Май 1671 года
Цветочная луна по календарю индейцев
«Наконец-то мы обрели Землю Обетованную! Мы, еще год назад такие далекие от этой новой жизни, друг от друга, занятые придворными интригами, помыслами о почестях, — мы здесь!» Все внимание Анжелики было поглощено тем, чтобы провести мула, одолженного ей отцом Розмари, по крутому склону холма, и эта назойливая, живущая как бы сама по себе мысль сейчас ее мало трогала. «Мы вместе!.. Мы вместе!..» — повторялось в два голоса. Один голос был полон сомнений, в другом звучала уверенность. Один голос страшился чего-то, другой ликовал. И, сливаясь, они вторили цокоту копыт измученной животины. — Ой, как жарко! Обалдеть можно! — причитала позади Инесс, всю дорогу недовольно фыркающая: им-то пришлось ползти пешком. Сюзон и один из солдат, Морис, остались в деревне. А Мартин и Розмари, привыкшие к подобным прогулкам, тактично помалкивали, когда Инесс, в очередной раз подвернув ногу, взрывалась ругательствами, почерпнутыми ею из пиратского лексикона. Анжелика сняла широкополую соломенную шляпу, защищавшую ее от прямых солнечных лучей, и принялась обмахиваться ей как веером. Она натянула поводья, и мул по кличке Молодец резко встал, отчего наездницу бросило вперед. — Вот же ослиная порода! — в сердцах воскликнула Анжелика, вынимая ноги из стремени. Она сидела в мужском седле, и из-под ее длинной, подобранной до колен юбки виднелись кожаные сапоги, которыми ее снабдил Илай Кемптон. Здесь, в американских поселениях, женщины не знали другого способа езды. — Далось вам это озеро, мадам! Ха, эка невидаль — озеро! — ворчала испанка, перевязывая на голове косынку, которую она надела в лес, чтобы в волосы не попали клещи. — Вот и осталась бы в деревне! Rosemary, honey, are you tired? Get back on the mule*, — обратилась Анжелика к дочери деревенского кузнеца, Уилли Огдена, приютившего у себя путешественников. Розмари, маленькая неугомонная птичка, сперва смотрела на новоприбывших с недоверием, но потом, все более проникаясь к прекрасной француженке восхищением, стала предлагать различные услуги. — А хотите я покажу вам Хрустальное озеро? Оно такое красивое! Когда мама была жива, мы ездили туда по воскресениям. А в Пентагуэте есть озера? — Нет, нету, зато у нас есть река! — Река — это не то, совсем не то, — пожимала плечиками девочка. Этим утром Анжелика объявила своим людям, что после обеда она едет смотреть озеро. — Оно всего лишь в полутора милях отсюда! — верещала Розмари, от радости козой скакавшая вокруг дома. — Батюшка разрешил мне вас проводить и даже позволил взять Молодца, чтобы вы, миледи, ножку не ушибли. Солдаты мрачно переглянулись. Вот уж докука — тащиться на какое-то озеро. Кроме того, англичане не советовали отходить далеко от берега. Местные племена находились под влиянием Черных платьев и считали пуритан своими врагами. Колонисты старались держаться вместе, чтобы при первой опасности сразу отступить к воде, где на берегу, под покровом из дерновины, лежали сложенные друг на друга лодки. Уже давно на собраниях говорилось о том, чтобы покинуть эти негостеприимные места и переселиться поближе к соотечественникам. Но дальше разговоров дело не шло — большинству поселенцев не хотелось покидать обжитые дома со вспаханными огородами. Отец Розмари был одним из тех, кто горячо ратовал за переезд. Его жена с сестрой и подругой в конце прошлого лета ушли в лес по ягоды и не вернулись. Через два дня их тела со снятыми скальпами нашли в полумиле от деревни. — …А еще в лесу водятся пумы, бросаются на путников с деревьев. Одна такая прошлым летом, аккурат перед летним солнцестоянием, задрала старика Мозеса. — Ничего, мы будем осторожны, — махнула Анжелика рукой на зловещие предупреждения. — У меня есть пистолеты, а у Мориса и Мартина — ружья. Кузнец выделил приезжим пустующую часть дома. Раньше у него было большое семейство, но Господь прибрал к себе двоих сыновей, жену и свояченицу. Теперь остались только они с Розмари. Вечер Анжелика со спутниками провели в своем кругу: со свежей медовухой и песнями под гитару. Розмари, сначала чуравшаяся гостей, мышкой прошмыгнула в комнату и, сидя на мешке с фасолью, слушала пение испанки. Песня была на португальском, невероятно красивая, но печальная, исполненная с душевным надрывом, где в каждой строчке звучала волчья тоска по луне. Инесс сказала, что она называется Saudade. Когда Анжелика попросила перевести на французский, Инесс покачала головой: — Saudade можно только пережить! Это тоска любви. Любовь, которая остаётся в душе, когда предмет любви уходит. — Это тоска по тому, что ушло безвозвратно? — Нет! Saudade не принадлежит ни прошлому, ни будущему, ни настоящему. Это ностальгия по тому, чего нет здесь, но, быть может, пребывает где-то или ещё однажды случится. Вы понимаете, мадам? Заметив растерянность