Цветы для самурая

      Мягкий луч утреннего солнца, крадучись, скользнул по смятой простыне. Хандзо брезгливо нахмурился, чувствуя, как даже через закрытые веки яркий свет всё равно упёрто лезет в глаза, и на несколько секунд замер, прикрывая своё лицо ладонью.       Казалось бы, неизменный уже столько времени режим должен въесться в мозг подобно постулатам бусидо, которые заучивались братьями еще в глубоком детстве, однако ежедневная сонливость и нежелание вставать с футона теперь буквально по расписанию преследовали Шимаду каждое утро. Поднимаясь на локтях, наследник огляделся: стакан до сих пор стоял рядом, возвращая собой воспоминания вчерашнего вечера, отчего Шимаду снова перекосило. Подступающая к горлу горечь не дала до конца насладиться картиной, и Хандзо, мысленно покрывая бедную, ни в чем не виноватую чашу руганью, быстро вскочил с футона и пулей влетел в ванную комнату.       Успел.       Нарцисс – цветок довольно симпатичный, и часто наследнику становится грустно от мысли, что столь изящные бутоны вынуждены расти в неположенном для них месте и периодически выходить наружу исключительно с сопровождением обильного количества слюней и, иногда, рвоты. Возможно, какой-нибудь фетишист найдёт наблюдение за подобным процессом несколько завораживающим, и Хандзо часто казалось, что в его случае в лице такого извращенца выступает сейчас мирно похрапывающий в соседней комнате брат. Хотя наследнику уперто не хотелось в это верить, тот рьяный интерес, с которым Гендзи наблюдал за последними приступами Шимады-старшего, уже вызывал, как минимум, некоторое напряжение. Поворачивая кран, Хандзо наблюдал, как бутон уносит в канализацию, и надеялся, что его догадки по поводу ненормальных увлечений Гендзи останутся всего лишь глупыми мыслями, которые вскоре тоже унесет куда-нибудь в подобное место.       Поднимая тяжелую голову, наследник с усилием удержал взгляд на своем отражении. С такими темными кругами под глазами Хандзо бы больше походил не на преемника главы клана, а на обиженную жизнью угрюмую панду. Шимада провел пальцем по веку, плавно спускаясь к щеке, и с неприязнью ощутил, как ладонь вваливается в углубление. Мда, полноценности образа бамбукового медведя сильно мешала впалость щек, в последнее время ставшая заметной не только самому наследнику, но всё больше настораживающая старейшин и отца.       Отец.       Он будет сегодня на тренировке.       Хандзо ощутил, как тяжелый булыжник падает в живот.       Образ жизни, с детства прививаемый наследнику главами клана, убивал всё свободное время, превращая отрочество и юность старшего Шимады в бесконечный поток тренировок и нескончаемую зубрежку учебного материала. Более того, постоянные наставления высекли под кожей одни и те же железные слова, превратившие мысли юного преемника в четкий сборник правил. Не позорься, не ной, будь уверен – или, по крайней мере, кажись таковым, — умей правильно подать себя в обществе. Звучит абсурдно, если учитывать тот факт, что общество Хандзо ограничивалось Гендзи и теми, кто сам практически никогда не покидал стены клана. Уже тогда наследник был обречен видеться с отцом только на собраниях, и их общение просто не шло дальше устоявшихся понятий главы и его преемника.       Жгучая обида с аппетитом обгладывала рёбра и заботливо сеяла семя дерева, чей плод в итоге послужит причиной бесконечных ссор и драк между юными братьями. Несмотря на редкое общение, Хандзо понимал, что требовательное отношение отца было щедро предоставлено исключительно ему – наследнику – и что Гендзи совсем не тяготит подобная ноша. Они общались, как сын с отцом. Как семья. Снисходительность, которая доставалась младшему брату от родителя, сильно подкашивала старшего Шимаду, превращая его существование в бесконечную жажду доказать, что он тоже достоин похожего отношения. Достоин снисхождения. Достоин любви.       