего ничего, но уже столько всего их связывает. Люди скорее прощают полученный втайне удар, чем обиду, нанесённую публично. Шастуна цепляли эти слова. Его вообще много чего цепляло. Причём цепляло так, что при одной мысли об этом, хотелось рыдать, рвать волосы на голове и пытаться заставить сердце вновь биться, когда оно напрочь отказывалась идти. Именно так парня цепляло море, цепляли картины Ван Гога и Айвазовского, цепляли закаты и книги Оскара Уайльда и Экзюпери, цепляли котики и ночные прогулки. А ещё его цеплял Арсений. Сильнее всего цеплял. Ведь мужчина в себе всё сочетал, всё самое прекрасное и идеальное, но это касалось только внешности, а речь сейчас как раз не о ней. Что Антон знал о внутреннем мире Попова? Ответ простой — ничего. Арсений не плохой человек. Он не злой и не извращенец, и уж точно не убийца. В жизни бывает всякое и это «всякое» было с ним ещё до появления Антона в его жизни. Антон его таким не знал и, скорее всего, уже не узнает. *** В этом районе Санкт-Петербурга уже совсем тихо, дождь только что затих, а ветер всё ещё обдувает лицо мужчины в очках, курящего в окно своей квартиры. Позова сейчас было не узнать. Он как-будто семеро суток не спал, а всё это время рыдал, не употребляя никакой пищи, обходясь алкоголем и сигаретами. А почему «как-будто»? Так оно и было. Пока Арсений пропадал днями напролёт в больнице с Шастуном — Дима загибался. Он не знал, что ему делать дальше. Он до сих пор не верил, что такое произошло. Он, блять, сделал то, что поклялся никогда не делать — переспал со своим учеником. Понятное дело, Арсу то не привыкать к таким вещам, а вот Позова сейчас совесть конкретно грызла. Он же использовал мальчика в своих целях и всё. И ладно бы чувства, но их нет и не было, блять. Он просто воспользовался хорошим отношением парня к себе. Дмитрий понимал, что изменил своим принципам, а значит — изменил себе. Значит, началась новая жизнь. Да, плохая. Да, не та, которую он хотел. Но она новая и её нужно принять. Никому не нравится новая жизнь — поначалу. Потом проходит время и старые воспоминания могут вызвать лишь снисходительную улыбку… С м и р и т ь с я. . . Это, кажется, выход. *** Фролова уже пол часа мониторила экран, на котором высветилось только что пришедшее смс. «Окс, я всё понимаю, ты хотела как лучше, но не нужно было ему говорить. Если я не вернусь, знай, кого винить в этом.» Оксана не понимала, что такого в том, что она вызвала его учителя и он поживёт у него пару дней. Девушка открыла окно и вытащила из пачки одну тонкую сигарету. Комната наполнилась дымом сигарет, запахом табака и ментола, и холодным осенним ветром. Телефон в другом конце комнаты завибрировал, а экран тускло подсвечивался. «Оксана, это Сергей. У меня большие проблемы и у тебя, как я понимаю, тоже. Если ты не против, я зайду к тебе. Мне нужно выпить.»  — Сергей? — Непонимающе выдавила Фролова, — Это тот, который друг Антона? «Заходи, адрес помнишь. Дверь открыта.» Оксана по образованию психолог. Правда плохой, видимо, но пока что справляется. Точнее справлялась. Матвиенко уже полчаса как сидит в её квартире и пьёт бокал за бокалом красное сухое.  — Серёжа? Ты мне расскажешь, что случилось или ты просто пришёл выпить весь мой алкоголь?  — Извини.  — И всё?  — А что ещё?  — Ты зачем пришёл, а?  — Я не знаю. Просто больше некуда.  — Расскажешь?  — Да просто я очень долго хотел взаимности от одного человека, а когда получил её — разочаровался. Нет, ни в коем случае не в нём. В себе. Мне кажется, я просто слишком доступен. А он… Он сделал то, что сделал бы любой в такой ситуации.  — И что же он сделал?  — Мы переспали.  — А ты чего хотел?  — Этого и хотел.  — Тогда в чём проблема?  — В том, что это был только секс. Только одна ночь, блять. А я хотел отношений, — в голове Серёжи в этот момент проносилась вся жизнь. Все те моменты, когда он так по глупому пытался добиться внимания Дмитрия Тимуровича, пока тот был верен себе и своей чёртовой гетеросексуальности. Ведь, в сущности, человеку вовсе не нужны ни бриллианты, ни норковые манто, ни даже короны всех на свете конкурсов красоты. Человеку нужно, чтобы его любили. Чтобы не смотрели на него, как на пустое место.  — Ты всё ещё его любишь?  — Конечно.  — А он тебя, м?  — Я не знаю. Нет?  — Почему ты спрашиваешь?  — Ведь я не знаю  — Ты всё знаешь. Всегда мы знаем наверняка, любят нас или нет. Человек такое чувствует сразу. Чувствует, если человек родной и нужный и если он сам нужен этому человеку. И чувствуем мы ненависть и чувствуем мы любовь. *** Ночной город поглощает всё. Поглощает свет, шум, мысли — всё. Так он поглотил и Шастуна, который сейчас у Арсения дома сидит у окна и тихо курит. За окном глубокая ночь и Арс вряд ли проснётся чтобы посмотреть на Антона и проверить, спит ли он. Запах табака с ментолом разносился по всей квартире и тонкой струйкой долетел до спальни Попова. Конечно же брюнет не спал. Он вообще последние дни забыл, как это — высыпаться. Почувствовав запах дыма сигарет, Арсений тут же вышел из комнаты и направился в комнату, где спал Антон.  — Шастун? Ты куришь?  — Да, извините, в доме же нельзя  — Тебе не в доме нельзя — тебе вообще нельзя!  — Простите, — потупив глаза в пол выдавливает Антон.  — Давай, ложись уже спать, а то уже вставать скоро.  — Я не могу заснуть, Арсений Сергеевич.  — Почему? У тебя что-то болит?  — Нет.  — Тогда что?  — Просто я не могу спать, зная, что Вы в соседней комнате да ещё и не спите. Я не могу спать у Вас, Арсений Сергеевич.  — Если тебе так будет легче, то через пару дней я отвезу тебя к Оксане. Ей пока что тоже нужно отдохнуть, Тош. Ей нужно отдохнуть от того, что она пережила.  — Я понимаю.  — Ложись спать, Антон, — тихо сказал Арс, проводя рукой по чуть влажным волосам мальчика, уже сидевшего в кровати. Антон, сам того не замечая, заснул сразу же, как только Попов придвинулся к нему и стал гладить его по волосам. По телу разливалось приятное тёплое чувство, которое Шаст раньше никогда не испытывал. Нет — никогда не испытывал так сильно. Возможно, что когда-то в детстве он чувствовал то же самое, но блондин не помнил, а значит — этого не было. Когда мальчик заснул, Арсений тихо вышел из комнаты и прошёл в свою спальню. Прохладный ветер обдувал лицо Арса, когда тот открыл окно. Почему к этому мальчику так тянет? Почему от одного его голоса перестаешь дышать? Почему, когда касаешься его, кажется, что это что-то настолько запретное, что об этом даже думать нельзя. Но Арсений думает. Арсений знает, что ему нельзя, но он думает о парне и касается его волос, когда тот засыпает. Арсений привык нарушать запреты. Арсению больше не страшно, что он сделает то, что не должен. Он просто хочет быть счастлив…