***
Если ты хочешь меня — я твоя. Драко тупо уставился на свой полупустой стакан с джином. Хотя огневиски обычно был для него вполне подходящим и свойственным напитком, когда хотелось выпить пару глотков и снять стресс от тяжелого рабочего дня, в этот раз он всё же остановил свой выбор исключительно на маггловском алкоголе. Кроме того, было гораздо легче дать волю свободе и быть забытым всеми именно здесь, в магловском баре. По крайней мере, для него, каким бы ироничным это ни казалось. Вот он, Пожиратель Смерти, сидит в баре среди тех, кого он якобы всю свою жизнь презирал. Когда он обернул ладонь вокруг стакана, его содержимое слегка вздрогнуло от дрожания его руки. Он покинул Отчуждение этим утром, не сказав не одному живому духу, что не собирался возвращаться обратно, не давая понять никому из тех, кто работал на него, куда именно он пошёл. Он просто ушёл. Без оглядок и лишних слов. Единственный выход, в котором Драко видел спасение в эту минуту, чтобы окончательно преглушить свои мысли и затуманить разум, только чтобы он не думал о ней, было в том чтобы напиться до потери сознания. Но даже три-четыре крепких, напитка не были в силах стереть Гермиону Грейнджер из его головы. Проклятый Мерлин, горящий на чертовой палочке! Драко не мог дать здравое объяснение тому, что чувствовал при её прикосновении, по тому, как она смотрела на него, когда произносила эти слова. Слова, которые повторялись в его голове снова и снова. Слова, которые гремели и пробуждали в нём опасное желание. Если ты хочешь меня — я твоя. Он переместился на барный стул, когда внутри него снова возникла эта восхитительная боль, точно так же, когда её губы прижались к нему так резко, сначала в жестоком, а затем более мягком поцелуе, и в те последние минуты, прежде чем он успел оторваться, в страстном. Так или иначе, она прекрасно понимала что делала. Тайное желание, которое Драко находил столь же ужасающим и захватывающим, больше не являлось только его секретом. Он не хотел её хотеть, но… Твою мать, она все знает. Что, чёрт возьми, она творит? Она что, тайно следит за мной? А может, она читает мои проклятые мысли? Неужели я так предательски легко читаюсь? Не то чтобы он сомневался в последнем. В конце концов, грязнокровка была самой умной ведьмой из выпускников, если он правильно припоминал. Одна из причин в его многочисленном списке причин ненавидеть её, которая была чуть ли не первой, после того факта, что она являлась лучшей подругой Гарри Поттера. Он потратил все свои годы, презирая её, потому что, как бы он ни старался, ей всегда удавалось опередить его на уроках. Всезнайка. Драко лениво ухмыльнулся при мысли о ней и медленно повернул стакан, который держал в руках. По иронии судьбы, в данном случае она ею и была. Мерлин… как она на него смотрела! Как будто он был единственным мужчиной на земле! и как будто она умрёт, если не получит его. Это нереально. Иллюзия. Она намеренно охотится на эту больную, слабую часть меня. Это именно то, чего она добивается, чтобы я начал чувствовать, а потом она… Он сделал паузу, выпив остатки своего напитка одним глотком, горячее пламя пронзило его, как молния, заставляя комнату вращаться. Он не в первый раз задавался вопросом, какого это спать с Грейнджер. Он не раз думал, чтобы наконец сдаться, просто попробовать, лишь на одну ночь и всё. Он должен был выпустить её из своей системы и ему бы стало значительно легче. Он был уверен в этом. Его пальцы дрожали при мысли о том, чтобы снова быть с кем-то, и не только с кем-то — а именно с ней. Она была… Заманчивая маленькая ведьма. И на самом деле он ведь не был единственным. Он ведь был в курсе того, что другие давно занимались этим, спали с такими, как она, хуже, не умудрялись даже скрывать это от чужих глаз, не так ли? Я бы не выдал ее. Это осталось бы нашей грязной маленькой тайной. Мысленным взором он снова увидел её в лучах того самого полуденного солнца, эти сумасшедшие волосы, приколотые к голове, непослушные кудри, падающие на её шею, соблазняющие его, и этот рот… он был в силе полностью разрушить его и одновременно принести ему неописуемое удовольствие… Твою же мать, Грейнджер. Нет, даже тысяча крепких джинов не были в силах заставить эти чувства исчезнуть. Драко был запутан в сети, выход из которых был для него непонятен. И сейчас… Грейнджер взамен на девочку. В этой гребанной дилемме и состоит моя головная боль. Если я скажу ей, чего хочет Паркинсон, она с удовольствием поменяется местами с Лили, не подумав и дважды, но тогда… Тогда он потеряет Грейнджер. Его разум застыл в ужасном осознании. Черта с два я допущу, чтобы с ней что-то случилось. Могу ли я помочь Лили? Возможно, но с большим риском — для всех нас троих. Могу ли я сохранить свой конец сделки? Если хочу её, значит могу. Но стоит ли оно того? О чём я только думаю? Когда несколько покровителей посмотрели на него изворотливо, Драко опустил голову на верхнюю часть бара и застонал.***