Когда отец, неожиданно для Хандзо, попросился посетить тренировку последнего, наследника буквально выбило из колеи. В последний раз такие визиты были в детстве, когда родитель еще был для Шимады-старшего родителем и приходил на потешные с братом тренировки как отец, а не глава клана. Вероятно, вкрадчивый тон, с которым папаша просился на тренировку, сыграл на памяти и чувствах наследника, что и сказалось на дальнейшем согласии, но желание предстать перед родителем во всем блеске собственной идеальности тоже не дрыхло, явив себя во всей красе и захлестнув в итоге преемника целиком.       Возможно, ярое стремление получить желаемую любовь от отца повредило психику, косвенно затронув детскую привязанность к братику и взрастив её до чего-то по-своему недетского и абсолютно недостижимого. До чего-то, что Хандзо умело скрывал, пряча под маской холодного безразличия. До чего-то, что теперь, вследствие болезни, скрыть практически невозможно.       Как он явится на тренировку? Как объяснит отцу, что оказался не таким уж и идеальным сыном? Ссутулившись над раковиной, Шимада зажмурился так, что через секунду в глазах уже мерцали разноцветные огоньки, а сами яблоки неприятно ныли. С пустотой в голове и абсолютным отсутствием понимания, зачем вообще погружать себя в такое неприятное состояние, Хандзо простоял так буквально минуту. И, видимо, для того, чтобы вновь дёрнуться, вспоминая, что время не подстраивается под больные прихоти и что такими темпами наследник стремительно увеличивает свою вероятность опоздать.       Ворвавшись в кабинку душа с такой скоростью, что чуть ли не влетев в находящуюся противоположно входу стенку лбом, Хандзо поворачивает выключатель, приготовившись как можно быстрее провести обряд. Да-да, обряд: каждое утро начиналось с бодрящего ледяного душа. Холодная вода смывала сонливость, давая наследнику энергетический толчок для нового дня, очищала разум и освобождала от накопившейся за ночь тяжести. Однако, учитывая скорость, с которой Шимада поворачивал кран на этот раз, стало быть, неудивительно, что из душа полился не прохладный, освежающий мысли дождь, а ледяной, продирающий до мяса и костей ливень. Пришлось чуть ли не до крови прикусить собственный язык, съеживаясь на месте и скуля, прежде чем шокированные мышцы дали возможность двинуться и повернуть кран в нужную сторону. Контраст, конечно, с невыгодной для наследника радостью сказался на восприятии кожей температур, и теперь Хандзо казалось, что вода слишком теплая и совсем ему не помогает.       Может быть, это проклятье? Наследник усмехнулся. Нет, конечно, легко обвинить высшие силы в своих неудачах, но, полно – Хандзо сам облажался. Как там говорится? «Не тяни за ростки, помогая им расти?» Эту и многие другие фразеологизмы и поговорки учились наравне с самурайским кодексом чести. Тогда Хандзо еще не знал, зачем и почему старейшины так уперто гоняют юных Шимад по строкам столь страшного и непонятного кодекса, и в большинстве своём прилежно учил его просто потому, что так велели взрослые. Гендзи – как, собственно, и подобает Гендзи – уже тогда проявлял возмущение, высказывая своё негодование по поводу бесполезности подобных занятий, за что почти всегда получал в ответ щедрый подзатыльник. Ещё тогда Хандзо казалось, что инстинкт самосохранения у брата попросту отсутствует.       Опираясь на стенку кабинки рукой, Хандзо приложился к предплечью лбом и медленно прикрыл глаза, выдыхая. Кожа привыкла к температуре, и волшебное воздействие душа, наконец, начало сказываться на общем состоянии организма. Мышцы перестали ныть, с большей охотой поддаваясь желаемым телодвижениям, а тяжесть в постепенно отошла в сторону, уступив место непродолжительному – и потому столь приятному – расслаблению.       