Дело графа де Шаньи

Нью-Йорк, Кони-Айленд — Мистер Уай никого не принима... о, бога ради, простите, мадам Жири! Секретарь даже выскочил из-за стола, подобострастно кланяясь высокой и очень стройной пожилой даме в темном платье, смотревшемся на ней не хуже королевской мантии. Мадам Жири позволила себе едва заметную снисходительную улыбку и легким жестом дала понять, что не сердится. Секретарь вздохнул с заметным облегчением и сразу же снял трубку телефонного аппарата. Короткий обмен фразами, и вот уже с новым поклоном он открывает перед гостьей двери: — Мистер Уай ожидает вас. Если позволите, я вас провожу. — Благодарю вас, я знаю дорогу. Миновав секретаря, женщина прошла в длинный коридор, завершающийся лифтом. Загорелся огонек, стрелка принялась отсчитывать цифры этажей, поднимая мадам Жири на самую верхушку башни посреди знаменитого парка аттракционов, туда, где обитал "Кони-Айлендский затворник", загадочный господин, общавшийся с внешним миром только по телефону или через доверенных лиц. Даже вездесущие нью-йоркские журналисты, для которых, казалось, не существовало непреодолимых преград, не сумели взять штурмом твердыню и разгадать тайну этой личности. Звонок, дверцы раскрылись. Мадам Жири посмотрелась в небольшое зеркальце, поправила и так безупречную прическу и вошла в новый коридор. Здесь она не бывала уже давно и даже остановилась на несколько секунд полюбоваться новой отделкой из причудливо сплетающихся линий... цветочные заросли из металла — промелькнула удивившая её саму мысль. Еще несколько шагов — и она у цели. Дверь бесшумно открылась. За окнами бушевал майский полдень, и легкие портьеры на окнах не были преградой безжалостным солнечным лучам. Хозяин этого кабинета научился любить солнце — получилось не сразу, но в итоге он справился. Мадам Жири прошла мимо стоявших у стены кресел на модно изогнутых ножках. Одно было завалено каким-то папками и свернутыми в трубку листами ватмана, второе пустовало, а на стене над креслами висела чертежная доска. Здесь хозяин обычно работал. Зато стол у окна был почти пуст, если не считать телефонного аппарата да дорогущего граммофона — громоздкого, отделанного красным деревом и серебром. Черный диск уже стоял в устройстве. Мадам Жири склонилась, читая название, и привела механизм в действие. Кабинет заполнил низкий мужской голос, густой, но при этом словно летящий. Le veau d'or est toujours debout; On encense Sa puissance D'un bout du monde a l'autre bout! Pour féter l'infâme idole, Peuples et rois confondus... — Это Шаляпин, знаменитый русский бас, — прозвучал чужой голос за спиной мадам Жири, и она обернулась навстречу вошедшему в кабинет высокому мужчине. — Надеюсь, что когда-нибудь он споет и в "Метрополитен", снова вместе с Карузо. Хотелось бы вновь это услышать. Здравствуйте, мадам Жири, рад вас видеть. — Здравствуй, — произнесла она, делая шаг навстречу хозяину. Одиннадцать месяцев прошло с их последней встречи, подумать только, почти год! Конечно, они с мадам Жири переписывались, а временами даже — удивительно, что создает наука — общались на расстоянии благодаря новомодному телефону. Она рассказывала о постановках в Метрополитен Опера, где служили они с дочерью, он делился планами, и в его голосе звучали очень знакомые нотки. "Это будет восьмое чудо света! — мечтательно говорил он. — На окончательные расчеты уйдет еще много времени, но когда все будет готово.... Обещаю, вы будете присутствовать на открытии!" Совсем как в былые времена, когда его захватывала идея и больше не отпускала. Мужчина поклонился ей, она коснулась пальцами его щеки — но не маски, прикрывающей правую половину лица. Её он по-прежнему не снимал. Иногда мадам Жири казалось, что он держится за нее, как за часть своего прошлого: и хотел бы забыть, но точно знает, что не может себе этого позволить. Сбоку раздалось негромкое шипение и металлический перезвон. Мужчина, которого когда-то называли Призраком Оперы, быстро извинившись, бросился на звук, отодвигая настенную панель. — Я подумал, что вы не откажетесь от чашечки кофе, — пояснил он, доставая поднос и предлагая гостье присесть. Да, кофе. Они любили его горьковатый вкус и дивный аромат. Когда они случайно встретились в Нью-Йорке восемь лет назад, а в таком огромном городе подобная встреча равносильна чуду, он, с трудом подбирая слова, пригласил мадам Жири в кофейню, чтобы впервые просто поговорить. Они просидели там почти три часа. Иногда она спрашивала себя, являлось ли преступлением то, что покрывала преступника, разыскиваемого по всей Франции, и помогла ему бежать? Но когда измученный потерянный человек постучал в двери съемной комнаты, где поселились бывшая главный хореограф парижской Опера Популэр и ее юная дочь, она не