Между мною и тобою

      Апрель подходил к концу, стояла невероятно жаркая для весны погода. Уже который день к вечеру над Атлантикой собирались тяжелые грозовые тучи. В воздухе искрило и грохотало, изредка падали тяжелые дождевые капли, но полноценной разрядки не происходило. Столь долгожданный, освежающий и остужающий дождь проливался где-то там — над океанскими водами.       Жара утомляла. Злила и раздражала. Жара расслабляла, мучила и отчаянно действовала на нервы. Кэл привычно испытывал мое терпение и мы то и дело вступали в конфронтацию. Два беспрерывно враждующих лагеря. Бесконечные стычки короткие и ленивые, быстрые и гневные по делу и без причины отравляли и без того натянутые отношения.       Последний день рабочей недели липкий и мучительно долгий, словно карамельная тянучка, медленно приближался к своему завершению.       Я уже собиралась домой, когда Кэл поразительно бодрый влетел в мой кабинет. Осыпал меня «весьма лестными» комплиментами. Сдержаться не получилось. Я ему ответила в том же духе. Слово за слово и мы повздорили на ровном месте. Уходить Кэл не собирался, вольготно развалился в моем рабочем кресле, лениво огрызаясь на мои упрёки. В какой-то момент наш спор свернул в давно проторенное русло. Две недели назад мы завершили очередное дело и получили очень внушительный гонорар. И до сих пор не могли договориться как потратить полученные деньги. Мое предложение категорично не устраивало Кэла. От его расслабленности не осталось и следа, он стремительно взбеленился, продолжая упорствовать и орать, что с моими запросами фирма скоро обанкротится.        Не желая больше трепать себе нервы, я стащила Кэла с кресла и вытолкала в коридор, а он, впрочем, не особо и сопротивлялся.       Мысленно обзывая Кэла жмотом и неблагодарной скотиной, я кидала в сумочку разные нужные мелочи, вроде ключей от дома и бумажника, которые в течение дня почему-то всегда оказывались разбросанными по кабинету. Идеальная аккуратность не мой конек, но определенного порядка я всегда придерживалась.        Когда я уже открывала дверь офиса в предвкушении скорого возвращения домой и мечтая о прохладном душе, Кэл внезапно окликнул меня, требуя вернуться. Кто же спорит, рабочий день давным-давно закончился, и я на законных основаниях могла бы послать неугомонного доктора Лайтмана и поехать домой. Могла бы. Но на уровне подсознания сработала привычка, если Кэл меня зовет, значит произошло что-то важное и я ему нужна.        Ох уж эти глаза. Этот умильный взгляд. Умел этот самовлюбленный проходимец так посмотреть на меня, что я теряла возможность сопротивляться. Он с милейшей улыбкой предложил поужинать в дорогущем мексиканском ресторане чем почти полностью меня обескуражил. Неужели он решил сгладить негативное впечатление от своей дерзости и хамства? Глядя на меня честным пречестным взглядом, пообещал расплатиться за ужин и даже повертел перед моим носом кредитной картой. Это был еще один удобный момент, чтобы послать его к черту. Плюс ко всему — я прекрасно знала, что выражение «обещать не значит жениться» идеально характеризует поведение Кэла. Только я согласилась. А ведь могла отказаться, сославшись на усталость. И ничего бы не случилось.        В ресторане мы просидели часа три. Всё же не просто так мы вместе сосуществовали почти десять лет. Вдвоем нам никогда не было скучно. Темы для разговоров всегда находились легко, хотя мы очень часто не сходились во мнениях, вести вот такие долгие разговоры с Кэлом мне всегда доставляло искреннее удовольствие. Впрочем и ему всегда нравилась моя компания. А хорошее вино, вкусная еда и экзотическая обстановка добавили пикантности нашему ужину.        Домой мы возвращались в прекрасном настроении. Вот только мы слегка промахнулись с выбором блюд, мясо на ребрышках оказалось слишком острым и нас мучила сумасшедшая жажда.       Ох уж эта жажда.       