Свежие хакама и кимоно, чистые и аккуратно сложенные, терпеливо ждали хозяина на тумбе рядом с душевой кабиной. Хандзо часто поражало, какие деньги уходят на поддержание опрятного вида и как часто требуется менять весь боевой гардероб — в большинстве своем просто чтобы чтобы не быть похожим на потрепанную собаку уже после первой тренировки. С другой стороны, возможно, носи наследник одну и ту же одежду каждую тренировку, последняя наверняка уже слилась бы с телом Шимады, составив с ним единое целое. Не менее потрепанное, но всё-таки родное.       Бросив беглый взгляд на зеркало, Хандзо усмехнулся. Похож на труп в мундире. Смехотворно. Скорее, исключительно для Хандзо, ибо даже учителя с тревогой замечают неблагоприятные изменения как во внешней составляющей, так и в качествах успеваемости и успехах обучения старшего Шимады. Некоторое время поиграв в гляделки с собственным отражением, наследник вздыхает и, вытянув из выдвижного ящика золотистую ленту, завязывает бантом волосы в опрятный — насколько это было возможно в нынешнем положении — хвост. Стоит еще с минуту, пялясь куда-то в пустоту. И, привязав к поясу таблетки от кашля, шагает к выходу.       Каждый шаг отдавал звонким стуком внутри черепной коробки; бесконечные коридоры уже было начали рябить в глазах, когда перед лицом возникли бамбуковые сёдзи, которые Хандзо, успевший мысленно уплыть куда-то вдаль, чуть ли не пробил насквозь собственным носом.       Время на настенных часах показывало без пяти девять, когда звук раздвигающихся дверей оповестил о прибытии воспитанника. Тренировки начинались ровно в девять, но Шимада с юных лет приходил на каждое занятие за пятнадцать минут до начала, из-за чего мозг воспринимал нынешнюю задержку как ужасное, непростительное и грубейшее опоздание, которое только возможно было себе вообразить. Неудивительно, что наследнику казалось, будто восприятие его учителя будет не менее, чем аналогичным. Неудивительно, что Шимада даже не хотел глядеть на сенсея.       Медленно вплыв в комнату, Хандзо пробубнил:       — Я прошу прощения, Ринмару-сенсей. Подобная оплошность впредь больше не повторится.       — Да забей.       — Как скажете, сен-       Хандзо замер на полуслове, резко подняв взгляд. Хитрые янтарные глаза жадно впивались в кожу, заставляя наследника ощущать, как за узкими зрачками, вальяжно разгуливающими по чужому телу, следуют электрические разряды. Покалывание прошлось от макушки до кончиков ступней: сначала стремительно скользнуло вниз, а после лениво вернулось наверх, останавливаясь где-то под правым веком. Глаза предательски заслезились, и Хандзо, сосредоточившийся на чужом взгляде, не сразу понял, что горький ком вновь поднялся к глотке, мешая нормально дышать.       — Ты что здесь.. – привкус крови с элементами вовремя подоспевшего вьюнка сбил все отчаянные попытки хоть что-то сказать. Прикрыв ладонью рот, Хандзо зажмурился и с усилием сглотнул. Кажется, прошла вечность, прежде чем организм Шимады поддался и вернул кроваво-цветковую посылку адресанту, позволяя наследнику свободно вдохнуть. За время, пока японец корчился от рвотных позывов, его братишка даже не сдвинулся с места. Наоборот, застыв, он с интересом наблюдал немую сцену и, будто художник, любующийся своей удачной картиной, изредка поглаживал рукоять катаны, спокойно расположившейся заместо мастихина и красок на коленях.       Когда слезную пелену удалось убрать посредством моргания, а глотку хоть немного, но перестало жечь, Гендзи наконец еле заметно дёрнулся, ехидством собственного голоса раздражая никого не трогавшую тишину.       — Понаслышке узнал, что сегодня ты планировал тренировку с отцом. Не мог не прийти. – С каждым последующим словом тон брата становился более ядовитым, а разрез глаз сузился настолько, что взгляд приобрёл неприятную змеиную черту.       