Вечная тьма беспокойного разума

А у тебя хватит сил слиться с тьмой и не отдаться ей?

      — Ох как светло!..       Этим прорезающим душу выкриком заканчивалась жизнь каждого пленника неизвестных, к которым Иккинг попал в плен. Прикованный к цепи в общей для всех несчастных темнице, сын вождя Олуха не мог отсчитывать дни иначе как по числу этих выкриков — зрение подводило Иккинга, и он не видел даже сокамерников в метре от своей тарелки с едой, не говоря уже о двери, люке или откуда там появлялись эти неизвестные…       Двадцать раз раздавался этот выкрик. И двадцать раз несчастный никогда не возвращался, а его место занимал другой такой же. Другой запах пота, другой ритм сердцебиения, другой стон… Иккинг научился их различать на пятый выкрик.       Каждый сердечный ритм был уникален. И каждый рождал воспоминания. Ритм сердца того могучего некогда пленника, что лежал слева от Иккинга с четвёртого по седьмой выкрик, последний взял за эталон. Этот ритм напоминал Иккингу мерный ход самого времени, то маленькую речку, в мгновения необычайных событий разливавшуюся до таких же необычайных размеров, то гигантский поток, в моменты битвы растекающийся на тысячи мелких ручейков, а потом сходящийся в один безумный водоворот. Были среди ритмов и подобные грому, бурям могучего океана, подобные подрагиванию отростков Беззубика… Но Иккинг, отличая этих людей друг от друга по ритму, держал в голове именно тот, эталонный. Теперь по этому ритму полагалось неизвестным забирать кого-то из пленников — почти наверняка безвозвратно. К десятому выкрику Иккинг подсчитал, что они довольно пунктуальны. Ровно сто тридцать шесть тысяч ударов проходит между их визитами. И каждый из них сопровождается стонами, болью, мыслями…       Но никого не было.       Иккинг мог только строить догадки о причинах задержки. И слушать. В такой темноте он не мог доверять ничему, кроме слуха. Сокамерники вели себя тихо, но Иккингу хватало биения сердец, тяжёлого вздоха, лёгкого дрожания руки, чтобы их различать. Настроение пленника чувствовалось легко. Вот лежащий недалеко новенький дрожит от холода и стучит зубами. Пол под ним мокрый и пахнет не особо приятно — явный признак страха. Периодически он касается головы, что слышно и по раздающемуся на всю темницу скрипу цепей, скрепляющих ему почему-то руки, а не ногу, как Иккингу, и по едва слышным касаниям своей лысой головы, после которых пленник начинает пугаться и снова затихает, издавая лишь звуки стучащих зубов. «Либо он до сих пор не может отойти от того, как его пленили и что с ним делали… Либо когда-то у него были действительно длинные и роскошные волосы.» — думал Иккинг с жалостью. Самому ему повезло — он был без сознания в момент начала заточения, и кто знает — может, его бы тоже начали пытать…       А рядом лежит здоровенный воин. Или некогда воин — он здесь довольно давно. И в каждый визит неизвестные с небольшими, но довольно злобными усмешками поливали его ледяной океанской водой — от воды тянуло солью и водорослями, а сам воин буквально стачивал себе зубы стуком. «К чему такая жестокость? Может, они хотят развязать ему язык?» — подумал в очередной раз Иккинг, снова не решаясь заговорить с пленным. Что бы он сказал? Иккинг даже знать не хотел.       Снова подул откуда-то холодный ветерок. Иккингу пришлось повернуться на другой бок, чтобы его не продуло — в здешних условиях это равнялось смерти. Как впрочем и нахождение здесь в принципе. Иккингу постоянно казалось, что они где-то на поверхности, а прямо за стенкой — трава, деревья… Но спёртый воздух и закладывающие иногда уши подсказывали ему, что находится темница под землёй. Пару раз Иккингу на голову падали кусочки земли, что лишний раз подтверждало его страшную догадку. Страшную оттого, что выбраться без посторонней помощи было совсем невозможно — неизвестные повредили протез, выбив пружину, и теперь надёжная часть ноги превратилась в обычную культяпку.       