***
Хэсон и Юнги появились в комнате. Соседки, к счастью, не оказалось. Хэсон недовольно вздохнула. Придётся терпеть этого зануду ещё долгое время. А ведь всё было так хорошо. Бог тем временем увалился на кровать, хватая попутно тетрадь, лежащую на тумбе возле стены. Разглядывая закорючки, которые, между прочим, были старательно выведены на паре, Юнги вскинул уголки губ. Что же заставило его смеяться? Одно из вводных сочинений, ведь тетрадь была заведена ещё вначале года. Под текстом стояла ажурная «пять», нарисованная изящными пальцами преподавателя. Темой же данного текста был вопрос: «Существует ли рай и ад?». — Что за бред ты здесь написала? — возмутился он, не переставая при этом улыбаться. Девушка, выгребавшая вещи из шкафа, которых у неё оказалось не так уж мало, как думала она раньше, отвлеклась и на корточках подползла к парню. — А, так это тетрадь по философии, там всегда бред написан, — отмахнулась она. Юнги проводил её многозначительным взором. Она совсем не такая, как он ожидал. Совсем не такая!.. Следующей на растерзание богу пошла тетрадь по математике, в которой он понимал меньше, чем в готовке, поэтому она сразу же полетела в сторону. Под руку всерьёз заинтересовавшегося учёбой Хэсон бога страха попала огромная практическая тетрадка по истории Кореи. Надпись на тыльной стороне гласила, что это тетрадь ещё за третий класс средней школы*. Юнги всерьёз заинтересовала успеваемость девушки по этому лёгкому, как ему казалось, предмету, поэтому он тут же открыл первую страницу. Но оценки его далеко не впечатлили, а даже наоборот — расстроили. — Эй, история же лёгкий предмет, — окликнул он Хэсон. Она кивнула. — Для того, кто видел всё своими глазами, она, конечно, будет лёгкой, — язвительно прошипела девушка, запихивая вещи в чемодан. Судя по её голосу, она до сих пор не верила, что парень, лежащий на её кровати — бог. Юнги негодующе помотал головой и опустил глаза в тетрадь, перелистывая страницу. Дальше — хуже. Двойка следовала за тройкой, в редкий случай вырисовывались мелкие «четыре», но зато очень часто замечания. На просторах тетради царила одна лишь «краснота». Юнги отложил учебный предмет. Ему хотелось увидеть что-то, что его не разочарует. Его взгляд упал на бирюзовый кожаный рюкзак, лежащий на задвинутом стуле. Он одним плавным движением руки перенёс его к себе и открыл. Там увидел уже более новую тетрадь по тому же предмету, что разочаровал его только что. Надпись гласила всё то же: «История Корё». Судя по всему, это была всё та же история Кореи, которая не очень хорошо давалась Хэсон, только в более развёрнутом варианте. Юнги открыл первую попавшуюся страницу, но на лицо ему упал листок. Старый, едва не превратившийся в прах листок с портретом женщины. Тонкая линия алых губ, небольшой с маленькой горбинкой нос, ямочка на подбородке, но большие пронзительные глаза, обрамлённые чёрными ресницами. Специфичный у него вкус был девятьсот лет назад, ей-богу. А надпись снизу на потёртом китайском выдавала того, кто был изображён на портрете, с потрохами. «Торакаши Акешимо, 1121 г. н. э., японская купчиха, глава клана». Всего-то! Глава клана, японская купчиха. А сломала ему жизнь, едва не убила, убила короля, убила вообще всех, чёрт возьми! Столько бед натворила одна женщина, о которой теперь так просто отзываются. А почему его нет в истории? Некоторое время Юнги вообще был чиновником! Не чтят нынче предков, никого не чтят… Рассматривая портрет, бог всё больше и больше удивлялся, что он в ней такого нашёл? Что его очаровало настолько, что он на целый год заставил мир страдать, поселил в сердце каждого страх без малейшей капли надежды на свет? Посадил в заточение Хосока, удерживал высших под своим контролем. Но всё закончилось так же быстро, как и началось… — Я готова! — донёсся милый голосок. Юнги незамедлительно сунул портрет в карман пиджака и встал. После долгого разглядывания портрета жрицы, ему стало не по себе. И успокоение он нашёл в ней. Смотрел на неё долго, затяжно. Разглядывал каждую частицу тела. Вот локон упал на чёрную бровь, а она попыталась сдуть его, но всё равно убрала рукой. Вот