Кровь наших детей

      К стыду своему Вариан не мог не признать, что порой засыпал на деловых приёмах (и зачастую не только из-за кошмаров, что преследовали его которую ночь подряд). Он лишь надеялся, что этого никто не замечал. Спал он всегда очень чутко из-за опыта вечных походов, когда каждый рассвет был лучом надежды, оттого дрёма длилась не больше пары минут. Всегда его будил чей-то зевок, скучающее шарканье ногой по каменному полу или любой звук, напоминающий, что негоже королю спать во время важных дискуссий или прошений.       Но сейчас не было ничего. Ни звука. Глаз он не открывал, пока что не желая расставаться с Морфеем, но его насторожила эта глубокая тишина. Словно вокруг не было никого. Или же были, но абсолютно бесшумные, а, значит, вряд ли живые. Или же он заснул у себя? Он не мог вспомнить, что он делал перед этим, но решил, что кроме как на троне он бы не смог заснуть в сидячем положении.       Вариан напрягся и приоткрыл глаза, будучи наготове на случай, если рядом кто-то всё же был. К его облегчению тронный зал был действительно пуст. Спокойнее на сердце, однако, не стало. Поднявшись с трона, король по привычке потянулся к Шаламейну, но и его не было на месте, что заставило нехило занервничать. Не могли же все необъяснимым магическим способом просто исчезнуть? Вариан нахмурился, ругнувшись на себя. Конечно, могли. Массовые телепортации давно перестали быть новинкой. Оставалось узнать мастера и причину подобного решения.       Выйдя из замка, Ринн ожидал увидеть разруху, пожар, что угодно, что могло бы поведать о причинах произошедшего. Но всё было мирно. И чем дальше шёл Вариан, тем больше не по себе ему становилось. Штормград был в точности такой, каким он его знал. Белые стены, знакомые улицы, вымощенные камнем, всё было на своём месте. Но он был пустым. Покинутая столица всегда оказывалась плохим знаком. Вариан чувствовал себя неуютно, вдобавок правая рука порой вздрагивала из-за отсутствия Шаламейна.       Идя по пустым улицам, королю пришло в голову одно давнее воспоминание, когда он был совсем ребёнком. Тогда он впервые он проснулся раньше всех, и в замке было так же тихо, как сейчас в нелюдимом городе. Но он слышал, как снаружи работали слуги, как пели птицы, знаменующие начало дня (и которых сейчас тоже не было слышно).       Бросив взгляд на башню с часами, Вариан заметил, как стрелка часов подбирается к числовой отметке, и решил дождаться её пересечения, чтобы окончательно убедиться остался ли кто живой в его родном городе. Штормград оставался тем же, но в то же время разительно отличался по мере того как происходили те или иные события. Тот, что видел старший Ринн сейчас, совсем не был похож на город, что он помнил в детстве. Но ещё не было разрушенных башен у главного входа, а, значит, возможно это было лишь начало его правления, или же когда он только вернулся на престол.       Прошло пять минут. Семь. Звона колоколов так и не было.       Ноги сами вели его к любимому месту в городе, но только он смог увидеть листву деревьев, видневшихся из-за крыш домов, как остановился. Сначала Вариан услышал детский смех, а после увидел знакомую фигуру семилетнего Андуина, который умчался в сторону сада, не заметив отца.       Стоило мальчику скрыться, как Вариан пришёл в себя, зная, что это могло быть лишь видение с обликом его сына, а не он сам. Близкое соседство с магией ещё в далёком детстве научило быть осторожным, хотя сердце и тревожно ныло, боясь, что с Андуином что-то могло случиться.       