Возвращение

      Мы долго ехали на машине и честно говоря, мне казалось, что дорога не прекратится никогда. Амстердам-Филадельфия-Хоукинс. Весьма странный маршрут, но факт оставался фактом: мы возвращались домой. Мы возвращались в то место, где я родилась, где впервые сказала слово «мама», где сделала первые шаги и пошла в школу. Как же долго я здесь не была…       Наконец-то машина остановилась у чудного домика. Таким я его и помню: двухэтажный дом белого цвета с просторной террасой. Рядом росли фруктовые деревья, которые можно было назвать маленьким садом. И ещё прекрасная глициния. Глициния всегда была моим любимым деревом и теперь её ветви заглядывали на балкон второго этажа, как раз в мою комнату. — Вот мы и дома, — сказал отец, — давайте потихоньку выгружаться.       На самом деле до нашего переезда отец несколько раз приезжал сюда, чтобы отремонтировать дом, поменять окна, выгрести гору пыли, закупить новую мебель и ещё кучу всего. Мы доверяли вкусу отца и знали, что приедем в самый уютный дом на свете.       Пришло время рассказать кто такие «мы». «Мы» — это я — Дороти Клайн, мой отец — Сэм, моя мачеха (я ненавижу слово «мачеха», оно звучит по-злому, а это совсем не подходит под описание жены моего отца) — Эмили и их совместный сын, т.е. мой младший брат, которому только-только исполнилось 4 года — Крис.       Так уж случилось, что из Хоукинса нам с отцом и моей родной матерью пришлось переехать в Амстердам, когда мне было 8 лет. К слову, мой отец — американец, а мать родом из Голландии, поэтому и Амстердам. После некоторых неприятных событий, о которых мне не совсем хочется говорить, мама умерла. Спустя 2 года отец снова вступил в брак. Все бы ничего, но и отец, и Эми (мы так её сокращенно называем) не особо любили Амстердам, хоть он и подарил им прекрасную встречу. Так что после недолгих раздумий наша семья собралась, и мы поехали. Сперва заехали к бабушке и дедушке (по папиной линии) в Филадельфию, уж очень они за нами соскучились, взяли новую машину с прицепом, потому что прежняя совсем не выдерживала такого объема вещей, а потом сюда, в Хоукинс.       Необходимо сказать, что я спокойно отношусь к новой семье отца, он заслужил счастье и любовь, а Эми все это ему даёт. С ней у меня хорошие отношения, даже дружеские, в некоторой степени. Она прекрасно обращается со мной, уделяет внимание и видно, что она старается поддерживать статус «полноценной семьи», но без перегибов. Т.е. я не называю её матерью, а она не называет меня дочерью. Вот и всё. Зато Криса я просто обожаю, он самый веселый и жизнерадостный ребенок на свете и с ним приятно проводить время. Мне нравится наблюдать за тем, как он всё изучает, как учится строить отношения с другими детьми, как он воспринимает окружающий мир… Милый мальчишка с веснушками, как у своей матери, серыми глазами и каштановыми кучерявыми волосами. Стоит сказать, что когда он улыбался, то улыбка у него растягивалась от одного лопоухого ушка до другого.       Эми была невысокого роста, 172 см, худенькая, даже слишком, с каштановыми волосами, прекрасными голубыми глазами, которые похожи на 2 льдинки, слегка вздернутым носом и тонкими губами. И конечно же веснушки.       А вот у отца, как и у меня, внешность не особо запоминающаяся: темно-русые волосы, карие глаза, прямой нос. Зато ростом он мог точно похвастаться, поскольку в высь был 190 см. Благодаря этому я всегда себя чувствовала ребенком рядом с ним, в любой ситуации. Характер у папы мягкий, поэтому его всегда можно убедить в чем угодно и вывернуть ситуацию в свою пользу. Но это не значит, что он мямля — когда необходимо, он всегда проявляет мужество и силу. Плюс, у него прекраснейшее чувство юмора, с ним никогда не бывает скучно и за это я люблю его больше всего.       