уголок её губ дрогнул. Вот маленький шрам на левой щеке, совсем белёсый, почти незаметный. Вот выпирающая ключица, которая так соблазнительно вздымалась то вверх, то вниз вместе с грудью. Вот сломанный ноготь, который явно отличается длиной от других. Вот совсем недавний порез, покрывшийся свежей корочкой… — Ой, постой, я забыла тетради! Она засуетилась. Короткие ножки забегали туда-сюда по комнате, сметая всё в тот самый бирюзовый рюкзак. Лицо стало тревожным, словно она не могла что-то найти. — Вот чёрт, неужели выпал? — девушке было досадно. Юнги понял это по её прикусыванию нижней губы, по пальцам, которые в смятении теребили лямку рюкзака, по обеспокоенному взору. Она была такой маленькой… Маленькое лицо, каре, которое лишь подчёркивает его округлость, тонкая шея, которую бог мог бы сломать одним движением руки. Небольшие, но приятные даже на вид груди и бёдра, фигуру которых подчёркивали узкие джинсы. Он мог разглядывать её бесконечно, дольше, чем портрет Торакаши. Тогда она, одетая в красный ханбок и полностью принявшая Корею ради него, казалась ему ве́рхом женского героизма, красоты и изящности. Она очаровала его за несколько дней своими головокружительными танцами, игрой на таком, непривычном для Кореи, китайском цине и своей тонкой, строгой улыбкой. Неужели Хэсон хватило часа? Неужели Юнги настолько заскучал по женщинам, что готов упасть в ноги любой, на кого он загляделся? Или то была лишь магия, какая-то особая сила жриц тьмы? Но Хэсон действительно была очень прекрасна. Немногословна, а он был уверен, что она просто была напугана. И даже уже как будто перестала раздражать его своей чрезмерной глупостью, недоверчивостью и наивностью. Но эти губы, которые сейчас шевелились в немом шёпоте, так и просили этого поцелуя. Юнги был готов сорваться, накинуться на неё, и плевать, что он уже чувствует приближение кого-то… — Эй, ты, как там тебя… Нет, она снова его раздражает. Юнги вот уже сто раз покарал себя всем возможным матом за такое открытое разглядывание. Господи, да у него же ещё будет уйма времени, чтобы посмотреть на Хэсон всякую: спящую, голую, принимающую пищу и даже, возможно, пьяную. — Меня зовут Мин Юнги. Просто Мин Юн-ги, — проговорил он глухо, облизывая пересохшие от горячего дыхания губы. — Да, ты не видел портрет, там девушка такая красивая в ханбоке… — Нет. Хэсон поникла, вдохнула и подошла к Юнги непозволительно близко. Он услышал слишком громко её бьющееся сердце, её дыхание. Захотелось ещё слегка навострить уши и услышать, как кровь течёт по её венам, как живот урчит, потому что хочет еды… Что? А это-то тут причём? Оказалось, что живот урчал вполне себе так громко и требовательно. — Я готова, — громко объявила она. Юнги кивнул и отвернулся, чтобы стараться не засмотреться больше так откровенно. Но, казалось, что девушка вообще ничего не заметила и была занята только исключительно сборами. Но вот внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошла очень даже привлекательная девица. По меркам Юнги слишком вульгарная, но на одну ночь вполне сошла бы, чем сегодня и собирался заняться Мин. Он хищно облизнулся и стрельнул глазами в сторону ягодиц вошедшей. Девушка же тоже не оставалась равнодушной. Она так и ела глазами бога. А он-то был бы вовсе не против, если бы не… — Мы уже когда-нибудь уйдём отсюда? Господи, как же она его раздражала! — Хэсон, подойди, пожалуйста, — позвала Нам девушка. Юнги старался пересилить себя и не смотреть на эту горячую красотку, но глаза, как бы он не отворачивался, всё равно оставались на ней. Хэсон покорно подошла. — Кто это? — Юнги отчётливо слышал шёпот. Его так рассмешила вся ситуация. Хотелось как-то утереть нос этой дерзкой девчонке, да и провести ночь с такой высокой и фигуристой красавицей он был не против. — Я её парень, — Юнги отозвался громко, чётко и ясно. Только вот на лице одной это вызвало такой шок, что страшно было представить себе то, о чём она думает, а вот другая явно расстроилась. Юнги был бы очень рад сегодня ночью поразить светловолосую своими огромными возможностями в постели. Но после того, как все узнают (а он не сомневался, что