Рулетка

Доен провожал обоих старших странным взглядом. Причина, по которой они хотели уединиться, была написана на их лицах, но омегу это нисколько не смущало. Наоборот, их поведение казалось таким привычным и правильным, будто они были рождены, чтобы быть вместе. По крайней мере со стороны именно так и казалось. Доен до этого не много хороших и любящих пар видел в своей жизни, перед его глазами был пример лишь его родителей, которые нашли друг друга еще в студенческие годы и жили любовью друг к другу уже более двадцати лет. Папа часто рассказывал, каким романтичным было начало их отношений – свидания, прогулки под луной, совместные путешествия к морю и в горы. Отец ухаживал за папой очень красиво – дарил миленькие подарки и полевые цветы (другие папа не любил), покупал ему неизменные кексы с черникой, водил в планетарий, писал за него доклады на занятия, когда папа слишком уставал после ночной смены в кафе, а потом чуть пылинки с него не сдувал, когда узнал, что они ждут ребенка. Это событие в их жизни стало поистине судьбоносным. Если до этого папа жил свободными отношениями, не желая вступать в брак по каким-то своим внутренним причинам, то после беременности очень сильно изменил свое мировоззрение. Это было как озарение свыше и отец был в очень сильном шоке, когда его возлюбленный одним теплым осенним днем преклонил перед ним колено в парке. Деревья были покрыты красивой осенней листвой, переливались желтым, красным и оранжевым, шуршали на все лады и чуть мерцали от прошедшего недавно дождя. Все было как в какой-то сказке, которую никто не планировал. Папа не подбирал заранее место для предложения, он был слишком взволнован для такого. Они с отцом просто гуляли, а затем мимо них на самокате проскочил какой-то взъерошенный и до жути счастливый мальчишка, и папа просто остановился и резко бухнулся на колено прямо в лужу. Отец был настолько шокирован, что чуть не упал в эту лужу следом, но вовремя удержался за ствол близстоящего дерева. Это выглядело немного странно и нелепо – парень в бежевом укороченном пальто, из-под которого торчит округленное пузо, стоит в луже на одном колене и дрожащими руками шарит по карманам. Он тогда думал, что в спешке забыл кольца дома и теперь сюрприз будет испорчен, но искомое нашлось во внутреннем кармане пальто. И вот отец уже стоит и глупо хлопает глазами, глядя как к нему тянется синяя бархатная коробочка. И все это могло бы показаться каким-то чудесным сном, если бы не робкая фраза: «любимый, ты станешь моим мужем?» И да, Доен каждый раз очень громко смеялся и хватался за живот, когда отец в очередной раз в красках рассказывал эту историю. Отец его, Санхен, был тем еще юмористом и любую историю мог преподнести так, что от смеха в животе колики начинались. А папа Чиун каждый раз покрывался краской до кончиков ушей и говорил всегда что-то типа «так и знал, что ты до старости будешь припоминать мне эту лужу». И Доен смеялся еще громче, потому что отец неизменно лез к своему омеге благодарно целоваться, а тот упирался как мог и краснел еще больше. Но наверняка, наедине потом позволял своему альфе немного нежности. На самом деле Доен часто ловил родителей за какими-то милыми вещичками – часто старшие сидели на диване, закутавшись в один плед, или заказывали в кафе по привычке один коктейль на двоих с двумя трубочками. Вещи в их шкафу не были разделены на «твое и мое» и папа часто таскал вещи своего супруга и позволял ему в ответ делать то же самое. Иногда Доен по утрам даже слышал, как они двое препирались, когда их взгляд падал на одну и ту же рубашку. И они бы спорили друг с другом до второго пришествия, но Доен всегда, как третейский судья, шел мирить их со словами «вам по сорок лет, почему вы ведете себя как дети?» Он устраивал родителям какой-нибудь мини конкурс или состязание на больших пальцах, а потом победитель забирал понравившуюся вещь. И Доен подмечал, что отец иногда поддавался супругу, а потом улыбался уголками губ, когда тот счастливо натягивал на себя рубашку. Даже помогал ему застегнуть пуговички и манжеты. Отношения родителей Доен считал примером очень удачным, хотя они двое и не были истинными. Но для них это не имело значения, потому что они любили друг друга просто потому что хотели этого. Они создали крепкую семью, вырастили хорошего, а главное любимого сына, отдали ему все, что могли, но при этом остались верны друг другу до нынешних дней. И Доен бы соврал самому себе, если бы