Анжелики, испанка рассмеялась низким грудным смехом. — Не призывайте на помощь память. Саудади поймет только тот, кто переживает Саудади. Анжелика забралась в кровать, где уже посапывала Сюзон, не желая больше рассуждать на эту тему. Она не хотела также знать, по ком Инесс испытывает свое Saudade. Затуманенные дремотой мысли мелькали, как разрозненные фрагменты мозаики, Анжелика видела перед собой темную фигуру: за границами слабого света лучины нельзя было разглядеть отдельных деталей, только очертания. Убаюкивающе мурлыкала гитара. Толстые деревянные балки издавали запах меда, несколько прошлогодних букетиков дикой мяты, подвешенных в углах комнаты, разносили в воздухе аромат весеннего луга… Анжелика проснулась среди ночи с тревожным предчувствием в груди. Крик козодоя раздавался во тьме, проколотой лучами далеких звезд. Его протяжное пение на двух нотах напоминало замирающее гудение прялки — то близкой, то далекой. Анжелика слезла с кровати и подошла к окну. Опираясь двумя руками о подоконник, она стала всматриваться в лес. — Англичане рассказывают, что козодой повторяет двумя монотонными криками одну и ту же фразу: «Плачь! Плачь, бедный Уильям!» — донесся позади голос Инесс. — Это пошло с тех пор, как Уилли нашел свою жену и свояченицу убитыми. В предыдущую ночь он слышал козодоя, но то на самом деле был крик индейцев, которые прятались в чаще и перекликались, приближаясь к хижине белого колониста. Внезапно пение козодоя прекратилось… В наступившей тишине гулко и часто стучало сердце. В памяти всплыли отрывки сна, который забылся сразу после пробуждения, но оставил вязкое ощущение тревоги. Фигура Филиппа, объятая тенью, а позади другая, неясная, расплывчатая — Великий Лангедокский Хромой в железной маске. Анжелику не оставляло ощущение, будто когда-то она уже видела этот сон… Это было давно, очень давно. Может быть тогда, когда она только собиралась замуж за Филиппа и ее терзали сомнения. Друзья отговаривали ее от этого брака, она и сама, в минуты, когда разум более всего расслаблен и сознание не зашорено ежедневной рутиной, чувствовала над собой грозную руку Судьбы. Не сыграло ли второе замужество роковой роли в ее жизни? Нащупав рядом с собой руку Инесс, Анжелика инстинктивно схватилась за нее, притягивая девушку к себе. Так они сидели у окна, прижавшись друг к другу, и с тревогой вглядываясь во тьму. Какая-то тень пролетела на фоне ночного неба. Два больших острых крыла, длинный округлый хвост, мягкий и бесшумный полет, и внезапный зигзаг, глаз, блестящий фосфорическим красным блеском… Козодой охотился. Громкое стрекотание тысяч кузнечиков, кобылок и кваканье лягушек наполняли ночь; из леса доносились запахи звериного помета и свежей хвои, изгоняющие запах стойла и грязи. — Иди спать, Инесс, — прошептала Анжелика на ухо испанки, вдыхая резкий запах кардамона, исходивший от ее волос. Сама же вновь забралась в кровать и улеглась подле Сюзон, задернув льняную занавеску, сотканную руками Сары Огден, хранившую тот же свежий аромат цветов, что и вся комната. Анжелика вытерла пот с лица. Спуск, наконец, закончился, и они вышли на ровную местность. Тропинка вилась между деревьями, то прячась среди зарослей папоротника и дикого малинника, то вдруг выныривая между колоннады прямых, как стрелы, сосновых стволов. Ньельский лес был очень древним, а священным дубам, росшим вокруг камня фей, было больше тысячи лет, но по сравнению со здешними исполинами они казались молодыми деревцами. Корням могучих дубов и буков — троим-четверым еле обхватить — было тесно под землей, и они перерезали тропинку, как огромные покрытые чешуей-корой змеи. Заросшие прошлогодним мхом и лишайником, они напоминали состарившихся древесных великанов, которые, как гласили легенды, населяли землю миллионы лет тому назад, когда Адам и Ева еще не покинули райского сада и предки их не расселились по земле. Но вот копыта Молодца зацокали по каменистой земле, а на смену исполинским букам, кленам и корабельным соснам пришли кедры и ельники. Начался пологий подъем. Анжелике казалось, что они потратили на дорогу полдня, хотя озеро всего-то в двух милях пути от деревни. Это, верно, от того, что по дороге им приходилось постоянно останавливаться. «Зря мы взяли с собой мула, он только задерживает нас, » — с сожалением подумала Анжелика, глядя на повесившего голову Молодца. Лес был полон звуков: то из зарослей папоротника выскочит с криками дикая индейка, то пролетит над головой быстрая сойка. Дикие голуби, усевшись на ветку, ворковали и курлыкали, раздувая перламутровые грудки. Три наглых красногрудых дрозда, прыгая с ветки на ветку, без умолку тараторили. «Ах, это дрозды… Мне почудилось, будто я слышу болтовню маркизы Монтеспан». Анжелика покачала головой. Ее соперница была далеко, и все, что было связано с