Муравейник

Хмурый Охра выдал Славе мелкие черные устройства. — Жучки? — уточнил Слава, повертев их в руках. Охра кивнул. — И что я должен с ними делать? — Ты, что, дурак? Цепани их куда-нибудь незаметно, когда будешь с Гуру базарить. Мои люди будут прослушивать круглосуточно. Слава кивнул, хотя понятия не имел, как это все провернет. Он, конечно, видел во всяких фильмах, как герои незаметно размещают устройство прослушки, например, на минуту оставшись в одиночестве, но как это делать в реальности… Ладно, решил он, на месте все решаться будет. Рудбоя пока посвящать не стали. Слава настаивал на его участии, но Мирон здраво рассудил, что сперва нужны неопровержимые доказательства того, что у Гуру рыльце не то, что в пушку — в щетине. Иначе он, Рудбой, может всю операцию сорвать своим вмешательством не на той стороне. Сперва факты. Слава согласился, и, скрепя сердце, Рудбою соврал: так, мол, и так. Хочу еще разок к твоему мессии наведаться. Пару вопросов задать. Для новой, уже более осмысленной статьи. Рудбой согласился. Радости его не было предела. Отправились на следующий день. Довольный Рудбой и Слава, напичканный техникой по самые уши. Когда уже почти на месте были, Слава подумал: только бы никому не пришло в голову на входе обыскивать, прежде чем допустить поближе к Гуру. В прошлый раз этого не произошло, но мало ли. Становишься параноиком, когда есть, что прятать. К паранойе приплюсовывалось чувство вины, бессовестным себя чувствовал Слава из-за того, что Рудбоя приходилось обманывать. Он даже в курсе настоящих отношений Мирона со Славой не был, и искренне считал, что все зло в Горгороде творится именно по его допущению. Ничего, думал Слава, добудем компромат на Гуру и откроем Ваньке глаза на чертову секту. Не факт, правда, что компромат что-то даст. Увы, но сектанта не так просто разуверить. “Штаб-квартира” Гуру ничуть не изменилась с последнего визита Славы. Все та же не слишком освещенная пещера. Все те же люди с блаженными улыбками на лице. Сегодня, правда, их было куда меньше, чем в прошлый раз. Слава знал: сегодня общего сбора нет, сегодня удастся поговорить с Гуру с глазу на глаз. Гуру тоже остался таким, каким Слава его увидел впервые: бритая голова, круглые очки на носу, делавшие его похожим на доброго дядюшку, ироничный, внимательный взгляд светлых глаз. — Здравствуй, Вячеслав, — сказал Гуру и протянул Славе забитую чуть не до кончиков пальцев руку. — Здравствуй, — ответил Слава и сел, когда Гуру жестом предложил ему это. Ванька куда-то ретировался, видно, изначально обговорили, что встреча действительно пройдет тет-а-тет. — Итак, — заговорил Гуру после короткого молчания. — Статью ты удалил. — Мне угрожали. Мне, моей семье, моему другу и его семье — всем. Я испугался, что связь с тобой, моя статья, всё это выйдет им боком. — Что же изменилось теперь? Действительно. Причина веская, чтобы больше никогда не заигрывать с радикалами. Хотя, какие из этих блаженных радикалы… — Сейчас... — Слава отвел глаза, подбирая слова, думая, что бы соврать. Под взглядом Гуру ему стало неуютно. — Сейчас я думаю, что если кричать достаточно громко, если привлечь побольше внимания… Мэр не тронет. Меня. Я писатель, Гуру, достаточно популярный, вхож теперь ко многим… непростым людям. — Например к фон Глену, — Гуру мягко улыбнулся, а Славу внутренне передернуло. Следил он за ним, что ли. — Да. Именно. Не так уж просто меня заткнуть, подпортить репутацию и мэру я могу. Тем более, теперь я буду умнее и стану писать статьи… Мне тут нужен совет, я таким никогда не занимался прежде, а та статья — это был порыв. Уж не знаю, кто меня дернул, я как будто не в себе был. Слава посмотрел Гуру в глаза, не удержался от