сказал, что никогда не хотел бы, чтобы и у него было так же, как у родителей. Он хотел, очень. Он часто представлял себе свою вторую половинку, размышлял о том, как они встретятся, как полюбят друг друга, как будут притираться медленно и постепенно. Их чувства распустятся так же правильно и красиво, как цветы весной. Но в итоге все вышло совсем не так. Цветы в душе Доена не распустились. К своему двадцати одному году омега спрятал все бутоны так глубоко в сердце, что сам позабыл об их существовании. И не было никакого подготовительного периода, в который он бы успел достать нераскрывшиеся цветы, посадить их в хорошую почву, полить достаточным количеством воды и трепетно вырастить. Вместо этого его просто швырнуло вниз с обрыва в омут под названием «Чон Джехен». И Доен был бы бесконечно благодарен этому, но сейчас он просто крутился в непонятном водовороте собственных чувств, иногда успевая высунуть голову на поверхность, чтобы втянуть в легкие крошечный глоточек воздуха. А затем снова погружался в пучину. Но самое странное, что он был даже не против этого. Он так привык за свою жизнь плутать в одиночестве, что сейчас с готовностью отдавал все свое тело этой неизведанной пучине, позволяя засасывать себя все глубже. Это было сродни сумасшествию, когда психически нестабильный пациент грустит, но вместо того, чтобы сделать с этим что-то, начинает слушать грустную музыку и вместе с этим погружаться в свое отчаяние еще больше. Только вот то, что чувствовал Доен не было отчаянием, скорее это было ужасной потребностью. Как будто он с мизерной дозы так подсел на что-то, что теперь даже не представлял как избавиться от этого. Этой мизерной дозой был поцелуй Джехена тогда в университете. Доен не сказал бы, что влюбился в альфу как только нога его ступила в его дом. Да, Джехен ему понравился и Доен был рад, что ему попался такой отличный внешне альфа, но тогда их все еще отделяла друг от друга стена робости и неуверенности самого Доена в собственном будущем. А после поцелуя, после того поступка Джехена омега просто сломался. Ржавый, засохший механизм у него внутри рассыпался совсем и осел бурой пылью на легких. Доен думал, что это катастрофа, но все оказалось еще хуже. С тех самых пор Чон Джехен умело просачивался в каждую клеточку его тела. Он мастерски сумел заставить тело Доена натужно скрипнуть и уйти на новый круг развития, смог пробудить в нем всю эту непонятную пучину чувств, подарил ему новые чувства и ощущение хаоса, собственными руками столкнул его с обрыва в бесконечное бушующее море, но что самое интересное…Джехен и сам потом прыгнул за Доеном следом. Омега видел, как рядом с его телом барахталось еще одно такое же потерянное и ошарашенное, пытавшееся схватить его за руки, защитить, уберечь, но сам Доен просто хлопал глазами и смотрел удивленно на чужие конечности, тянущиеся к нему. Как будто бы он не знал, что нужно что-то сделать в ответ. Но барахтающееся в хаосе тело Джехена, казалось, совсем не пугалось отсутствия ответной реакции, наоборот, оно двигалось в разы сильнее, как будто компенсируя движение за обоих. И Доену пришла в голову мысль, что теперь пришло время сделать хоть что-то, чтобы Джехен не выглядел таким уж отчаявшимся в своей любви. Омега не был готов, конечно, как ушедшие в раздевалку Тэен с Тэилем, к такому открытому проявлению чувств. Просто после того, как за старшими захлопнулась дверь, Доен ощутил ужасную потребность совершить что-то, чем сможет хоть чуточку порадовать своего напарника по хаосу. Тот самый напарник, Чон Джехен сидел рядом и усиленно набивал рот едой. Доен смотрел на него внимательно, будто пытался просверлить дыру в его черепушке. Такое пристальное внимание не укрылось от Джехена, хоть он и пытался его игнорировать (потому что пока Доен молчит и смотрит вот так вот, где-то во вселенной взрываются и умирают звезды, рушатся галактики, а в Чон Джехене паникуют нервные клетки, как будто он уже успел где-то накосячить, но вот только не знал, где). Но долго игнорировать альфа не хотел, да и не умел, поэтому в конце концов он проглотил пережеванный кусок мяса и повернулся к своему омеге. - Что-то случилось? - Нет, почему должно было что-то случиться? – Доен вопросительно выгнул свои брови и уставился на Джехена еще более пристально. - Просто ты смотришь так внимательно… - Я считаю, сколько раз ты жуешь еду, прежде чем проглотить, - Доен взболтнул первое, что пришло в голову. - А, - и Джехен уже почти