Женский напев на неизвестном Вариану языке заставил его остановиться, когда он увидел ту, что привнесла столько горя в его семью и жизнь. Чёрная драконица в человеческом обличии продолжала петь, гладя заснувшего на её коленях Андуина по голове. — Здравствуй, Вариан, — заговорила Катрана Престор и подняла взгляд на мужчину, улыбнувшись той самой улыбкой, что могла успокоить даже самого Вариана Ринна. Но теперь он знал её значение. — Что ты сделала? — процедил мужчина, не сводя взгляда с дочери Смертокрыла. — Я? Ничего, это твой разум и твои воспоминания, Вариан, — терпеливо объяснила Катрана и хмыкнула, опустив взгляд на всё ещё спящего Андуина. — Однако я почти поверила, что это твой настоящий сын. Впрочем, только ты мог передать его с такой точностью.       Спев небольшой куплет на том же непонятном языке, брюнетка ласково убрала упавшие на лоб светлые пряди принца. — Ты долго спишь, Вариан. Пора просыпаться, — вдруг сказала девушка, вернув внимательный взгляд на мужчину.       Он казался таким живым, что короля невольно передернуло, но он не показал виду, что Катрана даже после смерти имеет на него влияние. Только после этой мысли до Вариана, наконец, снизошло озарение. — Верно, ты спишь. Иначе к тебе не подступиться, — усмехнулась Ониксия и посмотрела куда-то вдаль, словно заметив что-то. Вариану еле хватило силы воли, чтобы не посмотреть в ту же сторону. — Мой брат не очень одобрял моих попыток достучаться до тебя, — как-то даже нежно улыбнулась та. За эту улыбку когда-то он был готов на всё. — Я давно хотела с тобой увидеться. Хотела сказать, что не могу держать на тебя зла даже после всего того, что ты со мной сделал. — Если ты ждёшь извинений..., — зарычал Вариан, но Ониксия прервала его почти сразу. — Не жду. Я просто смогла понять тебя. Знаешь ли, я тоже родитель, хоть и детей у меня в несколько десятков больше чем у тебя. Было. Было столько. Девушка поджала губы, а взгляд стал очень серьёзным и очень грустным. Вариан еле держался, чтобы не подойти к ней и не обнять, но воспоминания держали его словно на поводке, что не позволял поддаться слабости. Она у Ринна была одна и имела чудесное имя.       Но он не мог не признаться себе, что понимал Катрану, хоть и желал порой, чтобы этого не случалось. Многие годы его не отпускала картина мертвой драконицы, даже перед смертью пытавшейся защитить оставшихся детей, которым никогда не было суждено вылупиться. Смотреть на разбитую скорлупу и мертворожденных дракончиков было равносильно тому ужасу, что он пережил ещё ребёнком, когда горел Штормград. "Недовольство" родственника Катраны было вполне объяснимым.       Самым страшным оказалось осознание, что если бы он был на месте Ониксии, то сделал бы всё абсолютно так же. Ради Андуина он бы сделал всё, чтобы обеспечить будущему королю счастливое и безопасное будущее. Но он был Варианом Ринном, а Катрана была Ониксией. Ничто не может изменить прошлое и желание родителей защитить своих детей.       Брюнетка продолжала с грустью смотреть куда-то, пока не вздохнула и не покачала головой, подняв взгляд на мужчину, что не шелохнулся за всё это время. — Я не виню тебя за свою смерть, Вариан. Я давно почувствовала, что твой сын для тебя значит очень много. Конечно, я не предполагала, что настолько.., — подала голос девушка, невольно усмехнувшись на последних словах, тогда как Ринн предупреждающе зарычал, чтобы Катрана не переходила невидимую границу. — Чего же ты боишься, Ринн. Мне некому поведать о твоей тайне, я же мертва. — Зато будешь издеваться, — рыкнул Вариан, хмуро смотря на драконицу в человеческом облике.       