Когда хотел, доктор Лайтман мог быть очень милым и обаятельным и мой самоконтроль таял. Да чего уж там, Кэл давно привлекал меня своей яростной мужской харизмой и как бы я не пыталась убедить себя в обратном… Как там пишут в любовных романах — бабочки в моем животе очень часто трепетали крылышками со всеми вытекающими последствиями.       Какое-то время мы ехали в полном молчании, только ровный гул двигателя и отдаленные раскаты грома нарушали тишину. Частые всполохи зарниц окрашивали ночное небо всеми оттенками оранжевого. Где-то над океаном зарождалась очередная гроза, медленно надвигаясь на город.       Кэл подвез меня до дома и бесцеремонно заявил, что скончается, если в ближайшие две минуты не выпьет чего-нибудь холодненького, хитро улыбаясь, намекал на упаковку пива, стоящую в моем холодильнике. Её он приметил, заглянув ко мне домой месяц назад. Зная мою нелюбовь к пенному напитку, Кэл сделал определенные выводы. И издевательски посмеивался, пытаясь узнать имя очередного Капитана Америки. Не желая его разочаровывать я пожимала плечами в ответ на его молчаливые вопросы и таинственно улыбалась, еще сильнее разжигая его интерес. Как бы он удивился, узнав имя «предмета моей страсти». Тем временем холодное пиво дожидалось своего звездного часа. А Кэл, оказываясь на моей кухне, нахально посмеиваясь, проверял на месте ли оно и порывался употребить его по назначению.       Сегодня я просто не смогла отказать страдающему доктору Лайтману. Пара бокалов аргентинского вина за ужином совсем немного, но ослабили мой самоконтроль.        А бабочки совсем распоясались.        Кэл озадачил меня, выбрав вместо пива ледяную минералку. Он знал как я ненавижу запах пива, и стараюсь держаться от него на расстоянии после очередного возлияния. Но когда это его останавливало? Что пошло не так в этот раз, что Кэл задумал? Спрашивать его я не стала, зная что правдивого ответа не получу. Коротко хмыкнув, Лайтман скрутил пробку, щелчком отправляя её в угол кухни. Возмущенная этой хулиганской выходкой, я уже хотела упрекнуть его, но слова застыли в горле. Запрокинув голову, Кэл жадно глотал воду из горла бутылки, прозрачные струйки сбегали по его заросшему щетиной подбородку и стекали по шее, исчезая за воротом рубашки. Ткань намокала и прилипала к телу. Мне не удавалось отвести взгляд от этой завораживающей картины и как бы я не старалась держать себя в руках, внутри меня начала разгораться совершенно иная, опасная и непозволительная жажда.        Проклятые бабочки бесновались.       Желание подойти ближе и коснуться его, собрать губами капли воды с подбородка было так сильно, что почти поглотило меня. Дьявол. Как же я хотела его. Целовать. Стащить эту чертову рубашку. Обнять и заняться любовью. Во рту, кажется, пересохло еще сильнее, я попыталась сглотнуть оцепенев от всего, что чувствовала.       От сильнейшего удара грома содрогнулся дом, но ни я ни Кэл не обратили на это внимания. Он присосался к бутылке, а прилипла взглядом к нему, дыша через раз.        Сделав последний глоток, Лайтман повернулся ко мне, его брови удивленно приподнялись. Помедлил пару секунд, как бы раздумывая и с чувством облизнулся, причмокнул, и со словами: — Неплохо остужает. Будешь? —он дразняще покачивал бутылку перед собой.        Плохо соображая, я протянула руку, и как в любовном кинофильме наши пальцы соприкоснулись, взгляды встретились. Около минуты мы стояли как два идиота держась за бутылку и пялились друг на друга. Что Кэл прочитал на моем лице я не знаю, но думаю, ему не пришлось особо напрягаться, чтобы понять насколько сильным было мое желание залезть к нему в штаны. Впрочем, и он сам вряд ли отдавал себе отчет, что смотрит на меня бешеным, полным вожделения взглядом. Но Лайтман оставался Лайтманом в любой, даже самой критической ситуации. На время ему удалось совладать с собой. Он хищно сощурил глаза и понимающе ухмыльнулся, делая шаг в мою сторону.        