удовлетворился таким ответом, как вдруг…- подожди, что? - Для хорошего пищеварения нужно пережевывать еду 30-40 раз. - А. И как мои успехи? Я справляюсь? – Джехен не всегда втягивался в доеновские игры разума сходу, но в итоге все-таки ловил нить его логики за хвост и вступал в игру тоже. - Не очень. Ты даже и двадцати раз не жуешь, Джехенни, - Доен пожал плечами и потянулся за салатным листом, в который горкой сложил кусочек мяса, чесночную дольку, еще какую-то травку со стола, а потом скрутил все это дело в мешочек и завис на несколько секунд. - А ты что, переживаешь за меня? – Джехен решил все-таки аккуратно прощупать почву и узнать причину всего этого разговора. - Конечно, мы ведь связаны с тобой уже, - Доен заметил эти не прикрытые ничем попытки разведки, но остался абсолютно невозмутимым. - Связаны? Когда мы успели, что я делал в это время? Спал? – ахнул Джехен и раскрыл рот от удивления, чем и воспользовался Доен, тут же сунув ему в рот скрученный мешочек из еды. - Хочешь сказать, что это не так? – притворно удивился омега, - я что, могу уйти прямо сейчас? Джехен тут же нахмурил свои брови и уже приготовился проглотить еду, чтобы ответить на этот вопиюще кошмарный вопрос, но… - Тридцать - сорок раз, Джехенни, не забывай. Джехен захихикал с набитым ртом, так что ямочки на щеках появились, а потом уложил руки на влажную рыжую голову и прижал Доена к себе. Наивный чукотский мальчик. Как будто бы Джехен позволит ему уйти хоть куда-то. Да скорее солнце вокруг земли начнет вращаться, чем Джехен позволит Доену хоть подумать о побеге. - Вы двое такие милые, серьезно, - Тэн наблюдал за ними уже какое-то время, подперев подбородок рукой и мечтательно вазюкая палочками по тарелке. Джехен хотел по привычке ответить на слова своего недруга чем-то язвительным, но, во-первых, он совершал еще только двадцать четвертое движение челюстями, а во-вторых, это был вроде как комплимент. Вау. Наверное, где-то в лесу лось сдох. Доен кое-как отскреб себя от груди своего альфы и уселся ровно, начав снова размышлять о том, как еще он может о Джехене позаботиться. Взгляд его в это время блуждал по столу в случайном порядке и это от Джехена тоже не скрылось. Доен «желающий позаботиться» с точки зрения Чон Джехена выглядел как Доен «ищущий орудие для убийства», поэтому альфа вздрогнул, когда омега резко развернулся к нему со стаканом газировки в руках. Водичка опасно заколыхалась внутри емкости, одним миллиметром едва не выскочив за пределы. Как впрочем и глаза Джехена чуть не выскочили из орбит, когда Доен сунул ему в руку стакан, а потом рукой мягко взъерошил его волосы. После этого омега еще несколько раз кормил своего смущенно пораженного альфу, вытирал салфеткой его губы и пару раз выхватывал из рук сидевшего рядом Читтапона последние кусочки еды и складывал все это в тарелку Джехена. А потом смотрел на него. Нет. Он с м о т р е л. Тэн тоже смотрел, когда последний кусочек жареного баклажана скрылся во рту этого бесстыдника Джехена, но на него никто особо не обращал внимания. Кроме Чону, который заметил недовольство своего ненаглядного, поэтому отсыпал ему из тарелки немного своих гарниров. Тэн был так благодарен за это, что готов был отдать своей плюшке все, что имел, но отдавать уже было нечего, потому что все в нем итак принадлежало этому омеге. Такие проявления заботы (?) Доену были не свойственны. Обычно, в их отношениях инициатором всего на свете был Джехен, а тут омега проявляет какую-то странную потустороннюю активность. С одной стороны было приятно, а с другой… - Доен, точно все в порядке? - А что? Что-то не так? – Доен посмотрел так невинно, что Джехен почти забыл о своих подозрениях. - Почему ты так подозрительно заботлив? Обычно так заботятся о смертниках, провожая их в последний путь. - Просто молчи и принимай с благодарностью все то, что я тебе даю, Чон Джехен. Или ты имеешь ко мне какие-то претензии? - Ну, - Джехен смущенно почесал затылок, - если честно, то у меня уже немного болит челюсть, могу я хотя бы жевать не так часто? - Нет, - холодно отрезал Доен. - Мне вот интересно, кто из вас двоих альфа, - Джено как всегда показывал свою любопытную натуру, не боясь схлопотать за это по шее. - Я посмотрю, кто из вас двоих альфой будет через пару лет, - Джехен в ответ потыкал попеременно палочками в Джено и Джемина. - Ну, ясно кто, - фыркнул Джено и подергал бровями, уставившись на своего омегу недвусмысленным взглядом. - Я все еще могу