ней, вспоминалось ныне как невероятный сон. Шумели сбегающие с холмов родники. Анжелика вскрикнула от восторга, когда им попался небольшой водопад. Прозрачная вода тянула со скалистого уступа серебряные нити, украшенные хрустальными бусинами. — Это рай! Земля Обетованная! — воскликнула Анжелика и засмеялась, вторя перезвону ручья. Она уже позабыла о том, что истинной целью этого похода было оттянуть время до отъезда. Она все еще надеялась, что Николя появится. — А что, если вас обманули, и письмо написал вовсе не Перро? — сказала Инесс перед тем, как они выехали из деревни, озвучив тайные опасения Анжелики. — Кому это нужно и главное: зачем? — ответила Анжелика, сама прекрасно понимая: зачем. Супруга губернатора Пентагуэта могла бы стать ценным заложником для любого, кто ищет быстрой наживы. Печальная история Ван Рейка успела достигнуть многих ушей, кто-нибудь да польстится перещеголять неудачливого пирата. «Врагов нет только у нищих и дураков», — любил говорить ее покойный супруг, граф Жоффрей де Пейрак. Тропинка поднималась все выше, и вот, наконец, они достигли вершины очередного холма, небольшого плато, по которому гулял пахнувший смолой ветерок. Анжелика дышала полной грудью. Она взглянула вниз, и у нее перехватило дыхание от восторга. Сосны, голубые кедры, нахохлившиеся ели — все это мрачное воинство отсюда напоминало гирлянду из причудливых завитков, где перемежались нежные и темные тона изумрудной и голубовато-серой зелени, окаймлявшую озеро с зеркальной поверхностью, лежащее посередине долины, словно мраморная чаша, по дну усеянная самоцветами. Солнце играло на воде радужным разноцветьем, а древесные стражи надежно защищали озеро от ветра, чтобы ни единое дуновение не покрыло рябью прозрачную гладь. Представшая взору Анжелики картина вдруг открыла ей все величие и беспредельность мира, который ее окружал. Это потрясло ее. Анжелика почувствовала себя подавленной. На нее словно снизошло откровение, она только сейчас, внезапно утратив все иллюзии, осознала все величие природы: одновременно прекрасной и жестокой, манящей и непокорной. Сколько ужасов и неодолимых испытаний таилось здесь, среди этой извечной красоты! Сейчас Анжелике было трудно представить, что когда-то она жила в другом мире, окруженная другими людьми, что где-то существует двор Людовика XIV, Версаль, что вообще где-то на земле есть тесные, шумные города, густонаселенные страны, вечно бурлящие народы. Здесь в это почти невозможно поверить. Среди величественного безмолвия девственной природы, где нет ничего, кроме воды, земли, неприступных скал, деревьев и чистого неба, человек чувствовал себя, как в первые дни творения. — Я хочу искупаться в озере, — сказала Анжелика, не отрывая взгляда от водной глади. Спутники не разделяли ее энтузиазма. Купаться? На солнце, может, и жарко, а в лесу тянет прохладой. Раздеться донага? Вот еще! Малышка Розмари испуганно вцепилась в свой чепчик. Инесс скорчила недовольную гримаску: озеро-то, небось, ледяное. За прошедшую зиму испанка успела на всю жизнь возненавидеть холодную воду. Нет, уж! Лучше поваляться на травке, демонстрируя Мартину свои хорошенькие ножки, раз нет других развлечений. — А Сюзон строит глазки Морису, поэтому и не поехала с нами. Счастливая! — заявила Инесс и завистливо вздохнула. Не иначе как сам Дьявол ее щекотал, когда она согласилась на эту поездку. — Не желаю больше слушать нытье! Вы делайте, что хотите, а я спускаюсь к берегу. Анжелика забралась в седло и сжала коленями бока Молодца. Мул посмотрел на нее взглядом, полным истинно английского презрения, и вяло зарысил по тропинке. Розмари показала им небольшую полянку, заросшую рододендронами. Здесь они отдыхали, когда мама была жива. Анжелика велела спутникам ждать ее возвращения. Сложив одежду на плоский валун, Анжелика потянулась, чувствуя, как солнце и легкий ветерок ласкают обнаженное тело, затем осторожно спустилась по отлогому берегу. Вода была такая ледяная, что у Анжелики даже перехватило дыхание, но уже через миг она почувствовала, как блаженная прохлада разливается по ее пылающему телу. Она вошла в озеро по самое горло и, застонав от наслаждения, откинулась на спину. Вода подхватила горящий, словно свинцом налитый затылок. Холод проник до самых корней волос, скрепленных гребнем в нетугой узел. Она закрыла глаза и почувствовала, как в ней возрождаются силы. Чуть заметно двигая руками, она лежала на воде. Анжелика умела плавать. Когда-то в Париже и позднее, когда она с королевским двором проводила лето в Марли, она любила купаться в Сене. Но Сена была далеко… Анжелика открыла глаза. Целый мир свежести, ярчайших красок и света был перед нею. И этот мир принадлежал ей. Гибким движением русалки она мягко оттолкнулась в воде и поплыла. Пряди волос выбились из узла, скользя за ней золотыми