Чего он не ожидал, так это её смеха, мелодичного и даже красивого. Ради этого когда-то он был готов сделать что угодно. Раньше. — Вариан Ринн. Перед тобой не человек, не эльф и даже не гном. Я - дракон, — заговорила Ониксия в высокопарном тоне, что был присущ прямым потомкам Аспектов, что ещё помнили о собственном величии. — То, что для вас считается пороком, для нас - всего лишь прихоть, не имеющая никакого значения. Твоё отношение к сыну меня нисколько не удивило. Но если ты мне всё ещё не веришь, то подумай о кандидатуре отца моих погибших детей. — Откуда мне знать, — пожал плечами король, несколько не понимая, к чему ведёт Ониксия. — Я встречался лично только с двумя из вашего рода. Впечатления остались не самые тёплые. — Хорошо. Дам подсказку. Вспомни кто больше всех желал смерти людскому роду, когда я умерла, — терпеливо продолжала Катрана, с лёгкой усмешкой наблюдая за Ринном.       Тот ещё какое-то время размышлял, пока не вскинул бровь, когда вспомнил об угрозах некого дракона, что был очень похож на Смертокрыла. К счастью исполнить их ему не удалось, зато патриарх Чёрных Драконов отомстил за всех погибших. — Вижу, что ты догадался, — удовлетворенно улыбнулась Ониксия и опустила взгляд на всё ещё спящего мальчика, который нахмурился и повернулся на другой бок. — Прозвучит странно, но я рада, что вы с Андуином выжили. Воспользуйся данным тебе шансом, Вариан. Не бросай его.       Мужчина лишь кивнул в ответ, с тоской смотря на ту, кого он когда-то простил. — Прощай, Катрана. — Прощай, Вариан.

***

      Конец войны не означал отдых для короля, который на протяжении месяца не смел и подумать о том, чтобы расслабиться. Нужно было распоряжаться о нуждах своих поданных, прислушиваться к каждой просьбе и искать способы для её решения. Андуин уже и забыл, как когда-то он мог взять любую книгу и прочесть от корки до корки, а потом рассказать о самых интересных её частях отцу, который очень давно не прикасался к литературному творчеству. Хотя ему и говорили, что есть вероятность безуспешности его похода в мир иной, младший Ринн продолжал верить в возвращение старшего Ринна. Просто надо было немного потерпеть, а это он умел делать лучше всех.       Покой Льва всегда был открыт для любого желающего высказать свои соболезнования или благодарность погибшему Вариану Ринну, но самым частым его посетителем был нынешний король, который так и не смог избавиться от безумной тоски, что пожирала его внутри. Больше часа он стоял рядом с монументом, который был почти идеальной копией отца, но всё же не им. Стражу он распустил, чтобы побыть одному, не желая, чтобы кто-то заподозрил неладное из его слов, что порой лились рекой стоило оказаться в этом умиротворённом месте.       Но сегодня молодой король молчал. Подул ветер с жуткого, но такого спокойного океана, заставив прикорнувшего Андуина открыть глаза. Привычно сжав Шаламейн, Ринн опустил на него взгляд и тяжело вздохнул, когда заметил, что клинок всё так же не горел ни мягким теплом жреца, ни ярким пламенем великого воина. Он верил, что это было знаком, и что Ло'Гош больше не пленник собственного меча, а его душа просто не нашла дороги сюда. Никто больше не верил этому, но Андуин продолжал надеяться и терпеливо ждать, зная, что когда-нибудь Вариан вернётся домой как это бывало не единожды.       Без огня владельца Шаламейн стал холодным и тяжёлым, ничем не отличаясь от обычного меча, который только вчера выковали и отправили на хранение. Но этот меч так долго был рядом с Андуином, что он просто не мог оставить его, пусть он бы превратился в обычную жестянку. Меч должен вернуться к владельцу, который находится где-то далеко. И Андуин знал, что он вернётся.       Вновь подул мягкий тёплый ветер, а чуть поодаль послышались мягкие, почти неслышимые шаги как у кошки. Король сразу же поднялся и повернулся в сторону звука, готовый к "приёму" посетителя, но сразу же облегчённо вздохнул, когда увидел Аллерию. Если бы она хотела, то он бы её никогда не услышал, а потому взволнованно нахмурился, не сводя взгляда с эльфийки, пытаясь предположить, что же могло случиться. — Госпожа Ветрокрылая, — поприветствовал её Андуин, почтительно склонив голову.       