забронировать билет на Карибы и сбежать туда со смуглым красавчиком, - ровно ответил на это Джемин. - Уже Карибы? В прошлый раз была Ямайка, - поддел его Джено. - Суть не в этом, мой хороший, а в том, что смуглый красавчик остался неизменным, - да с На Джемином трудно было совладать, потому что характер его был закален в сложном периоде жизни под названием «детство». И сложным его для себя Джемин сделал сам, потому что даже самому непросто было принять свой характер. Но, кажется, Джено было абсолютно плевать. Он полюбил Джемина со всеми его синяками, ссадинами и склочным характером, согласился терпеть до конца жизни, а сейчас смотрел таким взглядом, будто в жизни никого красивее не встречал. А Джено и не встречал. И, может быть, любовь слепа, может быть эти отношения одно большое заблуждение, может быть, Джено упал и ударился головой тогда в столовке, когда впервые встретил этого рыжего выскочку и теперь его бестелесное сознание загружено в матрицу и живет только потому что кто-то программирует его жизнь. Может быть. Но это не имело никакого значения, потому что так для Джено было правильно. Вся его жизнь не была сахаром до этого, поэтому плевать, если он проснется и окажется затянутым по плечи в болото. Если вся эта матрица окажется просто сном, если эта очаровательная улыбка Джемина принадлежит не ему, если рука Джемина не сжимает так трепетно его коленку под столом, если не Джемина он поведет в загс через несколько лет, то плевать на все. Пусть все потонет и сгинет в этом болоте. Джено и сам там сгинет с радостью. Джено часто размышлял о подобных вещах, задумывался о будущем, но как бы не присматривался, не мог разглядеть впереди ничего, если не видел рядом Джемина. Он не придумывал в голове имена их будущих детей, не думал о том, что неплохо было бы завести собаку, чтобы гулять с ней в парке по утрам, не мечтал устроиться работать в офис какой-нибудь крупной компании, чтобы стать опорой семьи. У Джено вообще, по жизни с мечтами было туго. Да и встреча с Джемином не подарила ему никакого эфемерного, возвышенного чувства, потому что при первой встрече омега разбил ему нос. Дважды. Джено тогда впервые перевелся в новую школу, потому что в конкурсе выиграл грант на бесплатное обучение в хорошем учебном заведении. Прошлая его школа была так себе, потому что туда ходили все, о ком родители не могли или не хотели заботиться, поэтому когда Джено узнал, что город предоставляет нескольким ученикам выиграть грант на перевод в школу на несколько ступеней элитнее, то чуть до обморочного состояния себя не довел, чуть из кожи собственной не выпрыгнул, чтобы стать одним из счастливчиков. И он стал. Учился он достаточно хорошо, да и у учителей был на хорошем счету, поэтому с поддержкой проблем не возникло. Родители, конечно, повозмущались, но когда узнали, что обучение в новой школе бесплатное, то сразу бросили свои претензии. В конце концов, им было слегка плевать, где учится их сын. И вот, спустя столько усилий и бессонных ночей Джено переступил порог новой школы. Первым делом он, конечно же, посетил столовую, что и стало для него судьбоносным решением, потому что именно тогда, когда Джено решил набить живот бесплатными вкусняшками, в центре столовой в компании двоих мальчишек по полу катался На Джемин. Другие ученики, наученные горьким опытом, опасливо сторонились дерущихся мальчишек, но Джено был новеньким, молодым и неопытным, к тому же с повышенным чувством справедливости, поэтому тут же бросил свой портфель на пол и кинулся разнимать дерущихся. Другие ребята проводили его фразами «чокнутый что ли» и «пусть земля ему пуховик», но Джено не обратил на это внимания, а уже через секунду выдернул за капюшон из месива рук и ног свою судьбу. Судьба эта яростно колотила руками и ногами, шипела и изворачивалась, а потом Джено почувствовал очень болезненный удар в лицо и крик: «Отвали от меня!». Кровь так неожиданно полилась на губы теплыми струйками, что Джено даже не сразу понял, что случилось, а потом он понял еще меньше, потому что его ударили еще раз, теперь уже в челюсть. Джемин оказался очень метким и сильным, к тому же бессовестным, поэтому даже не моргнул глазом на пострадавшего. Он быстро отцепил чужие пальцы от своего капюшона и с новой силой ринулся на своих недавних обидчиков. Драка завязалась по новой. Но Джено тоже был не пальцем делан, да и характер имел, хоть и не склочный, но жесткий когда надо, поэтому он выдернул рыжий ураган из месива