девушка была популярна и имела кучу подруг), что он «изменил» Хэсон с той барышней, боялся, что об этом узнает сама Хэсон, и их отношения скатятся к абсолютному нулю. А ведь сейчас они едва-едва начали расти по шкале вверх. Хоть какое-то общение позволяло вытягивать их. А если девушка обидится на него за то, что он опозорил её на весь университет, то никакой любви ему от неё точно не видать. Бог обречённо вздохнул и подошёл к Хэсон, шепнув на ухо, что позже всё объяснит, он щёлкнул пальцами. Красотка вырубилась и упала она кровать. Следом он увидел не менее озабоченное лицо своей новоиспечённой девушки. Как же его это всё достало. До грёбаных мурашек. До белых пятен в глазах. До такой степени, что он бы прямо сейчас забурился в свой чёрный вакуум, разводя по всей квартире сырость и слякоть. И вот уже в комнате две спящие девушки. Только вот одна абсолютно без воспоминаний за прошедшие три минуты, а вторая просто так, чтобы не надоедала. Первыми в место временного проживания отправились чемоданы, а следом парящая тушка Хэсон влетела в мрачный чёрный портал. Юнги довольно вздохнул и ступил одной ногой на порог своей квартиры.***
Ярко-красные и розовые розы выделялись на фоне чёрных панелей отделанных стен. Дубовая дверь распахнулась, и вошёл демон. Вальяжно уселся на одинокое кресло, стоящее почти посередине комнаты. Щелчком зажёг одну из свечей, стоящих на тройном подсвечнике. Комната озарилась тусклым, противным светом. Как оказалось, вокруг была ещё некая мебель. Стул с ажурными ножками из металла, в стиль стулу стол, шкаф неестественного аквамаринового цвета, который абсолютно не сочетается с стальными предметами интерьера, и огромный портрет, густо затянутый колючими стеблями роз. А на портрете девушка. Такая шикарная, в белом платье английского стиля, с бледной, но нежной улыбкой, большими глазами, светлой, будто светящейся изнутри кожей. Так изумительно похожая на Тэхёна, с его янтарными, почти золотистыми глазами, присущими всем демонам и молочной кожей. Но соблазнитель даже не смотрел на портрет. Он затерялся где-то далеко, в океане своих мыслей, которых, как казалось, был вагон и маленькая тележка. Тащить весь этот ворох сил уже не было, поэтому Тэхён принял решение сейчас спешно разобраться в себе, сделать все значимые и не значимые решения и идти завоёвывать сердце Хэян. А вот стоит это делать или нет, Тэхён даже не подозревал. Нет, он уже однозначно решил для себя, что она и её сила будут принадлежать ему и только ему. Ким, конечно же, и так считается одним из самых сильных демонов клана, после своего отца, но вот лишняя власть над миром людей и богов ему бы не помешала. Он смог бы получить такой авторитет среди своих, что ещё долгие века жил бы в процветании и уважении. Поэтому Хэян стала для него чем-то таким, благодаря чему он сможет заполучить такое могущество, силу и власть, о которых сейчас и речи быть не может. Он принц своего клана, не более. Но как же хотелось этого "более"… А только ли в этом дело? Всё это пафосное уважение гарантировано будет покрыто завистью, попытками отобрать у него жрицу. Тэхён, как и многие другие предки его, хотели править спокойно, без войн с вышним миром. Но это получалось нечасто, а ещё реже выходило то, что не было даже намёка на конфликт. Сейчас Тэхён, естественно, сам собирался идти в открытую войну с богом страха и ночи, который по силе был чуть ли не в два раза сильнее его самого. Ким вот уже был готов уйти от всей этой вереницы мыслей и навсегда забыть эту затею, но вновь и вновь возвращался к вопросу: а что он потеряет, если не рискнёт? Потеряет он возможную любовь. Если Хэян полюбила бы его, это было бы сверх его самолюбия, эгоизма и жадности. Он бы на веки вечные закрыл Хэсон здесь, у себя в аду, навсегда прикрывая путь к ней богам и прочим существам, которые могли навредить ей. Взамен он мог обещать ей то, чего она пожелает. Но то, что он услышал тогда… Это никак не шло рука об руку с его будущими планами. Она хотела любви. Но ни Юнги, ни Тэхён не могли ей её дать. Оставалось лишь надеяться, что Хэсон сама влюбится в кого-нибудь из них и решит исход