Та лишь кивнула и подошла к монументу, задержавшись взглядом на нём, но прошла дальше, остановившись у заграждения, всматриваясь куда-то вдаль. Капюшон Аллерии был опущен, а сама эльфийка выглядела потерянной и очень уставшей. Андуин невольно задумался о возрасте Ветрокрылой и сколько она вынесла потерь и боли за свою долгую жизнь, наверное, впервые радуясь, что век человека не настолько долог. — Вы хотели о чём-то поговорить? — попробовал вновь начать разговор блондин, подойдя ближе к Аллерии. — Я вас не искала специально, Ваше Величество. Просто... люблю сюда приходить. Это место хоть и печальное, но привносит некий покой. Как Солнечный Колодец, — отозвалась эльфийка, в голосе которой не звучало больше ни задора, ни вдохновляющего клича. — Чувствую себя здесь... в безопасности.       Андуин кивнул в ответ и посмотрел на горизонт, который был еще заметен из-за тёмного времени суток, которое они выбрали с героиней великих событий и сражений. Та сказала что-то совсем тихо и судорожно вздохнула, с тоской смотря куда-то вдаль, пока не отвернулась от мрачного океана и прижала руки на груди. — Вы... Вы были у Сильваны? — осторожно поинтересовался Андуин, боясь задеть свежую рану, сам зная как сильно они кровоточат. — Да. Хотела... Хотела посмотреть на место её могилы. Оно красивое и спокойное. Но такое же печальное как гробница вашего отца, — ответила Аллерия однотонным голосом, в котором сквозила безграничная грусть. — Так странно видеть заход своего века. — О чём вы? — недоумённо спросил Ринн, невольно сжав Шаламейн в поисках поддержки и нужных слов, чтобы утешить союзницу. — О высших эльфах. С Сильваной мы лишились ещё одного свидетеля тех легендарных событий, - ответила Ветрокрылая и устало провела по волосам, зачёсывая их назад. — И совсем мало осталось тех, кто помнит о них. И наш век подходит к концу. Медленно, но верно мой народ теряет свою историю. Как много малышей знает о деяниях Сильваны, о том, что сделал Кель'Тас, о величии нашего народа. Им расскажут, но через пару веков некому будет поведать подрастающему поколению об ошибках своих предков. Некому будет их предупредить. И будет всё та же ненависть и боль, и злоба к бывшим сородичам и союзникам.       Аллерия замолчала, но Андуин не торопил её, позволяя высказать накипевшее в её душе. Ему казалось странным, что из всех знакомых эльфийка выбрала именно его, чтобы поделиться своими думами, но предположил, что он просто внезапно подвернулся. — Отчасти это и моя вина, — продолжила Ветрокрылая. - Из всех возможных кандидатур на роль отца своего сына я выбрала представителя вашего рода. То же сделала и Вериса. Мы тогда были молоды и не понимали, чем это может обернуться. Аратор хоть и остаётся высшим эльфом, он уже не представитель того самого поколения с чистотой крови. Но уже поздно жалеть об этом. Туралиону осталось не так уж много. Аратор его переживёт, а я, возможно, переживу собственного сына. Мне ничего больше не остаётся кроме как позволить им побыть вместе, пока ещё есть время. Сколько лет прошло, а мы в который раз не можем воссоединиться с теми, кто стал отличаться от других. Кель'Талас уже не тот, что прежде, и того величия, которым он был наделён, никогда не вернуть. Мы - скитальцы, и нам важнее не прошлое, но момент, которым мы живём. Потому история наших предков и забудется. Чем дальше мы будем отдаляться от самих себя, тем быстрее наступит этот момент забвения. Андуин молчал, внимательно слушая ту, что прожила куда дольше и видела куда больше, чем он увидит за всю свою дальнейшую жизнь. Он никогда раньше не задумывался о точке зрения немногочисленных высших эльфов, что ещё остались в этом мире, но мог понять важность истории. Именно знание о родственниках, которых он не