снова с целью разобраться, какого собственно х… Но прервал их зычный крик директрисы, которая появилась в столовой и насчитала в помещении четырех хулиганов, которых отвела в свой кабинет. Да, Джено оказался четвертым. Всю дорогу до кабинета он затыкал поврежденный нос выданным ему полотенцем и возмущался по поводу того, что вообще-то он тут жертва, но директрисе было глубоко плевать. Все, кто хоть как-то с Джемином контактировал считались для нее исчадиями ада. А Джемин только посмеивался и оборачивался на Джено иногда, смеряя его такими взглядами, что хотелось самоликвидироваться на месте. С тех самых пор Джено был назван «дружком этого ненормального», что в общем-то давало минусов больше чем плюсов. Потому что никакими дружками они не были, а вот директриса уже считала его отъявленным хулиганом, а ребята называли не иначе как «окровавленное полотеничко». И Джено бесился, особенно сильно он бесился, когда его заставили отбывать наказание вместе с Джемином после столовского столкновения. Джено никогда еще не наказывали, поэтому он грустным взглядом следил за радостным омегой, наблюдая за тем как он профессионально машет шваброй, размазывая грязь по кабинету. Тогда он, кстати, получил в нос второй раз, потому что когда все-таки наклонился, чтобы намочить в ведре тряпку, проходивший мимо Джемин рукояткой швабры прицельно двинул ему по носу. Сам Джемин клялся и божился, что даже не целился, потому что если бы целился, то в глаз или по бубенцам (да, Джемин уже тогда был хорошо осведомлен о том, куда бить больнее всего), но Джено ему не поверил, поэтому вылил на него ведро грязной воды и треснул сверху тряпкой, а потом как гордая лань медленно выплыл за дверь, и уже в коридоре бегом пустился в медицинский кабинет. С тех-то пор все и закрутилось. Джемин стал появляться в поле зрения новенького часто, очень часто. Никто до этого еще не лупил его грязной тряпкой, поэтому омега был заинтересован. Настолько заинтересован, что учителя стали пугаться стопроцентной посещаемости Джемином занятий. (Раньше вместо уроков Джемин пинал мяч на площадке или своих врагов у забора школы). Джено же на него внимания не обращал, хмурился и автоматически прикрывал нос, когда Джемин проходил где-то на периферии. Джемин из-за этого тоже злился, настолько что даже позабыл о своих врагах и сосредоточился только на недотроге альфе. В том, что Джено являлся альфой, Джемин не сомневался, потому что успел прошуршать его личное дело, когда торчал в кабинете директрисы за то, что разрисовал ее машину неприличными органами. Мысль о том, что знакомство через разбитые носы не очень то способствует общению, пришла к Джемину через три месяца после того, как Джено поселился в его школе и в его разуме. Именно поэтому однажды он явился в школу расчесанным и в форме. Обычно вихры его торчали во все стороны, поэтому первой мыслью директора, когда она увидела Джемина была «о, он, наконец, решил выпуститься, слава тапкам», но потом она вспомнила, что он еще слишком мал для этого. Это было самое большое разочарование в ее жизни. А Джемин же в тот день спустил всю свою артиллерию обаяния на Ли Джено. Люди, которые видели его в моменты особенного вдохновения, испуганно на него косились и спрашивали, что это за милая булочка тут сидит и куда делся «тот ненормальный». А больше всех страдал Джено, потому что за несколько месяцев итак успел втрескаться в Джемина по самые булки, но уже смирился с тем, что вместе им не быть, потому что умереть от рук омеги Джено не очень хотел. Но тут этот проказник является и устраивает такое…Джемин сидел среди болельщиков на трибуне в первом ряду и громко вопил, выкрикивая имя Джено. Тот каждый раз вздрагивал и спотыкался, а когда оглядывался – видел Джемина с розовыми помпонами. В конце концов, товарищи по футбольной команде решили, что он устал и отправили его на скамейку запасных. После этого Джемин в столовой отвоевал для альфы последний пудинг. Джено, конечно, его съел, но вкуса не почувствовал, потому что омега все время сидел рядом и смотрел внимательно. На занятиях они тоже сидели вместе, и Джемин даже решал за своего избранника некоторые слишком сложные примеры на алгебре. Под конец дня, когда омега еще и до дома вызвался его проводить, Джено совсем распсиховался и спросил какого рожна Джемину от него надо. А тот лишь с будничным выражением лица ответил: «Хочу с тобой встречаться». «Зашибись» ответил ему Джено и позволил взять себя за руку. На