водорослями. Отплыв довольно далеко от берега, Анжелика обогнула мыс и с другой его стороны обнаружила еще одну заводь, более широкую. Над ней возвышался гигантский дуб, протянувший свои могучие корни к самому озеру. Склон холма, обращенный к воде, зарос плотным подлеском, скрывая ее от случайных взглядов. У берега из воды, переливающейся на солнце всеми оттенками синей гаммы, выступали огромные серые валуны. Анжелика подплыла к одному из них и взобралась на него, вода струйками стекала с ее тела. Она огляделась вокруг, потом медленно, словно вся еще была во власти чудесного сна, поднялась на камне, подставив свое белое, отливающее золотом тело лучам солнца. Согревшись, она ловко спрыгнула с камня. Прозрачная вода омывала ее ступни. Похоже, в этом месте били холодные ключи, ибо вода, казалось, стала еще холоднее. Анжелика обхватила плечи ладонями, затем сделала шаг, другой. Она остановилась и попыталась снова сколоть непослушные пряди гребнем. Обеими руками она отжала волосы и вскинула их над собой, будто приносила этим жестом клятву в верности или заклинала кого-то; закинув голову, она смотрела в лазурное небо и вдруг, охваченная восторженным порывом, неожиданно для себя рассмеялась: «Благодарю тебя, о Создатель, за это мгновение… Благодарю за зелень кленов и тополей! И за след оленя в подлеске, и за запах лесных трав. Благодарю за эту тишь, и за покой, и за эту прохладную воду. Благодарю за то, что я жива. Благодарю, благодарю тебя, Господи, за то, что я люблю. Благодарю за мое тело, за то, что ты сохранил его мне молодым и прекрасным.» Она уронила руки, широко открытые глаза ее восторженно сияли. Сделав еще один короткий заплыв, она вернулась к берегу. Лениво разводя прохладные струи руками, она выходила из воды, все еще находясь во власти неги. Ей хотелось немного полежать на молоденькой травке, но пора плыть обратно. И вдруг что-то неведомое мгновенно вырвало ее из экстаза. Сердце бешено колотилось в груди. Подняв лицо к зарослям, подступавшим к самому берегу, Анжелика пыталась понять, что же произошло. «Что это могло быть? Я будто слышала, как треснули ветки и что-то черное мелькнуло в кустах… Кто там был? Кто видел меня?» Она напряженно вглядывалась в изумрудное кружево листвы на фоне темно-голубого неба. Стояла такая тишина, что было слышно, как под слабыми порывами ветра чуть шелестит листва. Но теперь этот покой казался Анжелике обманчивым, она не могла отделаться от охватившей ее тревоги. «Там только что мелькнул чей-то взгляд! И он перевернул мне всю душу!» Она вздрогнула. Стараясь не показать своего страха, она медленно вошла в воду и поплыла прочь из заводи. Тяжкое оцепенение сковало тело. Почувствовав, что ее начинает затягивать в прозрачную глубину, Анжелика с трудом достигла берега. Держась за ветки, она добралась туда, где оставила свою одежду, и, бросившись на траву, долго лежала, переводя дыхание. Она не совсем понимала, что случилось, но ее била дрожь. Почудилось ей только или она в самом деле услышала какой-то неясный звук и видела, как что-то шевельнулось в листве, когда, обнаженная, она во весь рост поднялась, и ясная гладь озера отразила ее опрокинутое изображение? Во всяком случае, взгляд, который она на себе ощутила, вряд ли принадлежал человеку. В этом было что-то пугающее. И тут на память ей пришли истории, что по вечерам рассказывали Перро и Кроули, жуткие истории, которые случаются в дебрях Нового Света, населенных еще и поныне нечистой силой; сколько раз миссионеры, путешественники и трапперы, попавшие в эти места, испытывали на себе ее злобные колдовские чары. Здесь кругом затаились дикие чудища, здесь блуждали неприкаянные души язычников, принимающие самые неожиданные обличья, чтобы легче заманивать путников в свои сети… Анжелика пыталась убедить себя, что просто ей стало нехорошо, потому что, разгоряченная, она бросилась в ледяную воду. Но в душе она знала, что с ней произошло нечто таинственное, поразившее ее в самое сердце. В тот самый миг, когда любовь к этому дарованному ей краю с такой силой охватила все ее существо, вмешалась другая, враждебная сила. «Что ты делаешь здесь? Тебе здесь не место. Тебя не должно быть здесь. — кричала она. — Ты не имеешь права жить здесь. Никакого права!» Эта таинственная сила налетела внезапно, как ураган, и также быстро исчезла. Анжелика продолжала неподвижно лежать, точно скованная сонным параличом. Потом, приподнявшись на локтях, снова стала вглядываться в лес. Ничего необычного. Она поднялась и быстро оделась. Теперь она чувствовала себя лучше, но страх и тревога по-прежнему не отпускали ее. Словно спокойная полноводная река столкнулась с ревущим потоком — она столкнулась с какой-то новой силой, чья-то непреклонная воля воздвигла перед ней преграду. Она понимала, что у нее не хватает сил, чтобы бороться, чтобы