застал, и помогали ему находить силы и идти дальше. Не знал бы он о Ллейне, не был бы осторожен, когда дело касалось неведомых сил. Не знал бы о прошлом отца - совершил бы множество непоправимых ошибок. Не знал бы о рыцаре Лотаре - не был бы горд за своё происхождение, шедшее от легендарных полководцев и королей. Память была важна, чтобы не сделать ошибок в будущем. — А ведь наши родственники наоборот стали терпимее. Приняли заблудших сыновей и дочерей, которые нашли в себе смелость вернуться домой, — продолжала Аллерия. — И держатся вместе, несмотря на всё произошедшее. Я так давно не видела подобной солидарности, что не смогла не восхититься этому. Они сохранят историю даже если их земли сожгут полностью. Хотелось бы мне сказать то же самое о своём народе.       Эльфийка замолчала на долгое время, пока не вздохнула и не натянула капюшон на голову. Посмотрев в последний раз на незримый в ночи горизонт, она повернулась к Андуину и почтительно склонила голову. Реверансы для её семьи были сродни знаку низшего статуса, как однажды объяснила Джайна, единственная, кому удавалось утолить любопытство подрастающего принца. Блондину стало больно от лицезрения того, как Аллерия Ветрокрылая из последних сил желала помнить о своих истоках, и ответил ей зеркальным жестом. — Спасибо, что выслушали, Ваше Величество, — сказала эльфийка и, когда ей кивнули в ответ, зашагала по синей ковровой дорожке, что укрывала белый камень. — Хотелось бы предупредить. В лесах около Штормграда появилось какое-то крупное животное. Не выходите ночью на прогулку.       Не дожидаясь ответа, она продолжила идти пока не скрылась в темноте, оставив юного короля с размышлениями, откуда Аллерия могла знать о его периодических ночных вылазках.

***

— Уже и Ветрокрылая заметила, какой ты безответственный правитель, — ворчал Седогрив, пока натяжением поводьев "состязался" с молодым жеребцом, которого он решил самостоятельно объездить и приучить к спокойной реакции на происходящее вокруг. — Я ведь говорил тебе, что нельзя так опрометчиво бросать столицу и престол. Мало ли что с тобой бы случилось, пока ты шляешься где-то посреди ночи? — Ведь всегда возвращаюсь. Не вижу причин для беспокойства, — добродушно усмехнулся Андуин и наклонился, чтобы похлопать по шее вороного коня, которого он выбрал для прогулки.       Седогрив долго спорил с Ринном, приводя бесчисленные аргументы в пользу того, что королю нужна свита даже для обычной прогулки по лесам неподалёку, но упрямство Андуина, передавшееся от целых трёх представителей его генеалогического древа, с возрастом становилось лишь сильнее. В конце концов король Гилнеаса сдался, но всё же смог настоять на своём и заполучить "прогулочное" место по правую руку правителя Штормграда.       Ещё неопытный жеребец под Генном продолжал упрямиться, но крепкая рука мужчины не позволяла тому рвануть с места. Конь Андуина же был спокойнее самой вальяжной кошки, что устраивается зимним вечером перед камином. Неудивительно, что именно Доблесть был выбором Вариана во многих сражениях. После смерти хозяина коня уже надумывали выпустить на волю или пристрелить из-за его нежелания возить на себе кого-то ещё кроме представителей Риннов. Но Андуин не позволил и тронуть Доблесть, седлая его всякий раз, когда это была неофициальная поездка или же если Почтение слишком уставал. Конечно, сложно было оставлять своего любимца, подаренного отцом, но по крайней мере он позволял до себя дотронуться.       