Гермиона уставилась в зеркало; в ней была отражена женщина, которая смотрела на неё, с широко распахнутыми печальными глазами. Она потратила всё утро на уборку дома, не останавливаясь даже на перерыв, чтобы съесть что-нибудь, потому что знала, чтобы не навязать на себе те же самые проблемы, как в предыдущую ночь, ей нужно было продолжать работать. Лили… Рука Гермионы поднялась, чтобы прикрыть рот, в попытках заглушить душераздирающие рыдания, которые рвались наружу и заставляли её сильно трястись. Лили… Они приехали за ней этим утром, и Гермиона знала точно, что она никогда не забудет плач маленькой девочки, её слёзы и то, как она толкалась ногами, пока один из них не ударил её, заставив замолчать. Она никогда не забудет эти красивые зелёные глаза, полные испуганных слёз. И она никогда не забудет бледное, изможденное лицо Джинни Поттер, которая потеряла свою единственную маленькую девочку из-за такого монстра, как Пэнси Паркинсон. Последнее, что она смогла разузнать от Джастина, это то, что Лили увезли в Лондон, в квартиру Пэнси. Я должна найти способ вытащить её оттуда! Увести подальше от этой змеи, увести от этого покинутого Богом города как можно далеко! Но, как ни старалась, Гермиона была бессильна, потому что никакие идеи не казались осуществимыми. Она была в совершенно безнадежной ситуации, без влиятельного человека рядом, который, через свои контакты и статус, смог бы помочь ей. И её последняя надежда вымерла, когда Драко Малфоя отказал ей. Почему он не хочет меня? Разве не все мужчины хотят этого? Гермиона уставилась на себя в зеркало, на её лице мелькнуло смятение, и, рассматривая своё положение, ей стало жутко стыдно за то, что она так открыто пыталась продать своё тело. Но если это защитит Лили… она была готова перебороть себя. Я ведь ничем не лучше тех женщин, которые живут в квартирах Лондона, не так ли? Они продают себя, чтобы заработать деньги, и теперь и я.… я… Утопая в ненависти к себе и стыду, Гермиона отвернулась от большого, богато украшенного зеркала и вышла из уборной, поднимаясь по лестнице туда, где оставила швабру и ведро. Моргнув сквозь слёзы, она перешла на четвёртый этаж, где находилась вторая ванная комната, выполнена из мрамора и белой керамической плитки. Это была та самая ванная комната, где она опозорила себя в тот первый день. Стоя посреди комнаты, Гермиона с ненавистью смотрела на себя в длинном зеркале. Я стану личной шлюхой Пожирателя Смерти. Реальность наполнила её таким отвращением к самой себе, что Гермиона хотела закричать. Неужели дело дошло и до этого. К чему всё это? Неужели им не хватило того, что уничтожили ей жизнь? Неужели ей придётся позволить им растоптать и своё достоинство, чтобы они смогли окончательно осуществить свой план, стирая её в порошок? Лили… Для Лили она была согласна на всё. Гермиона приготовилась, а затем подошла ближе к зеркалу, внимательно изучая бледное, но не совсем неприятное на вид лицо, которое отражалось в нём. Она заставила себя улыбнуться. Её образ улыбнулся ей в ответ, но улыбка не доходила до её глаз и была не естественной. Вздохнув, Гермиона попыталась ещё раз, на этот раз немного приподняв подбородок. Её руки поднялись, чтобы закрутить вокруг пальцев несколько каштановых кудрей, которые высвободились из косы. Он хочет меня… К сожалению, эта было её единственной надеждой, за которую она отчаянно цеплялась. Её единственное спасение, последняя карта, которую она должна была сыграть. Одинокая слеза скатилась по щеке, когда она снова посмотрела на себя. Если я дам ему то, что хочет каждый мужчина, он ведь обязательно мне поможет, не так ли? Он поддастся. Он же спас мне жизнь раньше? Он спасет снова… Когда мысль пометила её разум, Гермиона поняла, что она рисковала, играя в опасную игру. В конце концов, он уже оттолкнул её, несмотря на её усилия. Когда она изучала свой крошечный вздернутый нос и большие карие глаза, которые всегда считала довольно симпатичными, ещё одна странная мысль наполнила её разум. Что, если я не знаю, как быть тем, чего хочет мужчина? Я ведь