Муравейник

Охра сидел в баре. Задетый за живое, он кипел от обиды и злости. Как у Мирона язык повернулся?! Они всегда были вместе, друг за друга, Охра всего себя отдавал семье, заботился, оберегал и… Теперь не только Ванька, Мирон тоже отвернулся от него. Раз так, думал Охра, опрокидывая в себя стакан за стаканом, значит, хватит с тебя моей преданности. Якшайся с вшивым писакой сколько влезет. Только без меня. Посмотрим, куда это заведет. Охра понятия не имел, что за блажь то и дело находила на Мирона. Охра всегда старался быть на него похожим, подражал, учился, в рот глядел, но чем старше становился, тем меньше понимал некоторые Мироновы порывы. Тот зачем-то вступал в контры с советом, грызся с ними, почем зря. В городе царил порядок. Никаких тебе народных восстаний, все спокойно, люди довольные ходят — красота. Трущобных крыс, слава богу, в город не пускают. Охра бы, будь его воля, вообще бы стеной от них оградился, пусть сидят себе в резервации своей и носа не высовывают, а то попадаются еще наглецы. Охра было попытался найти поддержку в Ромке, но Ромка тоже как с ума сошел. После побега в трущобы только и разговора у него было о том, как плохо там живут. Он теперь горел идеей поднять трущобы, помочь им и все такое. Зачем? В трущобах живут отбросы общества, и там, у подножия, им самое место, разве нет? Что это получится, если вытащить их сейчас? А Ромка слушать Охру не хотел и все болтал о каком-то Степе. Чокнулись братья не иначе. Каждый себе дружка из трущоб завел. Эти мысли привели Охру к Фаллену, и настроение стало еще хуже. Охра привык — люди бегут к нему по щелчку пальцев и всегда, всегда предпочитают его, а не Ваньку. Сколько пустоголовых девчонок Охра у него увел — не сосчитать. Не из вредности, конечно, хотел как лучше, показывал, что девки эти — пустышки и Ваньки просто не стоят, а тот не понимал этого и вечно дулся. С Фалленом, думал Охра, все будет точно так же. Но тот почему-то про защиту и связи слушать не стал, наговорил гадостей и свалил. Охра в таком шоке находился, что даже не остановил его. Фаллен оказался первым человеком, который Охре отказал, и это дико бесило. Кем он себя возомнил, и что вообще нашел в Ваньке? Непонятно. Охра опрокинул очередную порцию виски и на секунду закрыл глаза. В голове шумело и злость понемногу уходила, уступая место усталости. Теперь хотелось рухнуть в постель и забыться сном, но доберись еще до нее, до постели-то. Охра кинул деньги на стойку, жестом показал — не надо сдачи, попытался встать и понял, что не может. Ноги не слушались. Охра вцепился в стойку, как в родную. Так. Надо еще разок попробовать, аккуратненько, чтобы не свалиться тут ненароком. Биться лицом об пол страсть как не хотелось. Охра снова попытался встать, покачнулся и наверняка бы упал, не поймай кто-то его за плечи. — Осторожно! Охра повернул голову и уставился мутным взглядом на… как его там? Замудренное прозвище, как назло, все ускользало из памяти, но Охра помнил — они с братом тезки. Да, точно. — Ваня? — Ваня. А ты — Женя. И ты в неваляшку. В честь чего нажрался-то? Охра хотел ответить, что не его это дело, но язык плохо слушался и вышло что-то нечленораздельное. Ваня, тем временем, закинул его руку себе на плечо и потащил прочь из бара. Сопротивляться сил не было, еле-еле получалось ноги переставлять. Охра вяло думал, что если Ваня, который наверняка претензии имеет, сейчас бросит его в какой-нибудь канаве или вовсе грохнуть решит — и помешать-то некому будет. Дожили. Максимально тупая будет смерть. Но Ваня, выглядящий вполне дружелюбно, просто усадил его на переднее сиденье машины, пристегнул ремнем безопасности, а сам сел за руль. — Так, затошнит — скажи. Иначе мыть все потом заставлю. Понял? — Ага, — выдавил Охра и понял, что отключается. Ваня ещё что-то говорил, вроде, адрес спрашивал. Но у Охры сил не было отвечать. *** Проснулся Охра не в своей постели. Это сразу стало понятно по матрасу — чужому, неудобному. Голова трещала — перебрал он вчера, это точно. Давненько так не надирался, дай бог памяти, со студенческих вечеринок. Сесть удалось не с первой попытки. Так, и к кому его занесло? — Проспался? Живой? В дверях комнаты появился Фаллен (Охра только сейчас вспомнил его прозвище, которое подло ускользало из памяти вчера). — Живой. Тебе что за дело? — Вот и делай после этого добро! — Фаллен возмущенно фыркнул. — Я тебя, между прочим, в почти бессознательном состоянии домой приволок, а ты, на минутку, ни хера не пушинка. Тяжелый, как пиздец, еще и прилечь на лестничной клетке все пытался. Хоть бы спасибо сказал! — Спасибо. Фаллен, собравшийся еще что-то сказать, аж поперхнулся. Не ожидал. — Пожалуйста, — буркнул он. — Зачем заботиться обо мне? Мы с тобой, вроде, не поладили. — Это да. Но ты Ванькин брат, а родня — это святое, не мог тебя бросить. Ты никакой был. Мало ли, что приключилось бы. Чаю хочешь? — Хочу. Чай пили молча. Фаллен жевал бутерброды, Охре, с похмелья, кусок в горло не