Впрочем, неприятным сейчас для Хандзо казалось всё, что представлял собой младший Шимада. От привычной мимики лица до отвратительных тинейджерских жестов, от которых наследника тянуло блевать еще до того самого заболевания. От нахального тембра голоса, заставляющего Хандзо беситься, до выражений, нагло и непристойно коверкающих родной язык. От слов, действий, реакций, эмоций, от жгущих мимолетных прикосновений, от глупой нежности, проявляемой братом в самый, черт возьми, ненужный момент. От всего, к чему Шимада-старший так глупо и неопытно привязался. Идиот.       – Кстати, Ринмару-сенсея я освободил. Сказал, что сам возьму великую, – на этом слове Гендзи вскинул руки, закатывая глаза, — ответственность потренироваться с его величеством наследником.       Ярость, смешавшись с бессилием, рванула по венам, заставляя Шимаду-младшего в гневе дёрнуться вперёд, гневно скаля зубы и уже открывая рот, чтобы вдоволь отчитать наглеца.       Однако попытка выразить протест оборвалась практически мгновенно: вместо звонких, красивых фраз из глотки Хандзо лениво и нехотя вытянулся страдальческий хрип. Лицо, поддавшееся детскому смущению, побагровело, и наследник замер, а затем неумело перевел всё в кашель, упёрто пялясь в пол: видеть довольное, усмехающееся лицо Гендзи ему хотелось в последнюю очередь.       — Ты.. – Кратким обращением убедившись, что после кашля связки наконец соизволили прочиститься, Шимада приподнял голову, исподлобья сверля брата гневным взглядом. – Смеешь просто так врываться в мою тренировочную комнату, без предупреждения освобождать моего учителя и, более того, посягать на его роль?!       — Но-но-но, — Гендзи в такт собственным звукам покачал указательным пальцем, — изначально это помещение принадлежало нам двоим. Если я – в отличие от некоторых — не занимаюсь тренировками до потери сознания, то это не значит, что мои полномочия здесь становятся меньше или исчезают вообще. Или же, — младший Шимада наигранно вздёрнул брови – ты просто не хочешь, чтобы я увиделся с отцом?       — Это моя встреча! — Сжав кулаки с такой силой, что почувствовав, как ногти с болью врезаются в кожу, Хандзо оскалился. – Ты не имеешь права мешать!       – Вообще-то, — брат для пущей наигранности на пару секунд застыл с открытым ртом, — имею.       Внутри наследника что-то со звоном дёрнулось и, шатнувшись в сторону ментального обрыва, вдребезги разлетелось на куски. Вновь подавшись вперёд, Хандзо рванул к дайсё и схватился за рукоятку длинного меча, ощутив на повреждённых ногтями ладонях холод лакированного дерева. Слух уловил мимолетное движение – хватило всего секунды, чтобы успеть развернуться и парировать удар.       Действительно. Глупо было надеяться на то, что после однозначных действий наследника Гендзи просто возьмёт и продолжит преспокойно сидеть на полу.       Отступив на шаг, брат насмешливо качнул головой. Думает, на тренировке нельзя ранить? Шумно выдохнув, Хандзо бросился в наступление. Удар, парирование, выпад, удар. Пожалуйста, не забывай о балансе. Гендзи, кажется, перестал гореть желанием атаковать и теперь отступал назад, попросту отбивая вражеские удары. Не ожидал? Устал? Или усыпляет бдительность?       Взорвавшись от мыслей о подставе, наследник с большей яростью набросился на противника. Выпад, удар, выпад, удар. Удар, удар, удар.       О.       Свист быстро проносящегося мимо ушей воздуха последовал сразу за толчком предавшего самого себя тела. С ужасом раскрыв еще секундой ранее безумные глаза, Хандзо наблюдал, как катана брата становится всё ближе к шее, как лезвие, будучи совсем-совсем рядышком, вдруг уходит куда-то в сторону, как тёплые, мозолистые руки принимают на себя удар и как лицо старшего Шимады вплотную прижимается к груди младшего.       Говорил же про баланс.       Медленно поднимая голову, Хандзо съёжился. Если дыхание и можно было унять, то бешеный стук сердца, эхом отскакивающий от стальной брони Гендзи, предательски выдавал всё состояние, и наследнику оставалось только молить о том, чтобы глупое, смущённое трепыхание так и не дошло до осязания брата.       — Если бы я знал, что таким приёмам учат на тренировках, — голос младшего Шимады звучал непривычно хрипло, — никогда бы.. не пропускал.       Прекрати быть таким спокойным!       С трудом поднявшись на колени, наследник с силой стиснул зубы, пронзая брата озлобленным взглядом. Кажется, Гендзи уже и не был настроен на продолжение перепалки, но тупая детская обида всё равно глодала Хандзо изнутри, мешая здраво мыслить. А осознание того, что Гендзи только что буквально поддался наследнику, только больше ранило и без того покалеченную гордость.       Но что можно было сделать? Избить, воспользовавшись доминирующим положением? Уйти, оставив противника считать, что Хандзо попросту струсил? Ни одна прерогатива не показалась наследнику заманчивой, и, пожалуй, стоило просто тактично промолчать. Но, будто намертво смешавшись с кровью, горделивая жажда оставить последнее слово за собой безжалостно разъедала стенки вздувшихся вен, жестоко прорывая путь наружу и заставляя Шимаду вновь прибегать к дедовскому варианту.       — Это всё твоя вина.       Докопаться словесно.       Не ожидая ответной реакции спустя столь долгий промежуток тишины, Гендзи приподнял голову, в немом удивлении вскидывая бровь.       — Это ты виноват. – Повторив слова так, будто пытаясь убедить в них самого себя, Хандзо окончательно встал, отворачиваясь и с напущенной брезгливостью отряхивая ворот кимоно. – Я просил тебя уйти. По-хорошему. Но ты не послушал.       Поначалу неуверенный, с каждым последующим словом голос наследника крепчал всё сильнее, и в какой-то определенный момент даже больной хрип, за последние недели ставший для старшего Шимады чуть ли не верным компаньоном, куда-то рассеялся, вернув связкам юношеское звучание.       Гендзи удивительно долго молчал, не двигаясь.       — Отец не ждёт тебя. Он придёт ко мне.       За спиной Хандзо послышалось копошение.       — Ты знаешь, как долго я ждал этого? Ты знаешь, как мне было тяжело?       Приобретая эмоциональный окрас, голос наследника снова начал срываться.       — Почему ты никогда меня не слушаешь? Почему ты НИКОГО не слушаешь?       — Хандзо..       — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПРОСТО УЙТИ?       — …       Казалось, с момента наступления этой поганой тишины прошла бесконечность. Гендзи молчал так долго, что наследнику уже начало мерещиться, будто от собственных криков он умудрился лишиться слуха.       А, нет. Наконец, раздался шаг. За ним, спустя секунду, еще один. Неуклюжее топанье, поначалу разрезавшее собой тишину и оживившее работу ушей, быстро промчалось за спиной наследника, покинуло комнату и медленно затихло в бесконечных коридорах.       Удивительно быстро.       Сдавленный ком смеси из бессмысленных обид и какого-то глупого недопонимания встал поперёк горла, заставляя Шимаду усиленно сглотнуть. Чувство странной незавершённости противно скребло грудную клетку, а зачатки невесть откуда взявшейся вины мелкими иголками вонзались в стенки пустого желудка, вызывая колющий дискомфорт.       Ах, вина? Уж что, а виноватым во всей ситуации Хандзо должен считать себя в последнюю очередь. В теории, конечно. Возможностей же совладать с собой на практике намного меньше. Значит, надо отвлечься. Да, надо прибраться.       Из лежащих не на своем месте предметов оказалось только оружие, которое наследник предусмотрительно выронил при падении. Наощупь подняв меч с пола, Хандзо скользнул к подставке, аккуратно убирая дайто в ножны и кладя оружие на законное место. Вскоре знакомый звук приближающихся шагов оповестил Шимаду о гостях. Хандзо не сомневался: тяжелая поступь Содзиро с глубокого детства запомнилась юным наследником, и даже редкость встреч в течение последних нескольких лет так и не смогла выветрить её из головы.       Встреча должна пройти идеально.        Усаживаясь на пол, наследник мельком глянул туда, где с несколько минут назад валялся младший Шимада.       На лакированном дереве досыхали свежие капли крови.