колкости. Тот усмехнулся. — Да. Когда твои слова имеют вес, следует хорошенько обдумывать каждое. Если ты хочешь быть полезным и помочь нам в нашем благом деле, то писать тебе придется именно от своего имени, ведь только так тебя узнают, услышат и станут читать многие, многие люди. А ведь наша цель именно в этом. Ты, Вячеслав, станешь рупором движения против беспредела, творимого нашим горячо любимым мэром. Если, конечно, ты к этому готов и готов к рискам. Мы тебя не принуждаем и поймем твой отказ. Ты еще можешь передумать и жить, как жил, своей спокойной новой жизнью, если, конечно, сможешь игнорировать погибающие трущобы. Ты ведь родом оттуда, не так ли? — Да. Я не хочу их игнорировать, я хочу им помочь, вытащить из… омута этого проклятого, из нищеты и наркоты. Хочу. Я с вами. Я не боюсь. — Хорошо, — Гуру снова улыбнулся. На этот раз куда более дружелюбно, почти по-настоящему. *** Дни полетели с бешеной скоростью. Слава взялся за дело с рвением, и новой статьей знатно повесилил Мирона. — Я зло во плоти, — радостно сообщил он, позвонив Славе. — Как ты там написал? “Оплел город, как головоногий моллюск”? Меня, для полноты эффекта осталось облучить чем-нибудь, чтобы я превратился в супер-злодея и попытался захватить мир! — Ага, — ответил Слава, поймавший вдруг себя на мысли, что страшно по Мирону и его внезапным визитам соскучился. Его эти вваливания посреди ночи или вечером бесили, так же как манера Мирона располагаться с ноутом у Славы дома, чтобы, дескать, в спокойной обстановке поработать. И вот теперь Мирон Янович у него дома появляться перестал, а Славе этого почему-то не хватало. — Так и вижу тебя с щупальцами, отлично бы смотрелся. Мирону теперь, с начала всей этой операции, дорога к Славину дому оказалась заказана. Из связи остался один телефон, да комменты под статьями, и вот там Мирон отрывался. Создал себе пару аккаунтов от лица хейтеров и поливал мэра Федорова грязью так, что Слава восхищался и чуть не записывал. Пару раз за особенно огненные высказывания Слава “лысую карлицу” и “Гремлина” банил на сутки, чтоб Мирон малость пыл охладил. Мирон ему в личку возмущенные сообщения кидал, мол, за что, свобода слова и все такое. Слава в ответ ехидно спрашивал, где тот в Горгороде свободу слова видел вообще? Не было ее, а парня, нарисовавшего карикатуру с мэром, по сей день так и не отпустили. Мирон после этой новости поутих, а потом позвонил и напряженно поинтересовался, не шутит ли Слава, как точно звали карикатуриста и сколько ему дали. Не в курсе даже оказался, поди ж ты, что никакого суда до сих пор не было, чувак в камере предварительного следствия уже долго сидел. Слава в который раз подивился беспомощности мэра. И посочувствовал, конечно, тоже. Гуру Славины статьи сдержанно хвалил, улыбался ему, по плечу приятельски хлопал. Подсказывал, про что еще Слава написать может. Не доверял еще, Слава это отлично видел, и прекрасно понимал, что с полпинка он от Гуру доверия не добьется. Но вот что-что, а слежка точно стала неприятным сюрпризом. Однажды вечером, почти ночью, Славе позвонил не Мирон, а Охра. Хмуро (он вообще когда-нибудь довольным бывал?) и лаконично обрисовал ситуацию, так, мол, и так, пасут тебя денно и нощно. Хорошо хоть не прослушивают телефон, но контакты с мэром надо прекращать немедленно (тут в голосе Охры даже что-то похожее на радость мелькнуло), теперь все решаться будет именно через него. Слава не обрадовался таким новостям, но согласился. Надо для дела — значит, надо. Через пару недель на пороге Славы появился смутно знакомый молодой парень. Он молча показал Славе сообщение от Охры с адресом и представился Степой. Степа, как выяснилось далее, жил до недавнего времени в