никогда особо и не увлекалась мальчиками, не так ли? Я никогда не умела флиртовать с ними, а с Роном этого и вовсе не было… сначала была дружба, а потом мы сразу… Она резко выдохнула, уставившись на своё отражение, и когда оценивающе провела руками по телу, снова почувствовала смесь страха и стыда. Затем она ловко сняла заколки со своих волос, наблюдая, как они падают ей на плечи в сумасшедшем шторме вьющихся волос. «Простоблеск»… Мерлин, что бы я сейчас не дала за одну бутылку! Прикусив губу и не задумываясь над тем, как она выглядела, Гермиона начала обыскивать шкафы, открывая небольшой шкаф в ванной комнате, в надежде на то, что прямые волосы Астории всё же не были естественно такими. Очевидно, ни у кого не могут быть такие волосы без каких-либо вмешательств! Она чуть не взвизгнула, когда нашла то, что искала; Снадобье «Простоблеск», средство для укладки волос лежало в задней части шкафа, увидев ее, она быстро взяла его в руки и бросилась обратно к зеркалу. К сожалению, за эти годы её волосы были настолько слабыми и ломкими, что вряд ли какое-либо средство помогло бы с беспорядком, который творился на её голове, но Гермионе удалось всё же заставить их послушно лежать, кудри мягко облегали форму её лица. Ну вот, так-то лучше… Наклонившись к зеркалу, она подумала, можно ли сделать ещё что-нибудь со своей внешностью, что сделало бы её более желанной в его глазах. Подумав быстро, она начала щипать щеки, чтобы придать им немного цвета, прикусивая губы несколько раз для того же эффекта. Никогда Гермиона Грейнджер не уделяла столько времени своей внешности. Она и представить не могла, что однажды ей снова придется заниматься этим, особенно после того, как вышла замуж за Рона, и мир стал таким, каким он был на сегодняшний день… Вздохнув, она оглянулась на девушку в зеркале. Она отражала в себе грусть и беспокойство, чувства, которые покоились в глубине её сердца, но было слишком поздно чтобы изменить что-то. Её одежда всё ещё была потертой, волосы более-менее послушными, а лицо — без макияжа, но это было лучшее, что она могла сделать с собой. Удовлетворенная своей работой, Гермиона выскользнула из массивной ванной комнаты и направилась по ковровому коридору в спальню Драко и Астории. Раньше она никогда не была в этой комнате, только тогда, когда приходилось менять простыни, и на этот раз, когда она проскользнула внутрь, она остановилась, чтобы изучить окружение. Комната была большая, с высокими сводчатыми потолками и большими балконными окнами от пола до самого потолка, которые выходили наружу. На них весели пленочные шторы, а за ними была проведена на всю длину небольшая балюстрада. Кровать была огромной. Она была самой большой кроватью, которую она когда-либо видела, и, вплоть до простыней, он был роскошно одет в кремовые и белые цвета. Мебель, которую здесь можно было найти, была выполнена из высококачественного дуба. Она провела пальцами по высокому комоду, туалетному столику и зеркалу Астории. Хотя она и предполагала, что именно в этой комнате пара спала вместе, единственным признаком живогого присутствия в этой комнате заключалось именно в состоянии туалетного столика Астории, который был завален всевозможными контейнерами, бутылками, расческами и баночками для макияжа. Оказывается, она не такая уж идеальная… Подумала Гермиона, слегка вздрогнув губой. В комнате не было признаков каких-либо личных вещей — никаких фотографий, и Гермиона обнаружила, что хочет, чтобы здесь было хоть что-то, что указывало бы на то, какой была жизнь Малфоя за шесть лет, которые она не видела. Странно, что в комнате было так холодно, так безлично. Наконец, с огромным вздохом Гермиона опустилась на невероятно мягкий матрас, проводя пальцами по толстому кремовому одеялу. Всё могло быть гораздо хуже. Я могла быть вынуждена отдать себя кому-то другому вместо Малфоя. Например, Руквуду с этими зловещими глазами или ещё хуже — похотливому Флинту. Мерлин, по крайней мере, Малфой показал мне долю доброты в этом мире. А те, другие… Она содрогнулась от страха. Я делаю это для Лили. Я должна, потому что это единственное, что у меня осталось. Придя в себя, Гермиона затаила дыхание, когда услышала щелк двери, оповещающий о том, что Малфой дома. На несколько мгновений не было слышно ничего, кроме её пульсирующего сердцебиения. Затем она услышала его шаги и увидела выражение растерянности на его лице, а затем колебание, когда он наконец заметил её. Его лицо было окрашено в цвет, как будто он только что пришёл