лез. Зато курить хотелось страшно. Пачка нашлась в кармане. Охра показал ее Фаллену — можно? Тот кивнул и открыл окно. — Ванька тоже все время дымит. Хоть что-то у вас общее. Так ты чего вчера надрался-то? — С братом ссора вышла. — С Ванькой? — Нет. Со старшим. Немного повздорили. — Ты всегда после этого пьешь? Это реально повод? — Мы с ним ссоримся раз в пятилетку. Так что да. Фаллен подтолкнул к нему пепельницу. — Мы с моим братишкой тоже, бывает, цапаемся. И тоже редко. Это часть семейных отношений, без ссор не получается, разные же люди кровью объединены. Это не страшно. Не повод пить столько, что потом на ногах не стоишь. Вот как бы ты вчера домой добирался? — Как-нибудь. — Как-нибудь! Я ведь вижу — ты не последний человек в городе. А если бы увидел кто? Как же репутация? Фаллен отчитывал его, как маленького. Как несмышленого, не понимающего ничего. Охра хотел было разозлиться, да не вышло. Прав был Фаллен. Не стоило волю себе давать. Охра хотел сказать — спасибо. Искренне. Но вырвалось совсем другое: — Почему Ванька? Вопрос Фаллена застал врасплох. — Что? — Почему Ванька? Что ты в нем нашел, а? — Ну… — Фаллен задумался. Потом взял пачку Охры и тоже закурил. — Ну, он хороший парень. Поладили с ним. Вот и все. А что, надо было тебя предпочесть? Так ты козлина редкостная. Так просто сказал, не оскорбил даже, факт констатировал. Охре обидно стало. Не козлина он никакая, все это ложь и наветы. *** — Ну что, поговорил с братом? Мирон молча открыл бутылку пива. Повертел ее в руках и нехотя ответил: — Поговорил. — И? — Слава сел напротив. Почему-то они с Мироном вечно болтали на кухне. — И ничего. Он обиделся на меня. Разозлился. Не понял ничего, что я пытался донести. Надо было мне быть с ним аккуратнее, не так вот… в лоб. — Чай не кисейная барышня твой Женя, переживет как-нибудь. Тоже мне, оскорбленная невинность. — Ты не понимаешь, Слав. Он не такой плохой. Просто сложный. Хочет сделать, как лучше. Он не со зла же. — Благими намерениями знаешь, куда дорожка вымощена? Ладно, ты ведь не Охру обсуждать пришел. — Нет. Скоро очередное собрание совета. И я все думаю, думаю о том, что мы с тобой обсуждали. — И что надумал? — Да не знаю я. Надо… Ведь наверняка есть кто-то главный, кто-то, кто регулирует оборот гора. Он мне и нужен. Вывести его на чистую воду, чтобы… — Чтобы что? Мирон, за этим наверняка стоит куча народа. И совет ваш весь, полным составом. Годами эта наркоимперия строилась, думаешь, так легко ее разрушить? — Нелегко, но нужно! Надо хотя бы начать. С Гуру! — Хочешь тряхнуть его? — Да. Я тут все думал, про то, что тогда случилось, и у меня всё больше к нему вопросов… А выманишь его ты! — Чего?! — Слав, я это ради города. Слава вздохнул. Тяжко. — Только без пафоса давай, Мирон Яныч. — Никакого пафоса, Слава. Я уверен, он имеет отношение к гору. И к тому давнему теракту тоже. — Какому теракту? — Как же, шахты. Взрыв в шахтах. Слава едва не подавился, услышав это. — Это же был взрыв газа! — Нихуя, — возразил Мирон. — У меня было время прикинуть. Отец из бюджета большие деньги выделял на техобслуживание шахт, чтоб там безопасно работать было. А незадолго до… смерти я их разговор с мамой слышал. Он говорил про то, что ему письма приходят про то, что в шахтах никакой безопасности, никакого техобслуживания, что нужно проверку проводить и пересажать тех козлов, что людскими жизнями ради денег рискуют. А потом в шахтах взрыв, такой, что уже не разберешь, как там что было.. Ну и отца потом не стало очень быстро. И если это было так, то тогда Гуру должен знать, кто его попросил в тот вечер меня наркотой накачать. Понимаешь, к чему я веду? Слава мгновенно помрачнел. — И что я должен делать? — Пойти к нему. В доверие втереться. — А с Ванькой что делать? Он же в этой долбаной секте души не чает. — Я с ним поговорю. — О, нет, лучше Фаллен пусть говорит. Они это… Ну, довольно близки. — В каком смысле? — Во всех! — Слава, покраснев и запутавшись, махнул рукой, — Не хочу об этом говорить. Короче, Фаллену все расскажу, ему можно верить, он друг. Мирон глядел подозрительно. Обдумывал. — Ладно, — согласился он наконец. — Пусть Фаллен твой разговаривает, а мы с тобой план обдумаем пока. Гуру не должен ничего заподозрить. — А как я объясню, почему статью удалил? — Я тебе угрожал, шантажировал семьей. — Да, пойдет. А дальше чего делать? Ну вот, доверится он, и что? — Ну…, — Мирон призадумался. — Узнаешь его планы, секреты, расскажешь… Потом решим, что с этим всем делать. Может, удастся выйти на кого-то, кто над ним стоит. — Хорошо. А дальше? — Дальше посмотрим. Будем, как говорится, решать проблемы по мере их поступления — С ума сойти, во что ты меня втягиваешь, Мирон. А я ведь всего лишь писатель. Мирон ему улыбнулся. — Кстати. Тебе, раз уж такое дело, надо аккуратнее ко мне ездить. Чтобы не спалили тебя, Мирон. — А тебе придется писать про меня статьи. О том, какое я зло во плоти. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись.