Сны о чём-то большем

      Гермиона поймала себя на том, что боится перепутать реальность и сны — столь яркие и запоминающиеся они были. Конечно, можно было списать всё на галлюцинации, но уж слишком часто она находила подтверждения тому, что рассказывала ей во сне мать Гарри, откуда она, Гермиона Грейнджер, могла знать, например, где когда-то в детстве жили сёстры Эванс, если даже Гарри не знал точно, где это находится? Она не на минуту не сомневалась и в том, что Лили Эванс дружила с Северусом Снейпом, и во многом другом. На неё, сонную и несобранную, и так уже подозрительно косились. Пару раз Гарри пытался поговорить с ней, а вчера даже отправил к ней Джинни, зная, что у неё с Гермионой довольно доверительные отношения. Джинни смущалась и явно чувствовала себя не в своей тарелке. Сошлись они на том, что Гермионе стоит побольше спать, а Джинни, в качестве отчёта о проделанной работе, скажет Гарри, что она нашла новую и потрясающе интересную книгу, но клятвенно обещала не читать после полуночи.       Жизнь стала странной и двойственной: днём у неё были уроки, друзья и посиделки в общей гостиной Гриффиндора, а ночью чужая жизнь, открывавшаяся ей как книга — страница за страницей. И Гермиона была вынуждена признаться самой себе, что начала привыкать к этим странным ночным полумонологам, ведь говорила в основном Лили (или как она сама себя называла — «воспоминания Лили»).       Профессор Снейп самым тщательным образом опросил каждого. На все вопросы касаемо снов Гермиона отвечала: «Сплю хорошо, сны обычные, всё нормально». Профессор смотрел на неё как-то подозрительно, но предпочитал отмалчиваться — или это ей только кажется? Она вообще уже не уверена, что точно может определить, где та зыбкая грань между реальностью и сном.

***

      — Здравствуй, Гермиона, мне кажется или ты какая-то грустная?       — Нет, что ты! Просто устала сегодня, а ведь у нас завтра квиддич. Когтевран играет против Слизерина.       — Квиддич! Джеймс был одним из лучших игроков. Мне до ужаса нравилось смотреть, как он словно стрела носится где-то там, под облаками, и, конечно же, чувствовалась гордость, ведь он выбрал меня, да не просто выбрал, а два года ухаживал. Уже тогда у него было слабое зрение, и, чтобы у него очки не свалились случайно где-нибудь в полёте, я сама лично придумала заклинание: взяла за основу обычное бытовое заклинание, немного изменила его, и вот уже очки в полной безопасности. Джеймс всегда всем говорил, что это я для него придумала. Думаю, где-то внутри он тоже гордился этим.       Однажды после очередного матча Сириус повёл нас в маггловский бар. Я к тому времени уже и забыла, когда в последний раз гуляла по маггловским районам, а в баре и вовсе впервые была. Это было то ещё местечко… От сигаретного дыма мы еле видели друг друга, на всю громкость пел Меркьюри, где-то смотрели футбольный матч, сопровождая каждый гол такими криками, что заглушали даже орущую музыку. Мы смеялись, пили пиво и шутили. Сириус наложил простенькое заклятие на бармена, и тот исправно таскал нам то очередную порцию алкоголя, то тарелочки с сухариками. Римус постоянно оглядывался, беспокоясь, чтобы кто-нибудь не увидел нас, и дело даже не в том, что он сильно волновался из-за себя, его больше беспокоило то, чтобы с ними не увидели меня. Он почему-то считал, что это сильно повредит моей репутации. Ну в этом весь Римус — он всегда переживает за всех окружающих, при этом совершенно не думая, например, о самом себе.       Джеймс вырос в семье волшебников, и для него тоже всё было новым и необычным. Он расспрашивал меня о футболе, глядя на ребят за дальним столиком, которые сидели перед экраном телевизора, и как раз в тот момент радостно заорали, а один даже вскочил и начал приплясывать. Я как могла, старалась объяснить ему суть игры в футбол, он задавал вопросы со скоростью пулемётной очереди, я ещё только обдумывала, что ответить на один, а он уже задавал мне второй и третий. В итоге я так и не смогла объяснить, в чём прелесть этой игры: или Джеймс был слишком увлечён квиддичем, или я была плохим рассказчиком.       Какие мы тогда были наивные и какие счастливые — мы словно на время забыли о постоянной тревожности, которая витала в воздухе, мы окунулись в обычную жизнь обычных подростков, наполненную шутками, дружбой, первыми поцелуями, музыкой и дешёвым пивом. Глупо, но это одно из самых счастливых воспоминаний! В тот день я действительно была счастлива, да и почему и не быть? Рядом Джеймс, обнимает меня и что-то шепчет на ушко, напротив сидит Сириус, смеётся и пьёт пиво, забрасывая в рот по одному орешку, по краям Римус и Питер. Мы все вырвались на один, всего на один вечер из Хогвартса. Зная, что на территории школы не возможна аппарация, Сириус заранее подготовил для нас порт-ключ, и мы аппарировали из Хогсмида. Нас не должны были хватиться ещё по крайней мере часа два, а уж к тому времени мы точно успели бы вернуться обратно. Мародёрам-то ничего, они и раньше совершали подобные вылазки, а я впервые нарушила враз столько правил, что даже половины было достаточно, чтобы меня отчислили. Но мне не было страшно. Разве девушка будет чего-то бояться, если рядом с ней её парень? Вот и я была абсолютно уверена, что он может решить любую проблему. Но всё равно от осознания своей смелости у меня по спине бегал холодок. Какие же мы были наивные и какие глупые…       В тот день мы вернулись как раз вовремя. Ребята провели меня по какому-то тайному тоннелю из Хогсмида в один из коридоров Хогвартса, мы вылезли в полузаброшенном коридоре за статуей старой горбатой ведьмы, жуткой, надо сказать, статуи, но и много позже мы не раз ходили этим путём. В гостиной на нас удивлённо посмотрели, но никто и слова не сказал, и только на следующий день с болью в голосе сказал мне Северус: «Зря ты так, вас могли бы увидеть, как увидел я. И ладно эти недоумки, их уже с добрый десяток раз должны были бы отчислить, но ты! Ты же не хочешь уйти отсюда, не получив диплом? Тебе бы осторожнее быть». Я не знаю как, но оказалось, что он видел нашу проделку, видел и никому не сказал, хотя это если бы и не добавило баллов Слизерину, то точно их потерял бы Гриффиндор. Но Северус не опускался до такой банальщины. Всё же я никогда не встречала столь замкнутого и одинокого, но одновременно с этим и столь верного своему слову человека. Если бы я только могла ответить ему взаимностью… Я так надеялась, что он забудет, найдёт другую, но нет. Не забыл и не нашёл.       Как же часто мы вынуждены причинять боль тем, кто любит нас, даже если искренне не хотим этого.       Лили замолчала, потом совсем другим голосом спросила:       — А кто победил в матче?       — Слизерин, — ответила Гермиона, — разбили Когтевран в пух и прах, но в матче с Гриффиндором мы им не уступим. У нас тоже есть игрок-легенда, его зовут Гарри.       — Гарри, как нашего с Джеймсом сына…