с сильного холода, и после тщательного осмотра Гермиона поняла, что он был пьян. Действительно, воздух был затронут запахом табака и ликёра, когда он вошёл в комнату. — Выйди. Слова не были резкими, он прошёл мимо неё к двери на балкон. Гермиона следила за его глазами. — Я нанял тебя, чтобы ты убирала мой дом, а не сидела на моей кровати. Он вышел на балкон, и двери закрылись за ним, создавая стену между ними. Драко нащупал ещё одну сигарету в кармане своих брюк, вытаскивая и зажигая её дрожащими пальцами, глубоко вдыхая дым в лёгкие, глядя на полупустую улицу на четыре этажа под ним. Её присутствие в его спальне, повсюду, нервировало его, но он не собирался подавать виду, как она того хотела. Хотя она и не последовала за ним на балкон, он чувствовал, что она смотрит на него, и картину, которую она нарисовала в его голове, была незабываемой. Она… изменила прическу? Какого черта? Закрыв глаза от эмоций, которые бушевали в нём, Драко сделал ещё одну резкую попытку потянуть сигарету. Двери балкона открылись позади него, и он напрягся, но не повернулся. Теперь он знал, что она была сзади. — Что ты делаешь в моей спальне, Грейнджер? Вопрос содержал в себе слабо вынужденное презрение, потому что в основном это были слова сломленного человека. Она глубоко вздохнула. — Думаю, ты знаешь что. Его голова резко повернулась, и его серые глаза пронзили всю ее душу. Гермиона сглотнула, но осталась стойкой, её решительные глаза не покидали его лица. — Она ребёнок. Разве ты не думаешь, что после всего, через что они прошли из-за меня, я не сделаю всё, что в моих силах, чтобы попытаться помочь Лили? Слова не были ни яростными, ни грустными, ни тем, чего ожидал Драко. Вместо этого они были полны решимости, и её глаза сияли в его направлении с надеждой, когда она подошла к нему, подняла ладонь и дотронулась до его лица. Несмотря на то, что он больше всего хотел, чтобы она прикасалась к нему, одно её прикосновение переворачивало всё внутри него, он схватил её за руку и твёрдо потянул вниз. — Когда я сказал, что не в силах помочь, Грейнджер, я не лгал. Слёзы наполнили её глаза, но он двинулся вперёд, расправив челюсть. — У меня куча дел, я должен поговорить с Лордом, если дело и дошло бы до этого, и мне пришлось бы выбирать между тобой и… Он отвернулся от неё, что-то резкое померцало на его лице на короткое мгновение. — Ну, я бы точно не выбрал тебя. Он не мог смотреть на неё, боясь того, что увидит в этих выразительных глазах. Вместо этого он смотрел куда-то вдаль. Его сигарета погасла, и он отбросил её в сторону, глубоко вздохнув. — Я знаю, ты отличаешься от них… — прошептала она, и он вздрогнул, потому что ветер взъерошил её волосы, и они щекотали его по локте. Он быстро отскочил, боясь её близости и своей растущей слабости в её присутствии. — Нет. — Да, — настаивала она. — Я увидела настоящего тебя в тот день, в Лондоне, когда впервые встретила тебя. После долгого молчания он медленно повернулся, встав лицом к ней, подняв одну бровь. Затем он резко отошёл от неё и пошёл обратно в дом, стеклянные двери захлопнулись за ним. Гермиона знала, что ещё не слишком поздно, что нет пути назад, и, не колебаясь, пошла вслед за ним. Когда вошла через стеклянные двери в комнату, он уставился на неё, сердитый взгляд на лице, омраченный гневом и чем-то ещё, о чём она не удосужилась подумать. — Я не удивлён, Грейнджер, — сказал он, — Совсем не удивлен. Играешь в самого Иисуса Христа для грязнокровок, не так ли? Но как долго ты протянешь? Почему ты не можешь пропустить через эту твердую, пушистую твою голову, что никто не является спасителем в этом мире. Никто! Его слова были предназначены, чтобы ранить, но он не нашёл удовлетворения, видя, как её лицо падает и как глаза начинают заливаться слезами. Когда она заговорила, голос сломался. — Я должна п-попробовать. Одинокая слеза скатилась по её щеке, и он хотел поцеловать… — Невозможно, невозможно, Грейнджер… — прошептал он. Он хотел поцеловать её. Чёрт. Отбросив эту, из неоткуда взявшуюся беспорядочную мысль, он закатил глаза. — Я не нахожу смысла в твоих действиях, Грейнджер. — Если в моих нет смысла, то что насчёт твоих? Что ты делал всё это время? Почему не позволил мне умереть? Тебе-то что от этого? Ты ведь так ненавидишь меня, чувства взаимны! — Вот и прекрасно. — Я сказала, почему?! Он взбесился. — Да кто ты такая, чтобы задавать мне вопросы?! Пасть свою заткни, Грязнокровка! Он отвернулся от неё, используя гнев, чтобы скрыть страх, боясь, что если она увидит его глаза, то распознает его и поймёт, что у него нет ответа на этот вопрос. Что он понимал меньше, чем она. Глубоко вздохнув, начал бороться за спокойствие. — Оставь меня в покое, Грейнджер. Настала тишина. — Драко. Его мир остановился на долю секунды, чувство, к которому он не привык, и затем её проклятая рука, такая мягкая и шелковистая, проскользнула и переплелась с его. Он пытался избавиться от неё, но она держалась крепко. Отвращение нахлынуло на него, пока он не начал болеть им. Отвращение к себе за то, что так хочет её, и отвращение к ней самой за то, что она так бесстыдно бросалась к нему… Почему мне просто не сделать это и покончить с этим раз и навсегда? Почему не повалить её прямо здесь, на пол, и не взять так, как я давно этого хочу? Что, чёрт возьми, меня держит? Это было бы слишком легко, он знал. Она не станет сопротивляться, и даже если она не захочет… Он сбросил руку и посмотрел на неё насмешливо. — Только посмотри на себя, — издевался он, шипя, глаза дерзко двигались по её телу, на мгновение забыв, что он не должен был развлекать мысли о том, чтобы согласиться с её совершенно безумным предложением, независимо от того, как сильно он этого хотел. — Куда делась та глупая маленькая всезнайка, которую я знал, извергающая гриффиндорские идеалы и морали при первой только возможности. Читающая лекции всем подряд о том, что правильно, а что нет, где она теперь? Посмотри на себя, во что ты превратилась! Его голос был слишком взволнован, чтобы считаться беззаботным, но Драко не мог больше сдерживать свои враждующие эмоции. Боже, как он её ненавидел, и как, чёрт возьми, хотел её! Как он смог допустить такое! Допустить наличие хоть малейшего чувства к ней. — Ты бы сразу упала передо мной на колени, умоляя, если бы я этого только захотел, не так ли? Он бросил ей вызов, проверяя её грани, и Гермиона, чувствуя слёзы стыда, обрушившиеся на её распахнутые глаза, моргнула, но не отступила. — Если попросишь. Её шепот не сдерживал эмоций, и рот Драко открылся в шоке. — Так вот как, тебе это нравится? — он плюнул. — Насилие заводит тебя, не так ли? Он не мог сдержать дрожь от своего голоса, поскольку смотрел на её заполненные слезами глаза. Она вздрогнула, словно от боли. Её губы дрожали, когда она говорила. — Это не насилие, если я сама этого хочу. Я… это то, чего я хочу. Её слова были такими же грубыми и честными, как мрачный взгляд в её э глазах, но он прекрасно понимал, что ничто из этого не равняется страсти. Она не хотела его, по крайней мере, не так, как должна была бы женщина в её положении. Он чувствовал водоворот ненависти, смешанный с острой потребностью. Он хотел, чтобы она хотела его, а не просто… Драко перестал дышать, подумав, не снится ли ему кошмар. Это казалось невозможным, и всё же она стояла там, предлагая ему всё. Он заговорил, но голос был слишком хриплым, чтобы его можно было услышать. Когда он наконец справился со словами, они были слабыми. — Наивный маленький жертвенный ягненок, предлагаешь себя большому, плохому Пожирателю Смерти? Она не обращала внимания на то, как он издевался над ней, только смотрела на него с мирной уверенностью, сияющей в больших коричневых глазах. — Кем бы мне ни пришлось быть, я буду. Даже то, как она говорила эти слова, было отражением её четкого выбора. Драко наблюдал за ней со странным восхищением, и его рука поднялась, пальцы начали ласкать её локоть и скользили вниз к руке, глаза следовали за каждым движением. Она обвила его пальцы и подняла ладонь, плотно прижав её к своему телу, прижав её руку к его, давая молчаливое разрешение делать с ней всё, что он хочет. Его дыхание стало прерывистым, когда Драко почувствовал внезапный жар, исходящый от её кожи на своих растопыренных пальцах, и, хотя он этого не хотел, он все же отреагировал на её прикосновение. Логическая часть его разума прекрасно понимала, что она вообще не могла желать его ни в этом, ни ином мире, зная, кем он был и как его люди поступили с её семьей и теми, кого она любила, и всё же остальная часть его тела до боли хотела её, несмотря ни на что. Тяга, которую он чувствовал к ней, была не похожа ни на что, что он чувствовал раньше. Она наклонилась ближе к нему, и он вдохнул её мягкий запах, отсекая стон, который грозил слететь, как раз, когда его глаза закрылись от прикосновения её пальцев к его губам. Боги… Его дыхание стало поверхностным, когда он почувствовал дыхание у своих губ. — Спаси Лили, и я твоя. Всё, что ты захочешь. Грейнджер. Грейнджер, и в тоже время не Грейнджер. Грейнджер и соблазнительница. Кто бы подумал? Никогда он не чувствовал себя так, никогда прежде женщины не очаровывали его так, как сумела она. Его глаза распахнулись, широко раскрываясь от жгучей потребности, и он поддался ей, слова были шипением. — Боже, просто дай мне это, — простонал он, а затем дико влился в её губы, они медленно таяли вокруг него. Дрожащими руками он притягивал её к себе, так что было невозможно определить, где кончались его твердые края и начинались её мягкие плоскости. Он был полностью охвачен её жаром, но это было добровольное подчинение. Смириться с её прикосновением и вкусом было слишком легко для Драко, и он углубился в её шелковистых губах, больше не в силах сдержать стон, который всё же слетел с него. Поцеловав её, пожелал, чтобы это никогда не кончалось, потому что, прижимая её к себе, он обнаруживал блаженное спасение от остальной части своего тоскливого существования. Было легко забыть, кем он являлся, когда она целовала его вот так. Возможно, поэтому он так сильно этого хотел. Гермиона моргнула, когда поцелуй закончился, и, затаив дыхание, ждала, что он сделает то, что собирался сделать. Это произойдёт сейчас, она знала. Это произойдет с Драко, и оно спасет Лили. Её глаза посмотрели на его покрасневшее лицо, и она поняла, что он ей нравится таким, каким был сейчас — с цветом жизни на лице — от её прикосновения. Она вздрогнула, когда её грудь вздымалась в ожидании. Гермиона задавалась вопросом, как это будет с ним, будут ли отличаться его прикосновения от тех, которые она получала много лет назад от Рона? Все ли мужчины были одинаковыми? Будет ли она чувствовать то же самое? Или всё будет суверенно иначе, холодно и бессмысленно? Это не имеет значения. Я сделала выбор, и я буду жить с этим. Ожидание начало изнашивать её и без того напряженные и изнуряющие нервы, и то, что поначалу было зловонным дыханием, начинало расцветать в лёгкой панике. Разве он не хотел её? Она что, была недостаточно хороша? Разве он и вправду не собирается помогать Лили? Гермиона открыла рот, чтобы заговорить, когда он сделал что-то, что лишило её дара речи. Он наклонился и поцеловал её в лоб, поцеловал каждый глаз, щеки и, наконец, эти горячие губы, в которые снова погрузился, и Гермиона опять обняла его. Она напоминала себе, что ей это не нравится совсем, что он просто средство для очень важной цели. Он был ненавистен, он был врагом, и он был… Боги, как он целуется… Она впала в некий транс, когда он углубил второй поцелуй, а затем третий, и её пальцы, стиснутые вокруг его шеи, проникли в глубины его шелковистых волос, потянув их так же, как он покусывал её нижнюю губу, в результате чего её колени ослабли. От его губ она чувствовала вкус дыма и огня, пряный с оттенком горького. Она тонула в нём, даже не задумываясь, выпивала его, как последний измученной жаждой человек, который только что нашёл пруд с чистой водой. Драко почувствовал, с какой страстью она отвечала ему, и подумал, что если она притворяется, он просто умрёт, умрёт, если когда-нибудь эта… вещь… между ними станет чем-то настоящим. Такого никогда не будет. Она не терпит мысли о том, кто я, и быть с ней — значит осквернять себя худшим из возможных способов. И всё же он отказывался отпускать её. Девушка в его объятиях ничего не сдерживала, подчиняясь ему в дикой развязности, следуя за ним, когда он начал пересекать комнату в поисках кровати, которая, как он знал, была где-то там. Когда он почувствовал её сзади, позволил себе упасть, потянув её за собой, не желая отпускать, не сейчас, не тогда, когда он чувствовал себя так прекрасно с ней. Гермиона застонала, прижимаясь к твердости его тела, которое было таким резким отличием от мягкости кровати, на которую они повалились. Её руки начали бродить по нему, по его плечам, груди, длинным мускулистым ногам, а затем отступить вдоль его лица, целуя его с повышенным пылом. Странно, поняла она наполовину сознательно, что она должна что-то чувствовать к человеку, чьи руки так охотно занимала. Её губы оставляли страстный след вдоль его твердой челюсти, на мягкой тёплой коже его шеи, а затем вдоль его ключицы, где она чувствовала пульс на своих губах. Его реакция заставила её задохнуться и уткнуться лицом в его шею на мгновение. Для Лили. Дрожащими пальцами она потянулась к его брюкам, но он осторожно оттолкнул её от себя, подошёл к краю кровати и сел, зарывая пальцы в уже растрепанные волосы. Она присоединилась к нему там, ползая к