без страха встретить то, что готовит им жизнь на этой земле, вместе с мужем, которого она до конца так и не узнала! — Мы немедленно собираемся в обратный путь, чтобы сегодня же отплыть в Пентагуэт! Ее голос прозвучал как гром среди ясного неба. Вернувшись на поляну, Анжелика застала почти идиллическую картину: Инесс лежала животом на плаще, болтая в воздухе разутыми ножками. Она кидалась в Мартина засохшими оленьими катышками, которые брала обернутыми в лист лопуха пальцами. Мартин добродушно хихикал, уворачиваясь от «снарядов». С появлением маркизы забава сразу же прекратилась, и на нее устремились две пары удивленных глаз. — Где Розмари? — Повела Молодца к ручью на водопой. — И вы отпустили девочку одну! Бездельники! — Да ручей в тридцати шагах отсюда, слышите? А вот и они. На поляне появилась Розмари, державшая Молодца под уздцы. Она смотрела на французскую госпожу, осмелившуюся обнаженной купаться в озере, и в ее светло-серых глазках восхищение мешалось с неодобрением, вызванным суровым пуританским воспитанием. Анжелика потрепала по холке заметно повеселевшего мула: — Ничего, дружок, скоро ты вернёшься в стойло к своим яслям. В путь, друзья! — Что случилось, что за спешка? Ноги еще не успели отдохнуть! Анжелика не стала пугать спутников. В конце концов, она могла ошибиться. Кто знает, возможно, в кустах притаился дикий зверь, та же пума, о которой болтали в деревне. Интуитивно она почувствовала угрозу, вот и испугалась, но теперь все уже позади. Хищник вряд ли осмелится подойти к группе хорошо вооруженных людей. Анжелика поочередно вынула из кобуры пистолеты, проверила не отсырели ли запалы и подсыпала на полку еще пороха. — Да что случилось-то? — продолжала выпытывать Инесс. — Ничего. Там, у озера, мне показалось, кто-то крался в кустах. Зверь, наверное. Не помешает быть начеку. — Oh Señor, salva y guarda! ** — воскликнула Инесс, размашисто крестясь. — А если это индейцы? — Мы бы уже лежали, истыканные стрелами, — сухо оборвала ее причитания Анжелика. Заметив побелевшее от страха личико Розмари, она добавила: — Don't worry, honey! *** У меня есть мысль. Поднимемся на тот холм, с которого смотрели на озеро, и оглядимся! Цок-цоки-цок, — стучали копыта по каменистой тропинке. Кто и зачем ее проложил? Охотники или индейцы? Цок-цок-цок — этот громкий навязчивый стук, многократно усиленный эхом, звучал у Анжелики в ушах. Что-то шло не так, как надо. Что-то, что она почувствовала раньше, чем осознала. Этот громкий стук копыт, фырканье мула, шорох выскакивающих из-под подошв путников камушков. — It's too quiet! That's weird! **** — пропищала позади Розмари. Тишина! Тишина, в которой слышно эхо, — вот что ей не нравится. Смолк птичий гомон, скрежет, шуршание, голоса тысяч мелких зверьков. Они как будто бы затаились. Наконец путешественники достигли плоской вершины холма, откуда открывался вид на озерную долину. Солнце медленно, но верно клонилось к западу. По небосводу потянулись облака. Небесное светило, как усталый пловец ныряло и выныривало из пушистых облаков, похожих на пенистые гребни волны, и безмолвная долина утратила теплые золотые тона. В прекрасном лике природы проявились зловещие очертания: потемневшие верхушки сосен напоминали острые оскаленные зубы, а безмятежная поверхность озера наливалась стальным блеском. «Уйди! Уйди, — твердила эта дикая природа, вслед за таинственной силой, так испугавшей и поразившей Анжелику у озера. — Ты не имеешь права жить здесь. Ты не принадлежишь этому миру. Ты — чужестранка!» Озеро превратилось в холодный кусок хрусталя. Анжелика обернулась в сторону океана, где находилось английское поселение. Над верхушками деревьев, застилая небо, повисло белое облако. Туман? Нет, это не туман, это… — Пожар? Смотрите! — Да, это дым пожара, — Мартин приложил козырьком ладонь ко лбу. — Горит лес или… — Деревня! Быстрее, нам нужно возвращаться, — Анжелика вскочила в седло, да так резво, что у Молодца подогнулись задние ноги. — Что такое, миледи? Там горит? Это наша деревня горит? Отец! Господи, защити нас, защити! — зарыдала Розмари. — Мартин, возьми девочку на руки! Инесс, дай ей воды из фляги. — Мадам, надо ли пороть горячку? Мы же не знаем, что случилось в Некуассете. — Там Сюзон и Морис, наши люди. Мы должны выяснить, что произошло. Миновав спуск, Анжелика спешилась, поджидая отстающих спутников. — Розмари, вытри слезы! Ты поедешь верхом. Когда мы подъедем ближе, ты, Мартин, пойдешь вперед, чтобы разузнать, что стряслось в поселке… Что это? — внезапно насторожилась Анжелика. На миг ей почудилось, что в густой листве подлеска мелькнула чья-то тень. Игра света в тени деревьев? Ее спутники заозирались по сторонам. Мартин втянул голову, всматриваясь в плотный кустарник и одновременно снимая со спины ружье. Рука Анжелики легла на рукоять пистолета. Мул тоже встревожился: он поставил уши торчком и заржал. Все случилось очень быстро. Анжелике показалось, что миновало всего лишь мгновение с тех пор, как из зарослей одновременно выскочили люди и сгребли их в охапку, лишив возможности сопротивляться. Она силилась закричать, но рот зажала чья-то черная ладонь. Мавр? Тут же в нос ей ударил запах новой кордовской кожи. Нет, это перчатка, облегающая руку, как вторая кожа. Схвативший ее человек был гораздо выше нее. Он словно утес нависал над нею, окутав букетом запахов из смеси фиалкового корня и восточных благовоний. Ощущая сквозь одежду тепло и силу его тела, она уже не чувствовала того животного страха, который испытывала секунду назад. Анжелика перестала вырываться, отдавая себя на волю провидения. Глядя на выпученные от ужаса глаза спутников, она понимала, как важно сейчас сохранять способность трезво мыслить. — Сейчас я уберу руку, но не вздумайте кричать, — раздался над ухом хриплый мужской голос, горячее дыхание опалило ее щеку, и сквозь дурманящий запах благовоний, исходивший от незнакомца, ей почудилась нотка табака. «Этот человек, должно быть, курит» — машинально отметила она. О, боже всемилостивейший, о каких глупостях она думает! Паника отступила, и теперь ее тело сотрясала нервная дрожь. — Мы не враги вам, но неподалеку рыщет смерть. Ведите себя тихо, чтобы не накликать ее. Анжелика затрясла головой, показывая, что она понимает. Рука в перчатке медленно сползла с ее лица. Анжелика резко обернулась и едва сдержала крик. На мгновение ей показалось, что перед ней предстал сам дьявол. — Черный человек! — раздался полуобморочный писк Розмари. Разыгравшееся воображение Анжелики готово было с этим согласиться. На секунду ее парализовало от ужаса, как тогда в озере, но видение не исчезало. Незнакомец был высок и действительно облачен во все черное. Лицо его до самых губ закрывала кожаная маска. Подбородок зарос смоляной бородкой, в которой проглядывали редкие седые прядки. Его волосы были стянуты атласным платком, а на голове красовалась черная широкополая шляпа с золотой пряжкой. Он напоминал путешествующего испанского идальго. Рассеянный взгляд Анжелики отмечал отдельные детали: плащ из мериносовой шерсти тончайшей выделки сколот под подбородком алмазной застежкой, перчатки, как и ботфорты с широкими раструбами, украшены золотыми пряжками. На пальце незнакомец носил один-единственный перстень с бриллиантом-солитером, стоившим целое состояние. Губы незнакомца растянулись в улыбке. Выставив ногу вперед, он поклонился, небрежно подметая землю полой шляпы. — Меня называют Рескатором, к вашим услугам, мадам. — О, Святая Изабелла, тот самый! — восхищенно охнула где-то позади Инесс, но Рескатор не сводил блестевших сквозь прорези маски глаз с Анжелики. — Я… Анжелика Мерсье*****, а это мой муж, — Анжелика нащупала позади локоть Мартина и вытолкнула солдата вперед. — Мартин Мерсье. Мы прибыли из Пентагуэта по распоряжению губернатора Акадии, чтобы наладить торговые отношения с нашими английскими соседями. Мы также привезли образцы товаров. — Ну и как же, мадам Мерсье, удачно? — Рескатор скрестил руки на груди, а с его губ не сходила ироничная усмешка. — Не очень, — честно призналась Анжелика. — Некуассет не нуждается в торговом сотрудничестве. Этим людям хватает тех товаров, что привозят коробейники. Остальное они производят сами. — Бог мой, прекрасная галантерейщица! Вы даже не успели спросить, кто мы такие и чем вы обязаны столь навязчивому знакомству, как уже перешли к разговорам о торговле. Ваш муж знает, как ему повезло иметь в женах столь предприимчивую особу? Но что же вы примолкли, господин Мерсье? Признаюсь, вы меня разочаровали. С вашей реакцией только с валунами и с деревьями воевать. Если все бойцы в Пентагуэте подобны вам, то Ван Рейк со своими ребятами, должно быть, круглые идиоты. Какой позор для берегового братства! Мартин, не обладающий находчивостью, забурчал себе под нос что-то нечленораздельное. Но Рескатор уже не обращал на него внимания. Он отдавал приказы своим людям. —… Так, значит, вы — тот самый Рескатор, о котором ходит столько легенд? — Моя слава идет впереди меня. Могу ли я считать себя польщенным, мадам? — Нет! В моих глазах вы — гнусный пират, — они сошли с дороги и углубились в лес, не смея отказаться от настойчивого приглашения людей Рескатора. Один из них вел мула, на котором ни жива ни мертва от страха сидела Розмари, двое конвоировали Мартина. Инесс, отпихнув от себя проводника — здоровяка-пирата, — замыкала процессию, бормоча под нос ругательства. — А вы слишком смелы для простой поселянки, — посмеиваясь, произнес Рескатор. Он безупречно владел французским языком. Его речь, как и манеры, говорили о благородном происхождении. Правда, он не носил шпаги: к широкому поясу была пристегнута