Искусство игры

      Приглашение удивило — я не думала, что мне позволят встретиться с Екатериной, и тем более поговорить с ней. Признаться, я уже приняла как факт, что она где-то кормила рыб.       Я вскинула бровь, показывая изумление, но послушно встала с дивана, бросив взгляд на столик, где в графине находилось спиртное, а на подносе тумблеры. В стороне еще было красное вино с бокалами на высокой ножке. И если вино немногие успели частично выпить, то к более крепкому алкоголю никто не прикоснулся.       — Минутку, — я вскинула палец, чем обратила внимание поднявшихся мужчин.       Взяла графин и откупорила, принюхиваясь. Виски? Хм-м… я думала, что коньяк, а я его терпеть не могу.       Подхватила бутылку вина, вчитываясь в этикетку.       Фу, сухое. Полу-сладкое еще ничего, а вот сухое невозможно пить.       Отставила, и остановила выбор на виски, раз больше ничего нет, хватая тумблер.       — Тебе всего шестнадцать, — нахмурился отец, недовольно следя за моими манипуляциями.       — Все под контролем, — заверила его и подмигнула, так и последовав за остальными.       Театр одного актера, хах.       Мы спустились то ли в подвал, то ли в погреб, как в классических боевиках. А я вот надеялась, что в такой семье ничего так предсказуемо не будет.       Видимо, традиции.       Но это оказался не просто подвал, а…       Я шла в середине цепочки и любопытно вертела головой, понимая, что это не только лабиринт под землей с тюрьмами, но и отличный черный ход.       Классическое подземелье, разве что дракона не хватало.       Хм-м, а где-нибудь здесь есть принцесса, которую надо спасти от злого босса?..       Шли недолго, потому за следующим поворотом, пройдя открытую дверь, оказались в просторном помещении, которое я окрестила допросной.       Ну, да. Тут и криков слышно не будет, и от тела избавиться проще, чем по дому таскать трупы.       Свет от одной лампы под потолком, и в круге на стуле сидела изнеможенная женщина. Рядом с ней столик со стаканом воды, а в стороне пустое ведро.       Люди разошлись вдоль стен, как почетный караул, а я осталась слегка растеряно стоять у входа, не найдя себе место.       Хм? Они хотели последить за нашим разговором? Свидетели?       Но в то же время они могли выступать и охраной. Например, если у женщины хватит сил обхитрить меня и напасть. Либо от меня защитить пленницу.       Но из-за темноты комнаты и не скажешь, что тут был кто-то еще — на свету выделялись я и Екатерина.       Мокрые и волнистые рыжие волосы откинуты на спину, лишь несколько прядей прилипли к бледному лицу — видимо, ее хотели умыть таким образом перед нашей встречей, так как четко замечены подсохшие кровавые разводы на тонкой брови и нижней губе, да и фиолетовый синяк выделялся на правой скуле. Карие глаза лихорадочно блестели, но по взгляду видно, что меня узнали. Грязные и мокрые брюки и порванная рубашка — пуговиц заметно не хватало, но ткань была запахнута, не позволяя увидеть лишнего. Руки крепко связаны за спиной, почти выворачивая их. Босые и израненные ступни, которые Екатерина прижимала к ножкам стула, пытаясь спасти от ледяного сквозняка подземелья — она ощутимо дрожала, но не от страха.       Я разглядывала с любопытством, пытаясь найти похожие черты, но их было меньше, чем с тем же Емицу. Разве что рыжие волосы, которые я скрыла за алой краской. Взгляд Екатерины усталый, вымученный. Похоже, ее давно допрашивали и истязали.       Вздохнув, я, стуча каблучками и разбивая тягучую тишину, прошла к столику и поставила тумблер на круглую столешницу, наливая на два пальца алкоголя.       Мне казалось, что мужчины у стен не только свидетели разговора, но и будто жюри, оценивавшие мои действия для будущего вступления в семью.       Взгляды, полные любопытства, оценки, холода и недоверия.       Хороша проверка.       Осторожно приблизилась с бокалом к женщине, прижимая край к ее губам.       — Согрейся, — подтолкнула ей.       Екатерина нехотя сделала маленький глоток и кашлянула. Больше она не проявила активности, а я не настаивала, отойдя.       — Ты не удивлена, — спокойно заметила я и облокачиваясь на довольно высокий столик, приподняв бокал. Салютовала им женщине. — За не долгожданную встречу, — и отпила глоток терпкого напитка.       Тело не приучено к таким градусам, потому все-таки слегка скривилась, быстро глотая. Пищевод обожгло, будто огненный шар пронесся по нему, и по телу разлилось приятное тягучее тепло. Послевкусие во рту отдавало нотками дерева и трав.       Хороший алкоголь. Только кубиков льда бы бросить для полноты наслаждения напитком.       — Меня обманул иллюзионист? — произнесла слабым голосом и с чуть прикрытыми глазами женщина, следя за мной.       Постановка вопроса изумила, и я не скрыла эмоцию.       — К сожалению, у меня нет друзей-туманников, но надо исправить этот недочет. Они шикарные ребята, — я весело подмигнула и допила напиток из бокала, намереваясь налить еще. — Мне даже немного жаль, что у меня другой тип Пламени.       Пила для легкости беседы, иначе бы ничего не смогла толком сказать Екатерине, а так храбрости прибавится и язык развяжется.       — Тогда как? — женщина чуть нахмурилась и поморщилась от боли в брови. Рана слегка разошлась, и алая капля скользнула по лицу. Я проследила, пока она не сорвалась с подбородка на ворот черной рубашки.       — Пусть это будет тайной, — хитро улыбнулась и прищурила глаза, но через секунду нахмурилась. — И каково было стрелять в родную дочь? Неужели ты ничего не испытывала, раз подняла оружие против меня?       Я требовательно смотрела на нее, ощущая, как сгустилась и потяжелела атмосфера. Ответ мне казался важным. Более как дань Фиме, которая до последнего верила матери, несмотря на факты и охоту за ней. Она тепло относилась к женщине, хоть и почти не знала ее, особенно после признания причастности к мафии и ее темной стороне — убийствам. Возможно, Фима была идеалисткой с гигантским юношеским максимализмом, судя по тому, как пошла против задания с убийством мальчика и сбежала. И этим же идеализмом она верила, что сможет что-то изменить в отношении матери.       Наивная маленькая девочка, которая плохо знала жизнь, даже после знакомства с мафией. В ней она видела лишь средства.       Ей казалось, что она одна может все исправить.       Мир во всем мире.       Глупо.       — Испытывала, — сглотнула Екатерина, прямо смотря на меня. — Разочарование, — и оно отразилось в ее карих глазах.       Я сама не контролировала движение — раз, и бокал запущен в лицо женщины. Она болезненно охнула и опустила кровоточащую голову. Стекло разбилось где-то на периферии, падая на пол.       А меня поглощал гнев.       Теперь уже точно атмосфера в помещении сгустилась и стала тяжелее, жарче.       — Я вложила в тебя силы. Я надеялась на справедливость, — тихо заговорила Екатерина и резко подняла лицо, покрытое кровью. — Но ты меня предала. Бросила им на растерзание. Почему ты сразу не вернулась ко мне?       Вопрос оставила без ответа, сдерживая безумно рвавшиеся эмоции. Ярость сжигала изнутри, ища выход, но я сжимала кулаки и стояла, не шевелясь и дыша через раз.       Екатерина с вопросом смотрела в глаза. Ее взгляд бегал по мне, а голова медленно покачивалась, что-то отрицая.       — Нет… нет-нет-нет… — слабо прошептала она. — Этого не должно быть…       Все силы тратила на контроль, так что и раздумывать над словами Екатерины не было возможности, ища в них намеки или подсказки. Доля слабости — и я вспыхну костром. А я ненавижу, когда не могу что-то контролировать. Особенно себя.       — Ты мне не дочь, — произнесла женщина и прикрыла глаза, будто что-то осознав. — Ты мне никто.       Я дернулась как от удара и сделала шаг назад.       То, с каким спокойствием и решимостью она это сказала, обескуражило. Но внутри что-то треснуло и рассыпалось, прорывая плотину.       Я не воспринимала Екатерину матерью, и тем более не испытывала к ней привязанности и нежных чувств, — она была чужой и вызывала неприязнь, — но слова больно зацепили, пройдясь острыми когтями по душе.       Это были не мои чувства. Это была Фима, ее остатки, где-то глубоко внутри. Это была смерть ее надежды. Ее смерть.       — Карина, тише, не принимай так близко к сердцу, — с настороженностью произнес Девятый и вышел на свет, переключая внимание на себя. На губах мягкая улыбка, но в глазах холод и сосредоточенность. Он крепко сжимал скипетр.       Екатерина меня провоцировала. Она знала, что после такого я убью ее. Должна, по крайней мере. И она надеялась, что это сделаю я — быстро. Она решилась на это, тем самым прося такую милость.       Вонгола не даст ей легко умереть. Ее снова будут пытать и истязать. Тем более она — потомок Второго, и смогла породить меня, носительницу редкого Пламени.       — Ты ведь не хочешь становиться убийцей, верно? — успокаивал меня Тимотео, но слова отличались от ауры. Собран для атаки, если потребуется.       Он глянул куда-то мне за спину и чуть прикрыл веки, будто подавал какой-то сигнал.       Екатерина открыла глаза, с решимостью смотря на меня. Она просила о смерти. Она хотела ее от моей руки.       