нему через пространство, чтобы не было никакого расстояния между ними. — Я не могу. Я не буду. Его слова были приглушены, но она почувствовала отчаяние. Страх. Неопределенность. Нет, она не могла этого допустить. Она нуждалась в нём. — Драко… — Не называй меня так. Она сглотнула, чувствуя, как сердце бьётся в каждом сантиметре её тела, всё ещё оставляя призрачное прикосновение его пальцев на её горящей плоти. Его слова были резкими. — Называй меня тем, кто я есть — Пожиратель смерти. Гермиона коснулась его плеча, и он вздрогнул. Она потянулась к его предплечью, увидев там метку, мрачную и предвещающую только смерть. Автоматически аркируя его тысячами ужасными прозвищами. Убийца. Фанатик. Бессердечный. Ненавистный. Её пальцы бегали по этой отметке, медленно, на мгновение задержываясь на царапинах, которые она недавно оставила там, всё ещё красные и сырые. Она подняла его предплечье и поднесла к груди. — Я знаю, кто ты, — прошептала она, глядя в глаза, когда он посмотрел на неё. Пока он смотрел в ужасе, она прижалась губами к Тёмной метке, заставляя себя перестать думать, несмотря на то, что образы каждого ужасного поступка, которую он когда-либо совершал с этой меткой на руке, мелькали перед ее глазами. Не думай о том, кто он. Не думай о том, что он сделал. Для Лили, сделай это для Лили. Её взгляд не дрогнул ни на секунду. — Знаю, — прошептала она ему на кожу. — И мне все равно. Выражение было нарушено, сдавленный звук слетел с её приоткрытых губ. Драко оторвал свою руку от неё, как будто губы обожгли его, глаза расширились от удивления. Секунду спустя он сократил расстояние между ними, подняв её на ноги и снова взяв её за рот, проверяя, подталкивая дальше, заставляя Гермиону чувствовать, что она окончательно тонет. Она задавалась вопросом, почему он до сих пор не покончил с этим, почему просто не вошёл в неё, чтобы всё это закончилось, и она смогла удержать свою половину этой ненавистной сделки. Но он не собирался. Он медлил… был слишком нежным с ней, и ей это не нравилось. Это… это заставляло её чувствовать что-то к нему. Заставляло её… Когда он прервал поцелуй, его глаза были похожи на расплавленный свинец. — Ты хочешь меня? Слова были стоном желания, и Гермиона сглотнула. Сейчас. Это произойдёт сейчас. — Хочу. Она закрыла глаза и прислонилась к нему, чувствуя, как дыхание касается её подбородка, её шеи. Чувствуя его поцелуи и засосы, которые он оставлял за собой, чувствуя его тело и твердость в штанах. — Лгунья, — прошептал он возле губ, прежде чем лихорадочно поцеловать её, его пальцы запутались в её длинных волосах. — Чёрт возьми, но я слишком эгоистичен, чтобы продолжать волноваться об этом. Я хочу тебя. Ты выиграла, Грейнджер. Я сделаю так, как ты попросишь, пока ты моя. В любое время, где угодно и как угодно мне. Её глаза открылись, и она смущенно посмотрела на него, когда его серебряные глаза приняли её, словно голодный зверь. Что он имеет в виду? Что значит «как угодно ему…»? Она сразу подумала о Маркусе Флинте. Об отвратительные историй, которые она слышала от соседей. О больных взглядах Руквуда. Для Лили. Его энергичные руки скользили по её телу вдоль линии юбки, её задницы и вдоль нижнего белья. Его действия были грубыми, но не совсем неприятным. Гермиона изо всех сил старалась не изгибаться от его прикосновения, убеждая себя, что он отвратителен. Только для Лили. Только для… — Моя, Грейнджер. Моя. Его слова были притяжательными, звенящими от желания, которого она раньше не слышала. И, бог тому свидетель, эти слова пробудили глубокое, тёмное желание внутри неё — боль, которую она отказалась признавать. Потому что, в конце концов, она знала, что он её не любит и не способен полюбить; он лишь хотел её. И она не любила его; она нуждалась в нём, чтобы защитить Лили. Другого пути не было. Глаза Гермионы снова закрылись, и она смирилась с его прикосновением, боясь, что её ноги могут не выдержать, когда его пальцы опустились за пределы упругой линии её белых трусиков, к ждущим там теплоты и маркости. Она нервничала, она была в ужасе, молилась, чтобы он был помягче с ней, а затем наклонилась, чтобы поцеловать его, хотя бы для того, чтобы отвлечь себя от происходящего. Драко нашёл её именно такой, какой представлял — готовой для него. Он застонал от удовлетворения, усиливая поцелуй, его пальцы надавливали на клитор и изучали её глубже. Хныканье, которое он получил в ответ, заставило его разум кружиться от восхищения тем, каково это, наконец, быть частично внутри неё. Он