трущобах. Слава порылся в памяти и, наконец, вспомнил, почему его лицо показалось таким знакомым. Степа чуть ли не с детства на пару со своим другом держали собак для боев, жили недалеко от улицы, где стоял бывший Славин дом. Теперь же его прислал Охра, решивший, что втираться к Гуру в доверие необходимо активнее и надо бы пополнить паству еще одним своим человеком. Славе очень интересно было, где это Охра со Степой познакомился, и почему Степа согласился помогать, но спрашивать он ничего не стал. Охре тоже вопросы задать не удалось — в последнее время он был смурнее и злее, чем когда-либо прежде. Он яростно раздавал приказы и на любое лишнее слово огрызался. — Точь-в-точь наши собачки, — однажды с усмешкой сказал Степа. Слава с ним не согласился. Собаку-то усмирить можно в отличии от Охры. И собаки ему нравились. * * * На жучки, что он дал Карелину, Охра особо не рассчитывал. Прослушка велась, записи анализировали, но Охра, в отличие от Мирона, настроен был пессимистично. Сомневался, что Гуру ведет важные разговоры в месте, где постоянно бывают посторонние люди. Пусть и принадлежащие к секте. Так что Охра, не сообщая об этом ни Славе, ни Мирону, приставил к Карелину своих, и был чрезвычайно доволен, когда узнал о том, что за тем уже следят. Еще пара человек со всеми предосторожностями стала следить за теми, кто ходил за Карелиным. Охре было крайне интересно, кто организовал эту слежку, но пока не было данных о заказчике - или заказчиках - Мирону ничего говорить не стал. Слежку вели и за Ванькой тоже. Точнее, Охра не стал убирать жучки, которые и без того давным-давно стояли у того в доме, как у остальных братьев. Исключительно в целях безопасности. Жалко вот, Ванька дома ночевал всё реже. Видимо, почти всё свое время торчал у Фаллена. При одном воспоминании об их встрече Охра кривился. Еще до дурацкой идеи Мирона с “засланным казачком” Охра информацию про карелинского редактора поискал. Очень хотелось что-нибудь эдакое найти, чтоб Ваньку ткнуть в это носом, показать, что он, Охра, прав был. Что верить можно только братьям и больше никому, только вот ничего интересного, никакого компромата нарыть не получилось. И от этого Охра злился еще больше. Правда, в один — далеко не прекрасный момент — мысли про Ромку, Фаллена и Ваньку у него как вымело. Запись разговора Мирона с Карелиным Охра практически случайно прослушал — брат этому писаке позвонил сам, по защищенной линии, к которой только у Охры и был доступ. Он, как и раньше, думал что быстро прослушает разговор, перематывая то и дело вперед… Но так вышло, что Охра прослушал разговор с середины и до конца. Потом еще раз. И еще. А потом какое то время метался по комнате пытаясь хоть как-то справиться с нахлынувшими эмоциями. И с желанием хорошенько так начистить ебальник Мирону, за то, что он столько лет молчал. Вот этому вот уебку, никчемному писаке, смог открыться, а родному брату ни слова не сказал! Так что прописать Мирону надо будет, для профилактики. Но только после того, как они найдут настоящих убийц родителей. В то, что это мог сделать Мирон, Охра ни на секунду не поверил. Не имел брат привычки решать дела силой, до последнего пытался договориться. Не он убил, не он. Охра бы руку дал на отсечение. С желанием рвануть у Гуру и начать трясти его как грушу тоже пришлось побороться. Умом Охра понимал, что рано, что таким только может все испортить. Собрать ярость в кулак удалось только нечеловеческим усилием. Охра терпеливо ждал, когда появится хотя бы одна ниточка, за которую можно будет потянуть. И эта ниточка вскоре появилась — почти случайно. Спасибо памяти Охры — если бы он не вспомнил, просматривая смазанные фотографии людей, следивших за