Смотря на своего сородича, жеребец вскоре успокоился и сам, но Генн держал поводья слегка натянутыми, чтобы тот не слишком расслаблялся. По мужчине было видно, что и он наслаждается прогулкой, видимо, уже и забыв, что такое отдых. — Вот мог же меня взять с собой, а не носиться ночами по тёмному лесу, — заговорил Генн, чем сорвал покров полного умиротворения и вызвал вздох разочарования у Андуина. — Я ведь уже извинился. К тому же Доблесть бы ни за что не позволил мне упасть. Спасибо конюхам Гилнеаса, — примирительно улыбнулся Ринн, прекрасно зная как утихомирить горделивого короля воргенов. — Ещё бы позволил. Один из самых лучших питомцев, знаешь ли. Я сам думал оставить его себе, но что-то такое было в его глазах... Очень напоминало твоего отца, когда ты внезапно терялся или оказывался под угрозой, — хмыкнул тот, явно довольный сказанным Андуином. — Иного я от вас и не ждал..., - засмеялся блондин, но замолчал, когда Генн шикнул на него и внимательно посмотрел в сторону кустов.       Привычно напрягшись во всём теле, Ринн коснулся Шаламейна и хмуро осматрелся в поисках угрозы, хоть и знал, что природные инстинкты Генна сработают куда раньше. Резко развернув коня в противоположную сторону, мужчины натянул поводья, не давая жеребцу и двинуться с места без позволения, и гулко зарычал. В ответ послышался хриплый рык, и из кустов выскользнула тень размером с небольшую лошадь, обнажив клыки и встав в стойку, готовясь прыгнуть. Тенью оказался одичавший ордынский ворг, которых в последнее время становилось всё больше, хотя их и пытались найти и выловить, чтобы вернуть домой.       Но не успел Андуин и вытащить Шаламейн, как на ворга накинулась другая тень. Укусив волка за шею и клацнув зубами рядом с ней, она зарычала так громко, что её наверняка было слышно за несколько миль. Ворг явно собирался напасть в ответ, но вдруг прекратил любые попытки надавить своим авторитетом или напугать стоило встретиться взглядом с неизведанным врагом. Спустя пару мгновений ворг уже бежал вглубь леса, позорно скуля и прижимая хвост.       Облегчённо вздохнув, Андуин перевёл взгляд на их спасителя, сумев только сейчас его рассмотреть. Он оказался другим волком, тёмным как беспросветная ночь, но куда больших размеров, чем ворг; если бы он поднял голову, то уровень их с Андуином глаз был бы равным. Но этот волк не рычал и не скалил клыки, он настороженно прижал уши, когда Генн зарычал вновь, готовясь кинуться воргеном на собрата больших размеров. — Ваше Величество, думаю, вам стоит..., — начал было он, но замолчал, когда заметил взгляд Андуина. Он смотрел так, будто увидел что-то давно забытое и родное.       Он спрыгнул с Доблести, которого Генн и не думал брать под уздцы (все прекрасно знали, что конь будет стоять до последнего и не двинется даже при втором Катаклизме), и медленно, с опаской зашагал к волку, который не менее осторожно пригнул голову, наблюдая за Ринном. Тот не слышал, как его звал Генн, не видел ничего вокруг кроме голубых глаз волка, которые он бы всегда узнал. Но всё равно он не был уверен до конца. Остановившись на расстоянии пяти метров, Андуин заметил скрывающиеся под шерстью шрамы на морде волка: два самых явных пересекали левый глаз и переносицу. — Андуин, чёрт возьми, отойди от него! — не выдержал Генн и слез сам с коня, но замер на месте, когда Ринн поднял ладонь, призывая остановиться.       Взгляд волка явно был не звериным, но поверить в такое чудо... Впрочем, а было ли что терять кроме собственной головы и пальцев? Андуин сделал ещё несколько шагов, пока не оказался вплотную к зверю, не зная откуда в нём появилось столько смелости не только коснуться волка, но и запустить пальцы в густую и немного колючую шерсть на его щеках. Тот издал приятный грубый звук, но не отводил ожидающего взгляда от Андуина. Казалось, он знал, что хочет спросить внезапно оказавший король в таком месте и в такое время. — Вариан? — осторожно спросил младший Ринн, чем вызвал клокочущий лай у волка. В ту же секунду он ткнулся головой в грудь Андуина, ласкаясь как щенок.