Откуда-то со стороны двери раздавались тихие, как казалось говорящим, перешёптывания. Там сидели, насколько понял Иккинг, важные пленники. Им первым полагалась баланда, у них были самые сухие места и за ними даже периодически убирались — немыслимо на фоне остальных заключённых, да и самого Иккинга, лежавшего где-то посередине темницы. Говорили они, впрочем, о том же, что и всегда — когда пожрать, когда выкупят, кого заберут следующим. Но Иккинг за обыденностью чувствовал что-то ещё, что не мог пока опознать. Однако точно ничего хорошего…       Иккингу теперь же, думая над всей обстановкой, оставалось лишь вспоминать, как он здесь оказался. Стрела в ноге, неуклюжий поворот в седле, вторая стрела рвёт страховку, падение… Крик Астрид… Рёв подбитого Беззубика… Сеть…       Нет, это было больно. Иккинг постарался отвлечься от этого. Но отвлекаться было не на что. Ему казалось, что он раньше умрёт от одиночества и скуки, чем от питания. А что, тактика этих неизвестных показалась Иккингу эффективной — подавить волю, плохо кормить, валяться в собственных помоях. И отдельной темницы на каждого не надо — куда ты денешься с подземной темницы…       Раздался грохот. Чудовищной силы грохот. Иккинга отбросило от стенки, и только цепь не дала ему разбиться о другую, удерживая целую ногу. На момент ему показалось, что под кем-то из заключённых провалился пол, но осыпавшаяся с потолка пыль говорила о несколько ином источнике землетрясения, чем гнев Хель. Земля осыпалась снова…       И толчок повторился. С новой силой. Раздались крики боли — кому-то на голову упал большой кусок земли. Иккингу показалось, что его нога стала свободнее. Тот потянулся к креплению цепи — и вдруг понял, что крепления на месте нет. Он свободен. Да ещё и цепь в качестве оружия. Хуже, конечно, чем огненный меч, однако в таких условиях даже полезнее — трудно отразить атаку тем, чего не видишь. Даже если атакующий использует ногу заместо руки.       Раздались быстрые шаги. К двери в темницу подошли трое — Иккингу пришлось сосредоточиться, чтобы расслышать среди стонов и криков ужаса пленников пришедших. Поставив на место крепление, Иккинг вернулся на место. Всё-таки эти неизвестные могли быть вооружены, а умереть сейчас, пережив плен, было бы глупо. Нужно ждать…       Наконец они зашли. Долгое открывание двери — нервничают, значит. Сердца стучат как бешеные, кольчуги звенят от неаккуратных движений. У одного из них факел, двое с мечами… Иккинг почувствовал что-то нехорошее. И вдруг понял, что чувствовали те пленники и входа.       Страх. Они знали, что случится.       Резкие приказания солдата с факелом опять говорили о спешке. Эти двое искали кого-то, говорили о каком-то бегстве и ругали почём зря какого-то «начальника» и следившего за ними «хромого на всю правую». «Хромой, значит? Мне это пригодится.» Наконец, солдаты сказали заветное «Нашли!»… У Иккинга под носом.       «Они нашли кого-то? Зачем? Может, они заберут меня отсюда? Может, они что-то хотят выпытать?.. Может, это свои? Может, меня пришли спасать? Но с чего тогда такие толчки?..» — все эти мысли мгновенно проносились в голове и пропадали за нелогичностью. Зачем им понадобился какой-то пленник, даже не особо важный? Неровное их дыхание не услышал бы только глухой, а один из них, тот что побольше, держался за шею. Ранен?.. Но зачем так торопиться?       «Убей наездника!» Эти слова пронзили Иккинга — он понял, о ком говорит хромой. «Значит, всё-таки вторжение…» Двое полезли за мечами… И мгновенно созрел план.       