Карелиным, где именно он видел одного из них, начать распутывать клубок у них бы не вышло. *** Однажды, еще до их шпионских игрищ, когда, как повелось, Слава с Мироном сидели на кухне, Мирон сказал: — Знаешь, когда я был маленьким, то верил в чудеса. Грезил перед сном, будто мой велик Буцефал, а я - Ланселот. Я вырос, стал мэром, мерзким, чудищем — хоть детей пугай. Говорят, что я оплел край, как головоногий моллюск, не ты ведь это выдумал, я и раньше такую формулировку слыхал. Моя жизнь явно свернула не туда. Не этого я хотел. — А чего? — спросил Слава, искренне сочувствуя. — Ну... Если бы я мог выбирать, то стал бы рокером. Они оба от души посмеялись над этим. Теперь, когда общаться не было возможности, Слава вспоминал этот и другие разговоры с Мироном и, откровенно говоря, очень по ним скучал. Вот уж не думал он еще пару месяцев назад, что мэр, ранее ненавидимый, станет ему другом. А вот, поди ж ты. Фаллен ко всему происходящему (Слава, конечно, его посвятил) относился с молчаливым неодобрением. Очень он боялся за Славу и его будущее. Но мешать не мешал, и не отговаривал даже. Попросил только быть осторожнее и с двойным рвением взялся опекать Рудбоя, как можно чаще удерживая его от походов к Гуру. Ну и, соответственно, у Славы проводил меньше времени. В итоге Слава остался, на какое-то время, в изоляции, почти в одиночестве. Даже зная, что это временно, что скоро этот период закончится, переносить его было тяжко. А ведь Мирон так жил долгие годы, как-то ударило Славу мыслью. Без возможности говорить хотя бы с одним человеком честно и искренне. Почти что ад. Ровно в семь утра Славу разбудил настойчивый стук в дверь. Слава, сонный и заторможенный, побрел открывать, уже догадываясь, кого к нему принесло — Охра стабильно игнорировал звонок и колотил в дверь кулаком. Что за манера, Слава не понимал. Он даже подумывал указатель на листке нарисовать и на уровне глаз повесить, но все руки не доходили. — Выяснил, кто за тобой следит, — сообщил Охра, когда Слава впустил его и запер дверь. Ни поздоровался, и разуваться не стал. Отодвинул Славу и прошел на кухню, где — еще одна схожая с братом черта — закурил. Дымили оба близнеца как паровозы, Слава потом помещение с трудом проветривал. — И кто? — Слава с удовольствием зевнул и включил чайник, сел за стол и закрыл глаза. Спать хотелось невыносимо. — Не спи, — потребовал Охра. — Я не сплю. И внимательно тебя слушаю. Кто там в шпионов играется? — Сергей Трущев и Антон Белогай. Знаешь их? — Увы. — Ну ты и тупица. Они члены городского совета, с которым ты — на пару с моим братом! — надумал бороться! — Это его была идея! — Мне плевать, чья она. Будь добр начать шевелить мозгами, если хочешь, чтобы у нас был хоть какой-то, мизерный шанс их обыграть. Так вот. Белогай и Трущев — члены городского совета, плюс, по совместительству, президент и вице-президент местной фармацевтической компании. Все аптеки города принадлежат им. — И нахрен я им сдался, стесняюсь спросить? — А вот это, Слава, мы выясняем. Работаем, как можем, будь добр, воспользуйся таким прекрасным изобретением человечества, как интернет, и изучи совет. Тебе надо их всех знать в лицо. На всякий случай. Какие-то новости есть? — Нет. Гуру мне все так же не особо доверяет. Ты Ваньку прослушиваешь? Охра глянул на Славу, как на идиота. — Окей, понял, прослушиваешь. Может, Гуру ему говорит больше, чем мне? — Нет. Кормит всяким бредом, как и большую часть своей паствы. Ну и так, по мелочи, ничего важного и интересного. На этом и разошлись. Охра ушел по своим делам, а Слава, тяжко повздыхав, отправился, как и было велено, изучать совет, мимолетно подумав, что рассказ Мирона был бы куда интереснее статей в интернете.