Самая холодная ночь

        Воздух уже настолько холодный, что дыхание вырывается паром: неизбежно и неотвратимо к тропическому лесу подбирается зима, имя которой — Джек Фрост. Когда они только оказались здесь (какой была посадка после экстремального виража и не менее экстремального перемещения — лучше и не вспоминать), то оказались в тёплых вечерних сумерках. Сейчас от тепла не осталось и следа. Похоже, ледяному духу понадобилось совсем немного времени, чтобы вычислить место.         Бежать некуда: сани врезались в изящную башенку и теперь вместе с ней снова не подлежат восстановлению. Кошмары не слушаются Кромешника и упорно отказываются собираться во что-либо материальное. Неудивительно: удар головой о железные перила не очень-то способствует концентрации мыслей. Кролик мог бы уйти в свой подземный лабиринт… но не уйдёт, потому что его норы-входы сейчас годятся только для него и зубной крохи.         Здесь, в полуразрушенном дворце Зубной Феи, они сразятся с Джеком Фростом. В этом даже есть некоторый символизм, который, впрочем, никому из троих, — четверых, если считать пташку, — даром не нужен…         Готовиться нет смысла. Можно только попытаться немного отдохнуть.         Кромешник прислоняется спиной к горячему телу Северянина. Прижимает к себе Кролика, чувствуя, как под ладонью быстро и часто стучит маленькое сердце. Татуированная лапа Северянина обхватывает их обоих, ложится тёплой тяжестью вместе с полой шубы. Тихо попискивает зубная кроха.         «Спокойной ночи» или «приятных снов» будут, определённо, совершенно неподходящими словами. Есть ли вообще подходящие? Прежде, чем закрыть глаза, Кромешник говорит:         — Самый тёмный час — перед рассветом.         В мёртвой пустоте дворца тихий голос раздаётся очень отчётливо.         Северянин еле слышно хмыкает. Кролик недовольно бурчит:         — Мнение специалиста по темноте, да?         Кромешник отвечает «да» только через несколько минут, когда клубок меха в его руках уже успевает устроиться поуютнее и засопеть. Это — его последняя ночь, потому что он, наконец, принял решение. Достаточно глупо, наверное, провести её так, но иначе… холодно.         Он так и не засыпает. Не хочет или не может — не так уж важно.         Когда до рассвета остаётся полгорсти воды в клепсидре, Кромешник тенью выскальзывает из-под руки Северянина. Передвигает Кролика под бок Хранителю Рождества, чтобы не проснулся от холода, и уходит.         Он идёт по причудливо изогнутой винтовой лестнице мимо осыпавшейся позолоты и поблекших изразцов. Наверх. Хорошо, что здесь вообще есть лестница, ведь хозяйка этого дома была крылатой.         Когда Кромешник выходит на открытую площадку и поворачивается лицом к востоку, ветер бросает ему в лицо горсть снежной крупы. Осталось совсем мало времени, да? Его ледяная Галатея уже почти здесь. Но он всё-таки успеет.         Тени и кошмары, повинуясь молчаливому зову, начинают стекаться к нему. Заполняют узкую площадку, расползаются по балюстраде, оплетают узорные решётки. Их немного по сравнению с тем, чем он мог располагать всего лишь шестнадцать часов назад. Столкновение с Джеком Фростом ясно показало: кошмары слабы против льда. Против такого льда.         Но у монеты две стороны. Чернота и золото.         — Самый тёмный час — перед рассветом, — шёпотом повторяет он. Чёрный песок клубится у него под ногами, сплетается в странные формы — почти воспоминания. Кромешник ждёт, чтобы высвободить то, что ещё живо внутри них.         Утекают последние капли времени, и, наконец, из-за кромки иззубренного горного хребта в глаза бьют лучи восходящего солнца.         Навстречу солнцу из грудной клетки рвутся золотые нити. Чужая и в то же время безумно родная сущность пробивается через кожу и чёрную ткань мантии. Растекается по аморфным кошмарам, которые своим подобием даже не разума, а инстинктов ощущают изменение и противятся ему. Но он всё ещё Повелитель Кошмаров. И они подчинятся.         Его темнота отступает. Кажется, что рёбра выламывает наружу: каждый удар пульса освобождает текучее золото, проходящее навылет, насквозь. Собирающееся в туго скрученный вихрь, внутри которого оживает биение сердца.         Он ещё может посмотреть в глаза возрождающейся сущности — но не разгадать, что именно там видит. Однако, пожалуй, теперь он понимает, почему лицо Песочного Человека тогда было таким умиротворённым. И через последние, истаивающие в свете утреннего солнца тени различает движение позади, на лестнице.         — Кромешник!!! — кажется, даже в два голоса.         «Хранители… Зачем же… так… орать?..»         Один-единственный обрывок тени — в его груди, между разодранных рёбер.         Прежде, чем солнце стирает этот клочок темноты, Кромешника заслоняет массивная фигура.                  

18-23.03.2013