Одним рывком Иккинг вместе с цепью, едва не потеряв культяпку, нырнул под солдат, которые нервно доставали мечи. Не успели те развернуться, как Иккинг был уже у входа. Хромой, выругавшись, полез за мечом, но этого Иккингу было и надо — цепь была в руках. Один удар по правой ноге — и хромой рухнул как подкошенный с жутким воплем боли у входа, выронив меч с факелом. Упав на сухую подстилку одного из важных пленников, факел поджёг солому. Началась паника сильнее прежней…       В этот момент солдаты наконец развернулись и, судя по звону стали, достали мечи. Иккинг почти мгновенно почувствовал, что дело пахнет жареным, и снова пустил в ход цепь. У Иккинга преимущество — небольшой свет от горящей подстилки только слепил солдат. «В темноте лучше не видеть ничего, чем видеть совсем немного» — подумал Иккинг. Топот — один из солдат попытался наброситься на него. Три шага — и он близко, но Иккинг увернулся и резким движением даже не зашёл — запрыгнул на одной ноге за спину.       Время для Иккинга сжалось — он словно снова ожил и в мгновение почувствовал всё в этой темнице: каждого пленника, боявшегося неожиданных толчков; «важных», всё ещё прикованных к стене, не могущих освободиться из своих «золотых клеток» и начинавших задыхаться от дыма; хромого, которому Иккинг сломал ногу; земляной потолок, который готов был обвалиться… Обвалиться!       Иккинг понял, что спасаться нужно быстро. Доверявший своим глазам солдат потерял Иккинга из-за дыма — а Иккинг доверял лишь своему слуху. Услышав шаг солдата, он цепью обвил его ногу в воздухе и, резко дёрнув, лишил опоры. Что-то неприятно и даже мерзко хрустнуло, а солдат сел на шпагат, взвыл от боли и беспомощно рухнул на пол. Другой солдат уже бежал своему на выручку. Большой и неповоротливый, он с рёвом занёс свой большой меч. Иккингу это и было надо — просто отойдя в сторону, он огрел его по голове цепью. Солдата качнуло… И в этот момент один из пленников схватил солдата за ногу и повалил на землю.       «Уходи, Иккинг!» Эти слова отразились в голове Иккинга много раз. Подозрительно знакомый голос просил, нет, умолял его уйти. Иккинг этого не хотел. Он хотел помочь неизвестному. Однако выбора не было — ещё один толчок, мощнее прошлого, словно расколол небеса, а вместе с ним и потолок. Иккинг рванул в сторону горящей соломы, инстинктивно догадываясь, что где-то там дверь, и в этот момент злосчастная культяпка начала отваливаться. Пришлось развернуться и закреплять её. Едва закрепив её, Иккинг услышал резкий удар стали о чей-то позвоночник — видимо, солдат освободился из рук неизвестного пленника. Уже прыгая на одной ноге сквозь слепящий дым, Иккинг услышал тяжёлый хрип встававшего солдата и почувствовал, как дрогнул потолок над ним. «Только бы успеть…» Всего несколько шагов из этого ада…       Иккинг успел. Он выпрыгнул в тёмный туннель, и в этот самый момент земля в темнице со страшным грохотом обрушилась. Поднявшись на ноги, весь в пыли, Иккинг бросился к темнице. Дверь повисла на петлях бесполезным куском железа. Вход был завален. В темнице было тихо. Земля похоронила всех оставшихся там несчастных. И того, кто дал Иккингу шанс на спасение. Он не собирался шанс терять.       Иккинг посмотрел в туннель. Было темно… Но не совсем тихо. Иккинг слушал. Где-то тихонько шмыгали напуганные до смерти мыши и крысы, земля понемногу прекращала падать, скрипели деревянные балки, поддерживавшие своды. Слух не помог найти Иккингу хоть одного живого человека. Судя по всему, пришли не за ним. Толчки закончились. Солдаты тоже.       Иккинг сел на пол. Нужно было подумать, но для начала — снять цепь с ноги и починить культю. Ничего подходящего ни для того, ни для другого под рукой не нашлось… Иккинг остановился. Находиться здесь было опасно, и о цепи можно было подумать потом. Он встал. «Надо выбираться… Тот некто не зря пожертвовал собой. Значит, кому-то в этом дурацком мире я наверняка нужен.» Он вспомнил об Астрид, Беззубике, отце, всех друзьях… Стоило попытаться. «Видеть я не могу… Но в кромешной тьме мне понадобится только собственный слух.» — с этой мыслью Иккинг, прихрамывая на левую ногу, пошёл вперёд. Навстречу судьбе.