Выбор.       Я посмотрела на руку — на кулак, объятый оранжево-алым пламенем, который будто тек, срываясь каплями на пол. Красивое и завораживающее зрелище.       Вот она — моя магия.       Моя мечта.       — Ты призвала Пламя, молодец, — Девятый говорил вкрадчиво, будто с безумцем или диким зверем, явно перебивая мое внимание на иные вещи. А я завороженно смотрела на «фаерболл».       Что будет, если я выпущу его?       Взрыв? А в закрытом помещении?       Опасно и для меня.       Насколько я помнила, такое Пламя невероятно сильно и разрушительно.       — Да, возможно, вы и правы, — я волей и контролем придавила Пламя, пытаясь загасить опасный шар в руке. Попытка провалилась. — Но лишь отчасти, — я тоже говорила медленно, пытаясь одной частью себя удержать в узде силу, а другой думать. — Я должна Екатерине.       Я смотрела прямо в глаза Тимотео, отметив, что его радужка отдавала оранжевым цветом. Теперь же он улыбнулся куда искренне, а во взгляде колыхнулась ностальгия.       — Вы так похожи. Но такие разные, — тихо произнес он, но вернулся к теме, хитро прищурившись. — Ты сама ведь настаивала, что не будешь убийцей. Дипломатом.       Я прикрыла глаза и вздохнула. На секунду.       — Это личное, — четко ответила. — Когда в тебя стреляют, с серьезным намерением убить, то «понять и простить» не выйдет. Я — атеистка.       — Ты уверена? — с сомнением спросил отец, тоже отходя от стены.       — Да что за дебаты? — уже раздраженно дернулась я, понимая, что такая психотерапия лишь распаляла.       Емицу мирно поднял руки и отошел, больше не нарываясь и не вмешиваясь.       Забавно, что они обращались со мной как с диким зверем — осторожно, медленно и без резких движений.       За спиной послышался тихий и шипящий смех.       Легкий грохот отвлек — на стол положили заряженный пистолет, а Тимотео приглашающе взмахнул рукой, предлагая такой выбор.       Я ведь могла и без болтовни исполнить пожелание женщины, но тогда бы меня неправильно поняли. А короткая беседа расставила все по полочкам и дала глянуть на меня с другой стороны — не импульсивная и агрессивная, а держащая в руках и вполне сознательная.       Я ощущала в людях одобрение.       Мы пришли к компромиссу.       Пламя в руках погасло, но я прекрасно чувствовала его метания внутри — оно будто ждало сигнала, чтобы вырваться и охватить все бесконтрольным пожаром. Металл приятно холодил ладонь. Я взвесила пистолет и обхватила пальцами рукоять, заложив указательный на крючок.       Екатерина смотрела решительно, поджав губы. Она не отступит.       — Моя дочь погибла тогда в ванной. Чистое Небо. Ты — не она.       Я подарила ей грустную улыбку:       — Ты породила Ярость.       Оружие уверенно лежало в ладони, как влитое, никакого отчуждения. Никакого сопротивления или внутреннего барьера — я осознавала действия кристально ясно.       Выстрел в замкнутом помещении оглушил. И хоть рука слегка тряслась, но я постаралась максимально уверенно положить пистолет назад на стол.       Тимотео смотрел на меня с пониманием, но я развернулась к нему спиной, в намерении покинуть зал и не смотреть на труп. В паре метрах от меня застыл Скуало, рассматривая чересчур внимательно, и выглядел слишком напряженным.       Так вот с кем там Девятый перемигивался.       Ну, да. Капитан Варии вроде бы неплохо знал замашки Занзаса, видимо, потому держался ближе ко мне, чтобы по-своему утихомирить.       Я окинула мужчину безразличным взглядом и обошла, выходя в туннель.       Надеюсь, на сегодня все.       А завтра валить отсюда, и уже в самолете обдумать произошедшее.       Будет много времени переварить все и осознать, что я убила человека. И не абы кого, а мать этого тела.       Если честно и говорить открыто, не за вуалью лживых эмоций и мимики, то ощущала что-то мерзкое. Где-то там. Внутри. В душе. Оно будто налипло, и никакое Пламя в теле не могло выжечь эту скверну.       Но ведь она убила родную дочь ради Плана и мафиозной Семьи, намеревавшейся захватить власть. Она поставила все выше родного ребенка. Убила и не показала сожалений, раскаяния. Ей будто было плевать, избавлялась от бракованного товара, не щадя чувства девочки. Легко отказалась, как и вся та семья, которая шла к своей цели, будто у них была замена.       Так почему меня это должно волновать?..       Я зажмурилась и с силой мотнула головой, выбивая жгущие мысли.       Но пока… куда идти?..       Сжимая в руке еще полный графин с виски, я застыла на перекрестке коридоров, пытаясь понять, куда мы там поворачивали.