следующий день Джемин снова пришел растрепанный, но какой-то особенно счастливый, а Джено впервые не вздрогнул, когда Джемин подошел к нему сзади и крепко прижался к его спине. С тех самых пор, когда Джено одобрил их отношения, Джемин стал каким-то слишком тихим, как будто за ночь перепрошился и выкинул из своей головы дурь и склонность к агрессии. Он стал таким нежным и ласковым щеночком, но только для Джено, остальных он все еще распугивал своими взлохмаченными вихрами. Но глядя на то, как Джемин жмется к Джено преданно, окружающие почти забывали, что этот рыжий вихрь еще некоторое время назад держал в страхе всю школу. Никто не мог понять, что случилось и только они двое знали, что разбитый нос и грязная тряпка творят чудеса. Джено каждый раз улыбался, вспоминая историю начала их отношений. Джемин же к этому относился скептически и всегда осекал своего альфу, когда тот употреблял эпитеты вроде «рыжая бестия». Он считал, что темное прошлое должно оставаться в темном прошлом. Сейчас Джемин уже в драку ни с кем не лез, потому что все его порывы к насилию принимал на себя Джено. И да, альфа принимал все это добровольно, потому что очень любил свое болото. - Что, опять вспоминаешь, как я тебе нос расквасил? – спросил Джемин, глядя на поплывшего от воспоминаний альфу. Доен, пивший в это время сок, поперхнулся. - Нос? О боже, - он повернулся к Джехену и посмотрел на него с укором, - а ты еще чем-то недоволен. Эти дети били друг друга и теперь сидят счастливые, а ты ворчишь. - Моральное и эмоциональное насилие более тяжкое преступление, котенок. Разбитый нос можно вылечить, а разбитое сердце – нет. - Ах, значит моральное и эмоциональное насилие, ну-ну, я запомню, - Доен отворачивается от Джехена с видом опытного умника и принимается терзать ножом последний кусок мяса на своей тарелке. - Выглядит так, будто ты уже хочешь перестать обо мне заботиться, - Джехен не знал радоваться этому или огорчаться. Точно он знал только то, что злопамятная жопка Доена ему еще припомнит этот прокол. - Заботиться о тебе я не перестану ни-ког-да, - на самом деле не было особой необходимости произносить последние слова с такой интонацией, будто Доен пытался забить последние гвозди в крышку…ну понятно чего. Чон Джехеновой не очень здоровой психики, конечно. Из его уст это самое «никогда» прозвучало как угроза. Скорее всего, в свадебной клятве Доен начертит в бумажке лишь коротенькое: «Ты не избавишься от меня, ни-ког-да», а Джехен только расцветет как предрассветная ромашка от радости, потому что ничего другого он и не ожидает. - Кстати, - вдруг бормочет Джемин и Джено удивленно вытаращивает на него глаза, потому что то, как внезапно начинают блестеть глаза младшего омеги закладывают в его голову определенные опасения, - когда те извращуги вернутся, наше веселье снова начнется. Чону тоже начинает что-то подозревать, поэтому бросает на Джено вопросительный взгляд. Младший в ответ пытается прикинуться ветошью, потому что и сам до конца не понимает природу своих подозрений насчет своего омеги. - Да оно и не заканчивалось, как я смотрю, - после этого Чону посмотрел на Джемина, начиная пилить его взглядом. А тот не замечает напряженного взгляда старшего и выливает в себя из стакана остатки подозрительной жидкости. И Чону уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но его прерывает звук громко ударяющейся об стену пластиковой двери. Все тут же оборачиваются на шум и видят, как из раздевалки выплывает распаренный Тэиль. Его все еще немного потряхивает от пережитого, но он героически прямо вышагивает и держится стойко. Тэен же выглядит совсем огурчиком и плывет весь в улыбке. - О, отряд «желание» вернулся, - хихикает Джемин и Джено пихает его в бок, потому что если Тэиль услышит, то им двоим мало не покажется. - Что мы тут пропустили? – спрашивает Тэен, приземляясь за стол и отодвигая стул для Тэиля, - вы уже все выжрали, что ли троглодиты? - О, оппа, мы как-то не подумали, что вы будете голодными после своего марафона, - если бы эту фразу сказал кто-нибудь кроме Чону, то этот негодяй бы уже прощался со своей никчемной жизнью, но сказал ее все-таки Тэенов любимый братишка, поэтому был слегка потреплен по загривку. - Кушай побольше, Чону-я, тебе тоже нужно хорошо питаться. - А мне бы за такое он бы черепушку проломил, эх, мы живем в мире двойных стандартов, - пространно вздохнул Тэн и пошатнулся на стуле, когда Чону пихнул его в плечо, мол ты чего