Бутылка выскользнула из наших пальцев, задев край столешницы, она отскочила в бок и упала нам под ноги, обрызгав разлившейся водой. Но нам было плевать на лужу воды растекающуюся под нашими ногами, а вот звук падения сыграл роль стартового пистолета.       Лайтман схватил меня за руку, до боли стискивая запястье, подался вперед и, обжигая дыханием мое лицо, прошипел:       — Ты пожалеешь позже, Фостер.       — Никогда.       Дальнейшее я запомнила весьма смутно. Ох, нет! Отдельные моменты остались в моем сознании словно яркие вспышки.       Губы Кэла, впившиеся в мои. Твердые, горячие… Целовался он потрясающе.       Страх, что всё быстро закончится и Кэл вспомнит что я это я, а не его очередная «женщина-рулетка». Но Кэл целовал меня все крепче, яростнее, требовательнее, правда пока еще не пускал в дело язык. Не сложно было догадаться, что он оценивает мою реакцию, пытаясь понять, не ошибся ли он, переступив черту. Не передумаю ли я. Напрасно. Слишком долго я ждала этого момента. Слишком сильно хотела заняться с ним любовью. Я провела ладонями по его груди, по выступающим ключицам, потом обняла за шею и запустила пальцы в волосы, беззвучно говоря: «Все хорошо, я этого хочу, пожалуйста, не останавливайся». Кэл скользнул языком по моим губам, внезапно отстранился и посмотрел на меня долгим взглядом, поглаживая пальцами мне по шее сзади. По моей коже уже не бежали, а мчались с бешеной скоростью мурашки удовольствия.       — Не вздумай, Кэл Лайтман!       А он и не собирался отступать. Скорее уже просто не мог.       Запутавшись в спущенной юбке я чуть не рухнула на пол и не увлекла за собой Кэла. Он прижал меня к стене, терзая мои губы грубым и властным поцелуем.       Его руки. Они были везде одновременно. Ласкали мою грудь, гладили по спине, обнимали, раздевали…       Ещё никогда одежда не казалась такой лишней. Добраться до спальни у нас не хватило сил и терпения. Я помню, как Кэл целовал меня, оставляя пылающие отметины на коже.       Слишком долго мы ждали, слишком долго подавляли свои желания. Агрессия и напор стали нашим девизом в тот вечер. Мне совершенно не хотелось нежности и медленного соблазнения, мне хотелось … безумства, ярости и даже грубости. И Кэл это понимал. Я помню, как легко он поднял меня и завалил на диван, как заскрипели под нашими телами пружины и разъехались подушки. Не прерывая поцелуев, Кэл положил ладонь мне на низ живота и через секунду его пальцы оказались между моих ног. Перестраховщик, он всё еще сомневался, проверяя насколько я готова. Я развела бедра шире, и его глухой, но довольный стон возбудил меня еще сильнее. Теряя последние капли самообладания, я уже дрожала в его руках, цепляясь за плечи, опасаясь кончить в следующую минуту, мне хотелось большего. Хотелось чувствовать его в себе.       Я помню, как он навис надо мной и вошёл одним тягучим и одновременно резким толчком, обжигая меня изнутри. Как быстро нашёл идеальный угол и, услышав одобрительный стон, слетевший с моих губ, застыл, выравнивая дыхание. Помню его самодовольную ухмылку и как исказилось его лицо, когда он сделал второй толчок. И третий. И ещё… И продолжал этот безумный танец страсти в правильном ритме до тех пор, пока я не впилась ногтями ему в плечи, содрогаясь от оргазма. Помню, как Кэл пробормотал что-то несвязное, по его телу прокатила судорога, и он в бессилии уронил голову мне на грудь.       Я помню это.       Как потом мы лежали на одеяле, брошенном на пол у открытой балконной двери, обнявшись и лаская друг друга снова и снова. Но в этот раз чувственно и медленно. Очень медленно.        Жара в Вашингтоне в том апреле стояла безумная и в застывшем, словно раскаленный кисель, воздухе плавали белоснежные лепестки отцветающих вишен. Нежные и невесомые они залетали в комнату и опускались на наши влажные тела и прилипали к лицам и губам. Кэл собирал их поцелуями, а потом так забавно отплевывался заставляя меня смеяться до слез.       Усталые, но довольные, мы уснули под шум обрушившегося на город ливня.        Романтика и банальность. Ты и я.