Ну и мой черед. Как я уже сказала, ничего выдающегося не было в моей внешности, но как говорит бабушка: «Симпатичная девчушка, а если присмотреться, то всё очень даже неплохо». Худощавая, что меня смущает, невысокого роста — 164 см, с небольшими зелеными глазами (всегда не нравилась эта непропорциональность моих глаз с лицом) и пепельно-русыми волосами. Нос, как у отца, прямой и пухлые губы. И все это в мои 16 лет. — Кажется, что ничего не изменилось, — сказала я, войдя в прихожую, — или меня здесь долго не было. — Я кое-что изменил, нужно было немного переклеить обои на первом этаже и закупиться новой мебелью. Крыша, на удивление, оказалась в приличном состоянии, так что в нашей с Эми спальне и детской Криса я делал только косметический ремонт. — сказал отец. — А где моя спальня? — поинтересовался Крис. — А вы сейчас с Дорой пойдете и все посмотрите, пока мы с папой перенесем сумки и осмотримся на первом этаже. — сказала Эми.       Я взяла брата за руку, мы прошли мимо кухни через гостиную и пошли вверх по лестнице. Предпоследняя ступенька все так же поскрипывала, как и раньше. Я немного улыбнулась, ведь в детстве родители могли предугадать моё перемещение как раз по скрипу лестницы. — Смотри, какую чудную комнату тебе сделал папа, а? — Ого! Такая большая! — комната действительно была просторной, даже кроватка, письменный столик и куча игрушек не загромождали пространство. — Да, а смотри какие чудесные рисунки со зверушками на обоях? Ты же так любишь животных. — Я погладила Криса по голове. — Как и ты, — он поднял на меня голову и улыбнулся, — можно я осмотрюсь пока? — Конечно, солнце. Я пойду к себе в комнату.       Так как на первом этаже располагалась кухня-столовая, зал, туалет и мастерская, где когда-то писала картины моя мама (а теперь там их буду писать я — 5 лет художественной школы все-таки), то спальни и 2 ванные расположились на втором этаже. Слева находилась спальня родителей и их ванная комната, затем шла детская Криса и наша общая ванная, а потом уж, справа в самом конце, шла моя комната. Я её обожала, ведь в детстве это было моё убежище, мой собственный мир, в котором правила только я. Это было пространство, где заканчивались все проблемы, где я могла сидеть и мечтать часами напролет. Она, конечно, была поменьше, чем у Криса, но зато в ней был балкон, на который немного спадали ветви глицинии.       Я остановилась у сиреневой двери и замерла в нерешительности. Меня не было там 7 лет… Фух. Я провернула ручку и толкнула дверь. Вот она, моя самая прекрасная комната на свете. Слева находилась моя новая кровать, поскольку в бывшую я бы наверняка не вместилась, но эта тоже была ничего. Хотя она смахивала больше на диванчик, потому что стояла в самом углу у окошка. Папа положил на неё подушки, белье, одеяло и мягкий плед. Рядом стоял письменный стол с настольной лампой, а справа расположился большой книжный шкаф. В другом углу справа стоял ещё один шкаф для вещей и на вид очень вместительный. Так же справа был вход на балкон, так что когда я лежала в кровати, то могла смотреть прямо на улицу, а теперь, когда деревья повырастали ещё больше, то было ощущение, что спишь прямиком в саду.       На светлых обоях ещё остались мои старые рисунки и плакаты. Так странно… Я ведь совсем не помню, по какому поводу я рисовала их и зачем вешала плакаты. Но ничего, скоро они сменятся новыми и более свежими видами.       Пока я вот так вспоминала что, куда и зачем, то не заметила, как вошел отец. Он стоял в двери и наблюдал за мной. — Возвращение в детство? — спросил он. — Да, не то слово, — немного улыбнулась я, — такие странные ощущения, будто я вернулась именно домой и всё должно поменяться. — И поменяется, Дора, обязательно, ведь ты пойдешь в другую школу, сменишь круг общения… Придется привыкать к Хоукинсу заново. — Да… заново. Ладно, хватит ностальгировать, у меня для этого ещё вся ночь есть, пойдем разносить вещи по комнатам и готовить обед, потому что я ну уж очень проголодалась в дороге. — Эми уже занимается готовкой, так что нам остается хоть немного разгрести вещи.       Папа обнял меня за плечи, и мы пошли на улицу разгружать прицеп с вещами, а заодно и вспоминать, как же мы тут жили.