несешь, окаянный. Тэн посмотрел на своего омегу и впервые в жизни увидел в его глазах угрозу. «Еще слово и детей будешь штопать сам со своей правой». Тэн понятия не имел, что Чону умеет быть таким опасным. Но опасность – это второе имя Тэна (третье, после Читтапона), да и недоговаривать альфа не любил, поэтому выдал все, что копил на душе. - А что? Тут еще и семейное покровительство налицо. Семейная мафиозная группировка. - Я смотрю кто-то тут бессмертным стал, - руки Тэена тут же потянулись за стальными палочками, но Тэн кажется, совсем ничего не боялся. - Я всегда любил мафию. Особенно семейную. Это так романтично и опасно, нервишки щекочет и красок в жизнь добавляет. Всегда хотел стать частью семейной мафиозной группировки. - Звучит как пред…- Джемин не успевает ляпнуть ничего палевного только потому что Джено закрывает ему рот ладонью и возмущенно шепчет ему на ухо: - Да что с тобой не так, На Джемин? И Тэиль уже тоже заинтересовался данным вопросом и даже захотел озвучить его вслух, как вдруг в воцарившейся, внезапно, тишине, прозвучало: - Чону, ты позволишь мне стать частью вашей семейной мафиозной группировки? – Тэн вдруг вытягивает руку и подносит ладонь прямо к лицу Чону, отчего у омеги глаза в кучку съезжаются, фокусируясь на двух тоненьких колечках, красовавшихся на кончиках пальцев Тэна. У Тэна всегда вот так все неожиданно, вся его новая жизнь строилась из спонтанных и сиюминутных желаний и действий. Он уже давно перестал что-либо планировать для себя, предпочитая жить здесь и сейчас. Любить сейчас, потому что хочется, озорничать сейчас, потому что нравится, делать свое до конца своим, потому что так правильно. Колечки он носил в кармане уже вторую неделю, но момент все никак не подворачивался. И не то чтобы сейчас момент был сильно идеальным или правильным, нет. Просто именно сейчас Чону выглядел особенно счастливым, потому что погода на улице хорошая, еда вкусная а люди, которые находятся рядом – самые дорогие на свете. И рука Тэна сама собой потянулась в карман, а слова сами собой сложились в такое нестандартное признание. Первые несколько секунд Чону просто хлопал глазами, не представляя, что можно вообще ответить на подобное заявление. Даже два парных кольца наводили на нужные слова лишь косвенно, потому что все было настолько неожиданно, что хотелось просто закрыть лицо руками и посчитать как минимум до миллиарда, ожидая пока сердце перестанет так сильно долбиться об ребра. Но пальцы уже сами собой тянутся к чужой протянутой ладони и осторожно касаются теплого металла, нагретого жаром чужих рук. Тэн взволнован так, будто просит руки у человека с которым общается на вы и шепотом, а не у своего единственного и любимого омеги. И Чону волнуется тоже, потому что нежное омежье сердце предательски дрожит от волнения и нахлынувших эмоций, а на глазах появляются капельки слез. - Позволю, - шепчет Чону в ответ и голос уже предательски дрожит, а слезы бегут все настойчивей. Тэн улыбается, глядя на такую реакцию и укладывает ладони на раскрасневшиеся щеки омеги. - Ты будешь самым счастливым, родной, - Тэн встал со стула и склонился над Чону, начав сцеловывать слезы с мягкой кожи, а Чону в ответ вцепился дрожащими пальцами за руки своего альфы, - если ты будешь плакать, то только от радости, как сейчас и только рядом со мной. Ты доверился мне, и я буду беречь тебя, потому что ты подарил мне желание двигаться дальше после того как я отказался от прошлой жизни. И без тебя моя жизнь теперь не имеет никакого смысла, поэтому я хочу, чтобы мы двигались вместе уже официально и несли друг за друга ответственность. Ты мое золото, моя самая большая удача, мой первый и единственный. И да, я так сильно люблю тебя, Ким Чону. И как бы заезжено это ни звучало, но единственные, кого я буду любить также сильно, как тебя – это наши дети. Так уж получилось, что мы с тобой не очень преуспели в своих семьях, у каждого была своя причина, но в итоге мы имеем то, что имеем. Давай просто будем считать, что наши ухабистые дороги привели нас друг к другу и теперь мы, научившись на ошибках наших родителей, сможем создать что-то лучшее для наших собственных детей. Мы сможем стать счастливыми несмотря ни на что, потому что мы есть друг у друга. Казалось бы, отношения Тэна и Чону были самым привычным в жизни этой большой, странной семейки. Это было непреклонной истиной вроде того, что солнце встает на востоке, а садится на западе. И подобный итог для их пары был