кривая турецкая сабля, а с другой стороны — кобура, из которой виднелась рукоять пистолета, украшенная слоновой костью и серебряной чеканкой. Вскоре они вышли на небольшую прогалину. Люди Рескатора на скорую руку расчистили место для стоянки. Длинными ножами они подсекали разлапистые кусты папоротника и траву, вытаптывая ровное место. Рескатор велел не пользоваться топорами и не разжигать костров. — Зачем вы привели нас сюда? Нам нужно вернуться в Некуассет, — возмутилась Анжелика. — Сударыня, мы ждем, когда вернутся гуроны, которых я послал на разведку. Будем действовать в зависимости от того, какие вести они принесут. Он жестом пригласил Анжелику сесть на поваленное дерево. «Какая галантность! Как будто мы на суаре у знатной особы!» — Будьте готовы в любой момент сняться с места, — обратился он к одному из спутников. — Если нам придется здесь заночевать, спать будут только дамы. Уперев руки в бока, Анжелика заступила Рескатору дорогу. — Я не отстану, пока вы не дадите мне хоть какое-то объяснение. Вы, будто разбойники, схватили нас на дороге, привели сюда, планируете ночевку. Мы — ваши пленники, сударь? — Нет, мадам, но пока вы останетесь с нами для вашей собственной безопасности. — Почему мы не можем вернуться в деревню, что происходит? — Пока не знаю, но что-то происходит. Вы видели дым? — Да, поэтому мы спешили. В деревне остались наши люди, и я должна… — Анжелика не успела договорить, так как в этот момент из лесной чащи словно безмолвные призраки показались индейцы. Рескатор объяснялся с ними с помощью знаков, иногда произнося отдельные слова на незнакомом Анжелике языке. Она напряженно следила за их жестикуляцией. — Отряд алгонкинов напал на поселение. Эти индейцы говорят, что видели дома в огне, видели тела бледнолицых, истыканные стрелами и скальпированные. — Боже мой, Христова кровь, да что же это такое! — взгляд Анжелики упал на Розмари, жавшуюся к боку Молодца. — Неужели все мертвы? — Это мы узнаем позже, мадам. Мои разведчики говорят, что индейцы не стали задерживаться в поселении. Они не любят долго находиться в месте, где пролили кровь. Странно, что это произошло именно сегодня. Несчастливое стечение обстоятельств? Голос пирата звучал глухо и задумчиво. — Что вы имеете ввиду? — А то, что чья-то рука, очевидно, направляла этот отряд. Местные колонисты никоим образом не мешали алгонкинам. Французские миссионеры, правда, настраивают индейцев против англичан, как врагов истинной веры, поэтому небольшие группы совершают иногда набеги, убийства не ставятся основной целью, это дело случая. Здесь же другое… Для нападения на большую деревню нужен вдохновитель и организатор. — Вы неплохо знакомы со здешними нравами. И о чем вы подумали, месье? — А вот о чем, дорогая мадам Мерсье, — медленно произнес он, особенно выделяя интонацией «мадам Мерсье». — Случайно ли я или вы оказались здесь, поблизости, когда на поселение напал отряд индейцев? — Я и мои спутники совершенно не при чём! Чего нельзя сказать о вас. Уверена, что у вас множество врагов. Рискну предположить, что куда бы ни ступила ваша нога, везде за вашу голову назначена баснословная награда, и подобные ситуации вам не впервой. — Должен признать, в чем-то вы правы, в пиратской жизни есть свои недостатки. Хотя лично меня это развлекает. Вообще-то, обычно я склонен эффектно обставлять свое появление, но сегодняшний день — исключение. Смею уверить, что к этим индейцам я не имею никакого отношения. Почему вы решили, что дело во мне? — Вы только подумайте, сколько людей лишилось из-за вас состояний, свободы, жизней! Сколько отцов и матерей потеряли сыновей и дочерей! Как вас только земля носит! Я не представляю, как вы можете спать спокойно по ночам! — Какая горячность! Какой темперамент! Послушать вас, так я — дракон, питающийся мясом девственниц! Ну или местный озерный змей Гитаског, охотящийся за хорошенькими купальщицами… «О чем это он говорит?» — не поняла Анжелика, растерянно глядя на изогнутые в насмешке губы пирата, но потом смысл его слов начал потихоньку доходить до нее, и она почувствовала, как лицо загорается румянцем. — Так это вы подглядывали за мной? Негодяй, пошлый пират! Как вы посмели?! — Осторожнее, мадам… Мерсье. Сразу видно, что прекрасной галантерейщице никогда не приходилось иметь дела с пиратами. А еще в местных озерах водятся пиявки, вы об этом знали? — Глядя на ее обескураженное, залитое краской лицо, он расхохотался и обернулся. — Смотрите, ваша спутница уже освоилась. Инесс, и правда, бойко болтала на португальском с одним из людей Рескатора, посылая ему кокетливые улыбки. Анжелика была уверена, что испанка слышала, как они обсуждали вести, принесенные гуронами, но проведшая много времени среди разных отбросов общества, она старалась приноровиться к обстоятельствам. Сейчас обстоятельства