Дело графа де Шаньи

Париж Графиня де Шаньи вынула по одной шпильки, и уложенные заботливой рукой Луизы локоны рассыпались по обнаженным плечам. За шпильками на стол одно за другим отправились кольца, потом серьги, сверху легло ожерелье. Какой длинный вечер, какой длинный и бестолковый вечер! Она так просила Рауля увезти ее домой в одиннадцать, и ведь он обещал!.. Впрочем, Кристина давно привыкла, что муж легко дает обещания, которые с такой же легкостью не выполняет. Телеграмма или записка от приятеля, пять минут — и граф, переодевшись, целует ее в висок с виноватым видом, "Я скоро вернусь, дорогая", и не знаешь, ждать ли его к ужину, или он вернется заполночь, запрется в кабинете и выйдет только утром с красными от бессонной ночи глазами. Кристина потянулась за гребешком, и на ее запястье легла рука мужа. Он решительно отобрал гребешок, и ей пришлось подвинуться, чтобы они уместились на пуфике вдвоем. — Ты сегодня чудесно пела, — сказал Рауль. — О, сударь, вы заметили, — усмехнулась Кристина и ойкнула, когда он, распутывая два локона, задел ее ухо. Намеренно, конечно. — Трудно было не заметить, дорогая, твое сопрано было слышно на улице, а не только в соседней зале. — Это помешало тебе удвоить ставку? — Пришла слишком хорошая карта, чтобы мне что-то могло помешать. Кристина вздохнула. — Прости. Я знаю, что ты не любишь музыку. — Я люблю музыку, — возразил Рауль. — Ты не любишь, когда я пою, — поправилась Кристина. Рауль поднес к губам ее руку. — Но ты прощаешь мне эту маленькую слабость? — спросил он. — Я смирилась, — сказала она и свободной рукой погладила его по голове. — А у вас уже есть седые волосы, дорогой граф... — Это фамильная черта, — Рауль поднялся, отложил гребешок на стол. — Брат начал седеть в двадцать пять. А я продержался до тридцати двух. Ложись, дорогая. Мне нужно разобрать счета и сочинить письмо управляющему банка. — Почему ты никогда не показываешь счета мне? — вздохнула Кристина. — Конечно, я ничего не смыслю в математике, но... — Как ты думаешь, стоит обратиться к нему "всемилостивейший государь" или "грязный вымогатель"? — перебил ее Рауль. Кристина сморщила нос. — Смотря что ты от него хочешь. Но я бы посоветовала приберечь "вымогателя" для личной встречи. Рауль усмехнулся. — Попроси, пожалуйста, Луизу принести мне молока, — сказала Кристина, и дверь за мужем закрылась. * * * Она проснулась с головной болью, провела рукой по простыне рядом с собой — Рауля не было, и, судя по всему, он еще не ложился. Закутавшись в шаль, Кристина вышла в коридор. Порошок от головной боли на вкус был гадким. Попробовав раз, она решила, что лучше умрет, чем проглотит еще хотя бы крупинку, но, к счастью выручало иное средство — очень горячий и сладкий чай. Кухня располагалась в противоположной части дома. Можно — и нужно! — было разбудить Луизу или Поля, но за одиннадцать лет Кристина так и не привыкла командовать слугами. Рауля это временами смешило, временами раздражало. У кабинета Кристина остановилась. Нерешительно переступила с ноги на ногу. Постучала. Послышались шаги, повернулся два раз ключ в замочной скважине. — Что-то случилось? — Рауль сощурился. Выслушал несколько сбивчивые пояснения жены. Вздохнул: — И ты решила, что здесь тебе нальют чая? Кристина хотела сказать в ответ что-нибудь не менее ехидное, но вовремя прикусила язык, потому что Рауль потянул ее за руку, заставляя переступить порог, и запер дверь. — Чая нет, дорогая, но есть коньяк. Прописываю тебе десять капель в лечебных целях. — На этот раз не все так плохо со счетами? — проницательно заметила Кристина, устраиваясь в большом кожаном кресле возле стены. Рауль, который в это время сгребал со стола письма и счета, замер с ворохом бумаг в руке. — У вас на редкость острый язычок, сударыня, — буркнул он. Подав Кристине пузатый коньячный бокал, наполненный едва ли на четверть, Рауль налил и себе — полный. — Я получил письмо из колледжа Святого Людовика, — между двумя глотками сообщил он. — Густава там ждут в сентябре. — О, нет, — Кристина сжала бокал так, что побелели пальцы. — Уже? Так скоро? — Пожалуйста, — Рауль поморщился, словно коньяк вдруг оказался хинной настойкой, — не начинай снова. Я прекрасно знаю, что ты сейчас скажешь, а ты так же хорошо знаешь, что я отвечу. — Он еще такой маленький! — Кристина, кажется, вовсе его не слышала. — Неужели это необходимо? И так далеко... — Ты бы, конечно, предпочла, чтобы мальчик всю жизнь ходил, прицепленный к твоей юбке. — Рауль начал злиться по-настоящему. — Нет, но... — Он — наследник де Шаньи. Он будет учиться в колледже Святого Людовика, изучать юриспруденцию, языки... сделает дипломатическую карьеру... — Рауль! — перебила его Кристина. — У него талант к другому! — Сын графа де Шаньи никогда не будет музыкантом, — отчеканил Рауль. — Я сказал, и точка! И прошу тебя, Кристина, больше не испытывай моего терпения. Почему они всегда ссорились, когда речь заходила о ребенке? Наверное, вздохнула про себя Кристина, возвращаясь в спальню, потому что больше детей не было, и Густав получал всю материнскую любовь и заботу целиком. Нотации отца тоже доставались ему в полной мере. Кристина нырнула под одеяло, попросила у Девы Марии терпения и провалилась в сон без сновидений.