достаточно предсказуем, но от этого не менее волнителен, потому что одно дело знать, что в твоей жизни однажды будет свадьба, а совсем другое – стоять рядом с любимым человеком, плакать и задыхаться от переизбытка чувств, слушая его признания. С каждым произнесенным Тэном словом Чону всхлипывал и понимал, что сказать в ответ ничего похожего и такого же трогательного он ни за что не сможет потому что язык отказывался слушаться, а губы дрожали и блестели от скатившихся слезинок. Все на что Чону сейчас был способен – это уткнуться лицом в грудь своего альфы и полить водопадами слез благодарности его футболку. А Тэн в ответ мягко ерошил светлые волосы любимого и целовал макушку. Тэиль, смотря на такое прекрасное действо растрогался так, что уже сам плакал не меньше Чону и задирал футболку Тэена аж до подмышек, когда вытирал ею свои слезы. Тэен этого не замечал абсолютно, потому что все это время сверлил пристальным взглядом физиономию своего будущего зятя. Доен смотрел на все это и менял цвет лица на все оттенки радуги вплоть до синего, потому что его бросало то в жар, то в холод ибо свое собственное что-то подобное уже в красках расцветало в его рыжей головушке. Джехен, конечно, должен будет очень постараться, чтобы добиться от Доена согласия на свадьбу. По подсчетам омеги, раза может быть с двенадцатого (нет, Доен не вытерпит столько), когда на бедной головушке Чон Джехена появятся седые волосики, Доен соизволит пойти под венец, а то как-то простенько все получается. И в душе Доен очень надеялся, что предложение его альфы обойдется без миллиона алых роз, воздушных шаров, шампанского и прочих дорамных атрибутов потрясающего признания, ведь тогда до свадебного алтаря омега не дойдет, потому что сгорит и превратится в пепел от смущения и пылающих щек. Школьники, как самые опытные в подобных вопросах смотрели на влюбленных, как два умудренных жизнью старца. Джемин же пытался еще чего-то там вякать, но очень сложно вякать, когда рот плотно заткнут чужой, крепкой ладонью. И из всей компании только Джехен был достаточно спокоен, потому что впечатлительным он не был, в родственных отношениях ни с кем из будущих супругов не стоял, а о собственной свадьбе еще не задумывался, потому что всякие там Ким Доены до сих пор чуть в обморок не падают от признаний в любви, так что ни о каких торжествах и речи пока идти не может. Это одновременно и расстраивает и обнадеживает, потому что перед свадьбой им двоим предстояло пережить еще много замечательных моментов. Один из таких моментов случился уже ближе к вечеру, когда на улице начало темнеть и было решено подводить общественную вечеринку к плавному завершению. Когда на город опустился вечер, наступило время вечеринки для парочек. Бассейн оставался в распоряжении компании на всю ночь, поэтому все разбрелись по углам вместе со своими пассиями. Чону и Тэн снова заняли своего излюбленного фламинго и мирно покачивались на воде. Ежеминутно из их зоны комфорта доносились громкие и смачные чмоки и недвусмысленные вздохи и Джехен иногда хотел им крикнуть, чтобы они пошли сняли себе комнату в отеле, но передумывал, потому что спорить с будущими супругами – себе дороже. Тэиль поначалу тоже хотел им сделать замечание по поводу порнографии (ага, чья бы корова мычала, Мун Тэиль), но потом он просканировал пространство на наличие тут несовершеннолетних и поиск его показал, что школьники куда-то улизнули уже. Тэиль искренне надеялся что они пошли уроками заниматься, ну или хотя бы легли спать, но надежды эти были настолько призрачны и туманны, что даже стало немного грустно. Хотя грусть немного прошла, когда они с Тэеном убрали со столов и примостились на большом мягком мешке-подушке, который Тэен притащил из своей квартиры. Этот пуф альфа хранил для чего-то подобного - романтичного и прекрасного и никогда не разрешал посторонним чужим задницам мять его без дела. Подушка хранилась в большом угловом шкафу и теперь была торжественно вытащена на свет. К подушке Тэен принес большой теплый плед и мягкие носочки для Тэиля. Омега сначала позабавился над такой запасливостью своего парня, но потом, когда мягкость пледа обволокла его аж до носа, а теплая, крепкая грудь альфы убаюкала, носочки оказались очень даже кстати, потому что эту ночь они двое решили провести под этим красивым, звездным небом. Доен с Джехеном изначально тоже хотели остаться у бассейна, но альфа внезапно изменил планы, когда вспомнил об одной незавершенной вещи…