позвала полицию и не велела ему убираться прочь. Мег не было дома, она не знала о госте и так и не узнала. Бывший Призрак Оперы уехал через несколько дней, в ответ на вопрос "Куда?" — только пожал плечами и добавил: "Может быть, в дивный новый мир". Через год мадам Жири получила предложение работы из Метрополитен Опера. Еще некоторое время ушло, чтобы уладить все дела в Париже, а потом они с Маргаритой поднялись на борт огромного пассажирского корабля, следовавшего из Гавра в Нью-Йорк. Новая страна, новая жизнь… но однажды, когда она стояла возле своего нового театра, кто-то окликнул её по-французски. Она обернулась и увидела человека из прошлого. От рабочего на стройках, где не спрашивают документов и редко обращают внимания на лица — до мистера Уай, богача, владельца крупнейшего парка развлечений, кони-айлендского затворника, легенды. Ему не привыкать. — Как поживает Маргарита? — спросил Призрак, разливая кофе по чашечкам. — Я, к сожалению, не видел её последних выступлений, но читал в газетах восхищенные отзывы. — Она... у неё все хорошо, — мадам Жири пригубила кофе. — Я... надеюсь. Моя дочь собирается замуж. — Мои поздравления. — Благодарю... — она снова помолчала, прежде чем продолжить. — Её жених намного старше её, но он богат, влиятелен и очень внимателен к ней.... Это прекрасная партия. Призрак уселся напротив и взял свою чашку. — Жених вашей дочери вам не нравится, — сказал он. — Он мне не нравится, — согласилась мадам Жири. — Но Мег любит его, и... я не знаю, — вздохнула она. — Назовите его имя, и я постараюсь узнать о нем больше. Обещаю вам. Мадам Жири кивнула, с трудом сдерживая вздох облегчения. Несколько раз они обсуждали с Маргаритой её избранника, каждый раз тон обсуждения становился все выше, и заканчивалось все неизменно слезами. Пока в последний раз Мег не крикнула: "Есть ли у нас, актрис, выбор? Не каждой удастся встретить благородного виконта... или ангела". И мать поняла, обняла дочку и вытерла её слезы. Зазвенел телефон, Призрак снял трубку, выслушал, рявкнул: "Я же сказал, что не принимаю!" и повесил её обратно. — Посланцы Эдисона, — коротко пояснил он, — снова зовут меня работать в его компании. И как только он пронюхал? — Ты отказываешься? По его губам пробежала давно знакомая усмешка: — Я, мадам Жири, мистер Уай, эмигрант без документов. И меня устраивает нынешняя жизнь. — Твой балаган? — она встала и подошла к окну. — Да, — он остался сидеть в своем кресле. — Эти люди — такие же, как я, был когда-то и остаюсь до сих пор. Мы вместе выстроили этот мир, в котором можем жить. — И это приносит деньги, — закончила мадам Жири. — Ты еще пишешь музыку? — Да. Женщина вернулась, прошла к чертежной доске и провела кончиками пальцев по четким карандашным линиям, образующими силуэт огромного колеса, по столбикам синих цифр. Верхние бумаги, сваленные на кресло, зацепились за складку юбки и с шуршанием заскользили вниз. Она успела подхватить несколько листов и склонилась за остальными. — Что это? — удивленно произнесла она, рассматривая чертежи. — Пока только наброски, — уклонился от ответа Призрак, и мадам Жири понимающе улбынулась. — Мне пора, — сказала она. — Я была очень рада повидаться с тобой, мальчик мой. — И я. Хочу, чтобы наша следующая встреча случилась раньше, чем через одиннадцать месяцев. — До свидания. Не провожай меня, я знаю дорогу. ... когда за ней закрылись двери, он вернулся к столу. Свежие газеты с самого утра дожидались, пока он ими займется. Биржевые сводки, международные новости, светская хроника, театральные новости. Открыв нужную страницу, Призрак потянулся к граммофону. Au bruit sombre des écus Dansent une ronde folle Autour de son piédestal Et Satan conduit le ball! ... кивнув на прощание секретарю мистера Уай, мадам Жири вышла на улицу. Нью-йоркская жара сильнее парижской, но даже ей не под силу заставить ссутулиться балерину — немолодая уже женщина шла по выложенной пестрыми плитками дорожке со столь же ровной спиной и высоко поднятой головой, как всегда. Человек, который наблюдал за ней, скрывшись в тени, тоже это отметил. * * * Париж Граф по своему обыкновению отсутствовал, и его семья провела весь вечер за музицированием. Играли Шопена в четыре руки, пели старинные французские песенки, смеялись... здесь же, за пианино, выпили молока с печеньем... Потом Наннет увела Густава купаться. Перед сном Кристина поцеловала сына в теплую макушку, благословила и вышла из детской. Через закрытую дверь она слышала, как мальчик возится в кровати, укладываясь удобнее. Кристина зажгла настольную лампу в маленькой гостиной, куда Луиза принесла чай. Скинула домашние туфли, чашку пристроила на подлокотник кресла и развернула рекламный проспект, которым ее снабдили в представительстве "Компань Женераль Трансатлантик". На первой странице разместился снимок "Нормандии". Лайнер был прекрасен, и Кристина позволила себе помечтать, как она в белом прогулочном платье и шляпе с перьями стоит на палубе и любуется океаном. Из грез ее выдернули голоса. Быстро обувшись, Кристина подошла к двери, чтобы нос к носу столкнуться с Раулем. Он наспех поцеловал ей руку. — Ты помнишь барона де Невё, дорогая? — Кристина и барон обменялись вежливыми фразами. — Мы будем в кабинете. Пожалуйста, попроси нас не беспокоить. — Подать вам кофе? — Нет, благодарю. Кристина проводила мужчин взглядом: барон шествовал впереди, он был нередким гостем в доме де Шаньи и прекрасно ориентировался в расположении комнат, Рауль шел следом, прямая спина, голова чуть откинута назад, верный признак крайнего раздражения. Вернувшись к проспекту и перелистав еще несколько страниц, Кристина принялась высчитывать, во сколько может обойтись путешествие в Америку и сможет ли она себе это позволить. Вчера они с Раулем опять едва не поссорились. А все началось вполне мирно. Разбирая почту, Рауль наткнулся на прямоугольный конверт с иностранными марками, протянул жене: — Твоя маленькая балерина снова прислала письмо. Похвальная регулярность. — Мег! — Кристина быстро разрезала конверт, вчиталась в первые строки. — О, Рауль, она передает тебе большой привет! — Весьма польщен. — И пишет, что в Метрополитен Опера собираются ставить "Умирающего лебедя"... — Это то же самое, что "Лебединое озеро"? — ...Но роль отдадут этой Павловой, конечно. — Прискорбно. Кристина поймала его насмешливый взгляд, вздохнула и некоторое время читала письмо молча. — Рауль! — вдруг воскликнула она взволнованно. — Мег выходит замуж! — Прекрасно, моя дорогая. Кто же этот счастливец? — Она не раскрывает подробностей, пишет, что он европеец, но давно живет в Америке, богат, вхож в высший свет. — Маленькая балерина подцепила богача... Жаль беднягу. Кристина задрала подбородок. — Я тоже тебя подцепила? Рауль дернул ртом. — Я тоже тебя подцепила? — повторила Кристина. — Маленькая хористка, которая возмечтала стать виконтессой. — А стала сразу графиней. — Рауль отложил письмо, которое читал. — Но я никогда не считал тебя меркантильной, дорогая. — Почему же? — с иронией спросила Кристина. — Ты не разорвала помолвку даже узнав, что в своем завещании брат не оставил мне ни су. — Надо было, — притворно вздохнула она. — Тебе тогда пришлось бы заботиться только о себе. А не о себе, жене и младенце. Рауль побарабанил пальцами по столешнице. — Ты жалеешь? — спросил он. Не дождался ответа, повернулся к жене. — Кристина, ты жалеешь? — Нет, — поспешно ответила она, словно очнувшись от мыслей. — Нет, но иногда... мне кажется, у нас могла быть иная жизнь. Рауль хмыкнул. — Так что еще пишет твоя Мег? Как ее... Жири. — Приглашает на свадьбу. — Как мило с ее стороны. — Рауль, не ёрничай. Она приглашает вполне серьезно. Смотри, она пишет, что может забронировать гостиницу. Просит телеграфировать как можно раньше, чтобы всё приготовить к моему приезду. — Кристина, — раздельно произнес Рауль, — ты ведь не собираешься ехать? — Плыть, — поправила его Кристина. — Без разницы. — Я... я очень давно не видела Мег. Собственно, я не видела ее десять лет и... — И ты подумала, что свадьба — достаточный повод, чтобы всё бросить и... плыть через Атлантику? — Да, — просто ответила Кристина, встала, быстро поцеловала Рауля в щеку и ушла из гостиной, не дожидаясь ответа. Сегодня днем Кристина предложила Густаву прогуляться по Елисейским полям, оставила его на попечении мадемуазель Наннет в Тюильри, а сама отправилась в "Компань Женераль Трансатлантик". В общем-то, назло Раулю. Барон, кажется, и не собирался уходить. Кристина на цыпочках несколько раз прошла мимо кабинета: оттуда раздавались приглушенные голоса, один раз удалось разобрать гневное Рауля "к черту вас всех!" и спокойное барона "ваш долг". На кредитора барон не был похож. Собственно, в своем доме Кристина никогда не видела кредиторов. Рауль тщательно оберегал жену от этой стороны жизни, умудряясь решать вопросы вне дома. И Кристина предпочитала не интересоваться способами, которыми он это делал. Весь следующий день Рауль отсутствовал: по четвергам он играл в клубе, там же и обедал. Переодеваясь к ужину, Кристина заметила на кровати пакет. — Что это? — спросила она у Луизы, хлопотавшей вокруг нее. — Их сиятельство принесли, когда вы были у портнихи. Кристина заглянула внутрь пакета и ахнула от неожиданности. На покрывало высыпались три билета на "Нормандию", первый класс, брошюрка с видами Нью-Йорка и записка: "Поезд в Гавр отбывает в девять утра, потрудитесь собрать нам вещи, сударыня, в противном случае вашей Мег придется выходить замуж без вас".