не мог дождаться, чтобы увидеть румянец на её атласной коже, вздымающуюся груди, услышать вздохи, которые она издаст, когда он, наконец, окажется дома, полностью внутри неё… Она хочет меня? А это имеет значение? Она уже предложила, и я не собираюсь отказываться. Слишком сладко… Колени Гермионы ослабли, когда он скрутил свои пальцы вдоль её самых интимных мест, она попыталась обвить ногами его за торс, чтобы не упасть. Его руки двигались быстрее, непрерывно, и Гермиона укусила его за плечо, голова бездумно откатилась назад. Я ненавижу его… Я ненавижу его… Н-ненавижу… Она крепче сжала его плечи, когда его рука начала двигаться ещё быстрее, а затем ещё, и она забыла, как чувствовать вообще что-либо вокруг, кроме того, что он с ней вытворял. Чувство бурлило внутри неё, растя, перемещаясь, изменяясь волнами удовольствия, пока она не почувствовала себя свободно падающей над взрывной кромкой — её тело на мгновение напряглось, прежде чем взорваться, обмякнуть и прийти обратно в чувства. Слёзы размыли её зрение. И это всё? Неужели он не…? Отстранившись, Гермиона посмотрела ему в лицо, лицо было покрасневшим от оргазма, который она только что испытала, и от стыда, который она чувствовала перед ним. Каким-то образом она ожидала, что его глаза будут полны насмешек, а выражение лица — полным отвращения. Как низко она упала и как далеко ей предстояло пасть, чтобы помочь кому-то ещё. Но вместо этого он выглядел очаровательно, тело всё ещё было напряженным против неё, а пальцы горели и прижимались к её животу. Ноги Гермионы были похожи на желе, она не доверяла им, чтобы встать, поэтому всё ещё цеплялась за него, её губы приоткрылись, когда она вздохнула. — Оу… Никогда она не чувствовала ничего подобного тому, что он только что сделал с ней. Часть её сжималась от отвращения, но другая часть плакала, жаждавшая больше его прикосновений, теплоты и твердости тела. Нет, я не хочу этого. Я не хотела этого. Я вынуждена… Отбрасывая назад смущение, она открыла рот и заговорила словами, хриплыми от неудержимого желания. — Почему… почему… ты не…? Драко потребовалось всё, чтобы не напасть на неё, как дикий зверь, и закончить то, что так медленно начал, ибо он никогда не видел блеска в том виде, в котором он отражался в пробужденных страстью глазах Гермионы Грейнджер. Громко простонав, он прижался к её щеке, жар против жары, потрясенный тем, насколько эротично она выглядела, когда кончала. — Я хотел наблюдать за тобой, — выдохнул он ей на ухо. — Помнишь, ты теперь моя, и это я решаю, что и когда сделать с тобой, я не прав? Он почувствовал, как она вздрогнула, а затем растаяла против него в подчинении. На несколько секунд их сердца вернулись к нормальному ритму, и, наконец, Драко отстранился, хотя и неохотно. Остальной мир медленно шептал ему на ухо тоскливое напоминание о себе, и он знал, что независимо от того, что случилось здесь, в этой комнате, он всё ещё оставался Пожирателем Смерти там. И она всё так же оставалась целью ненависти Министерства. И он до сих пор… — Приведи себя в порядок, — сказал он ей, вставая, чтобы поправить брюки и льняную рубашку, которая была на нём, неуверенными руками. — Моя жена скоро вернётся домой. Гермиона не могла понять, как мужчина, в одну минуту проявивший такую страсть, может быть настолько холодным в другую. И хотя она не признала бы это, на каком-то уровне это пугало и одновременно причиняло боль. Покраснев от своих предательских мыслей, она нащупала гладкую юбку и застегнула блузку, которую обычно носила. Её руки пробежали по растрепанной гриве, и она не могла смотреть ему в глаза, размышляя о том, что он собирался с ней сделать, каков был его план. — Всё как обычно, встретимся утром, и я заберу тебя обратно, как только увижу мою жену. Помни, ты грязнокровка, а я чиновник министерства. Затаив дыхание, она ждала подтверждения своей сделки. Он медлил у двери, бледная рука с длинными пальцами застыла у ручки. Затем он повернулся, посмотрев на неё взглядом, который, она знала, был воображаемой нежностью, потому что он не знал понятия этого слова, не так ли? — Мне понадобится немного времени. Но я буду придерживаться моего конца, нашего с тобой договора. Гермиона снова опустилась на кровать, ослабленная от облегчения, они продолжали смотреть друг на друга на несколько секунд дольше, чем она ожидала. Затем со странным кратким кивком он ушёл, оставив её одну, но в этот раз не без надежды. И снова надежда. В мужчине, на которого она никогда в жизни не надеялась бы.