требовали наладить общение с этой насильно навязавшийся в спутники компанией. Анжелика же, долгое время жившая жизнью знатной дамы, начала забывать уроки парижского дна, сводившиеся к одному простому правилу: «хочешь жить, умей приспосабливаться.» Пока Анжелика пыталась обдумать линию поведения с Рескатором, тот небрежным жестом взял ее руки в свои и повернул ладонями вверх. — Любопытно! — Что именно? — дрогнувшим голосом отозвалась Анжелика. Она не могла понять, какое чувство вызывают в ней прикосновения этого загадочного человека. Она вся сжалась: то ли от отвращения, то ли еще от другого чувства, которому она пока еще не дала определения. — Вы как будто не утруждаете себя работой, а ведь, чтобы выжить здесь, нужно постоянно трудиться. Насколько я слышал, жизнь здесь нелегкая, быт тяжелый, а ваши ручки не знают ни кайла, ни мотыги, ни плуга. Сомневаюсь, что вы сможете хотя бы подоить козу. Анжелика, опомнившись, попыталась сжать ладони, чем вызвала новый приступ веселья. — Между нами, сударыня, вы выбрали себе очень странного мужа, — сообщил ей Рескатор доверительным тоном, а в его черных глазах плясали бесенята. Он окинул ее оценивающим взглядом с ног до головы. — С вашими… — он запнулся, словно подбирая нужное слово, — талантами на Средиземном море вас ожидал бы ошеломительный успех. Но еще ничего не потеряно! Анжелика невольно бросила взгляд на Мартина, на его красный большой нос с широкими порами и глуповатое выражение круглого, добродушного лица. Солдат сидел на пеньке с видом барана, ведомого на убой. Рескатор с деланым сочувствием продолжал: — Наверное, непросто быть связанной священными узами с таким — будем говорить откровенно — ничтожеством? Когда один взгляд этих изумрудных глаз способен вывернуть душу мужчины наизнанку… С такой красотой надо целиться выше! Вот, например, ваш губернатор дю Плесси — прославленный французский маршал, да еще и красив, как греческий бог. Мне рассказывал об этом один господин, которому удалось побыть его Ганимедом. Анжелика поджала губы. — Я уважаю господина дю Плесси и не желаю слушать о нем грязные сплетни. Да еще и от пирата… Всем известно, какое непотребство царит у вас на кораблях! Внезапно он взял ее за подбородок и повернул лицо к свету: — Да, вы и впрямь расстроились, еще и кусаться пытаетесь. Значит, сплетен вы не любите… Или не любите, когда сплетничают о предмете пылких чувств? — пробормотал он, приблизив свою маску к ее лицу. Прикосновение жесткой и холодной кожи и блеск его горящих глаз парализовали ее. Этот человек оказывал на нее магическое действие. В горле пересохло, язык, казалось, прилип к нёбу. Она хотела возразить, но с губ сорвался только полустон-полухрип. «Пусть он отпустит меня!» — мысленно взмолилась Анжелика. Пока он не касался ее, она еще могла ему противиться. Но теперь, почувствовав себя в его власти, растерялась. Она говорила себе: «Это страх», но то был не страх, а какое-то странное смятение чувств. Анжелика так резко отвернула лицо, что губы Рескатора лишь слегка коснулись ее виска. Она шагнула в сторону, ощупью ища опору. Пират не выглядел расстроенным и, казалось, забавляется сложившейся ситуацией. Он больше не сверлил ее горящим взглядом и отступил на шаг назад, перекрестив руки на груди. Наваждение прошло, и Анжелика снова была начеку. — А театральные представления? Вы любите театральные представления, мадам? — новый вопрос застал ее врасплох. — Я не знаю, сударь, что вам от меня нужно, но понимаю: вы пытаетесь заманить меня в какую-то ловушку. — Я задал вам простой вопрос. Я вот люблю театр. All the world’s a stage, And all the men and women merely players: They have their exits and their entrances; And one man in his time plays many parts, His acts being seven ages.****** — Нередко мужья и жены выходят на сцену, чтобы сыграть заклятых врагов, но как только занавес опускается, они сбрасывают маски и становятся собой до новой роли. Быть может, пять минут назад они, вжившись в роли, ненавидели друг друга, а теперь смеются, обсуждая вечерний досуг? Анжелика с недоумением смотрела на Рескатора. Зачем он говорит ей все это? К чему эти сравнения с театром? При чем здесь мужья и жены, играющие врагов? Заметив ее взгляд, Рескатор усмехнулся с какой-то непонятной горечью: — Однако же, довольно философии. Нам нужно держаться подветренной стороны, чтобы индейцы нас не учуяли. Я пошлю вперед разведчиков, когда они вернутся, мы снимемся. Будем двигаться очень медленно, так что к вечеру подойдем к поселению. Эта девочка — англичанка? — спросил Рескатор, указывая на Розмари. — Да, дочь кузнеца, Уилли Огдена. Его жену, мать Розмари, в прошлом году убили индейцы. — Постарайтесь, сударыня, поговорить с ней. Надо готовиться к худшему. И завяжите мулу морду какой-нибудь тряпицей, чтобы он своим ржанием не раскрыл нас.