этого спора. Но сколько же для этого нужно было сделать? Жрица совсем не казалась доступной девушкой, нет, даже наоборот. Из её разговора с богом он понял, что завоевать её сердечко будет не так-то просто, но с постоянной раздражительностью и вспыльчивостью Юнги, которые уж точно будут знатно так подпорчивать их отношения, шансов становилось больше. К тому же Тэхён являлся никем иным, как демоном-соблазнителем. Это богини были абсолютно равнодушны к его приёмчикам, наподобие сверкания глазками, нежных прикосновений, да и вообще магии, которую Тэхён должен применять к девушкам, но иногда и к парням. А последние, кстати, по опыту демона, были гораздо более падки на красивые речи и глазки Тэ. Так, нет, не стоит уходить от темы. Что же он в итоге решил? Будет играть в игру на соблазнение, естественно, скрытно, так как гнева бога страха ему было бы точно не удержать. Тэхён был несгибаемым по своему характеру, и если уж он потерпит поражение, то вновь и вновь будет браться за дело, в котором проиграл. Поэтому даже если Хэсон будет целиком и полностью подчиняться Юнги, потому что влюблена в него, Тэхёну будет хорошо так портить им жизнь, пытаясь втиснуться в их отношения. Он уже ясно решил для себя, что никто, кроме него самого, не завладеет её сердечком. К тому же, если бог страха совершит оплошность в виде измены или оставит её высшим, после того, как научит всему и заставит подчиняться Небесам, то она могла бы вполне обозлиться на него за разбитое сердце. А тёмные личности уж так просто не оставят свою сломанную любовь, это уж точно. Поэтому, как казалось Тэхёну, шансы у него были такие, что даже сам Юнги мог бы позавидовать ему сейчас. Тэхён встал, довольно улыбнулся и раздвинул розы на портрете. — Мам, посмотри, твой сын стал совсем взрослым, — прошептал он, глядя на эту красивую женщину с до одури пронзительным взором.***
Хэсон открыла глаза и оказалась, о, чудо! В прекрасной, по её мнению, квартире, шикарно обставленной, в тёмных тонах. Она сама лежала на огромной двуспальной кровати и думала, а не мерещится ли ей всё это? Но нет, надрывающийся от кипения чайник, мягкий бархат покрывала и даже звук душа — всё говорило о том, что этот мир вполне реальный и очень даже перегруженный реальными вещами, которые никак не вписывались в её, обычно, радужные сны. Хэсон нехотя встала. А как она вообще умудрилась отрубиться? Или бог соврал, и на самом деле она отключилась от болевого шока? Нет, ничего не болело, только вот в правом виске ощущалось едва заметное покалывание, но то была начинающаяся мигрень — привычная вещь, которая случается, если Хэсон поздно ложится спать. У девушки ещё остались вопросы, например: кто и что делает в её, теперь, ванной, почему кипит чайник, ведь она его сто процентов не ставила и почему комната выглядит так, как будто бы здесь уже лет сто кто-то живёт? Почему она так решила? Всюду стояли какие-то непонятные для неё аксессуары, валялись, несомненно, мужские вещи и стоял запах давно не проветриваемого помещения. Хэсон поморщилась. Мысли о том, что она теперь будет здесь жить, совсем не грели душу. Квартира казалась порядочно большой, поэтому уборки здесь было завались сколько. К тому же затхлость помещения совсем не давала даже подумать о том, что хотя бы первые два дня она сможет насладиться проживанием в одиночестве, ведь уборка не терпела времени. Хэсон, несмотря на своё, всё ещё слегка сонное, состояние, открыла шторы на окне и выглянула наружу. Там её встретил великолепный пейзаж и видом на серебристо-розовую реку, сияющую из-за восходящего солнца. Лучи ворвались в комнату, мигом начиная поглощать всю тёмную мебель. Хэсон и сама зажмурилась от такого непривычного за последние часы солнца. — Ты не слышишь чайника?! — громко возмутился Юнги, вышедший из душа в чём мать родила. Девушка обернулась на него, но тут же повернулась обратно, смутившись и сильно покраснев. Ну не привыкла она видеть голых парней! А нет, не голых, с полотенцем на голове. Как будто нельзя было обернуться им вокруг талии… Тем временем до неё донеслись шаги с кухни. Чайник был неумолимо выключен, а вот мужчина, как поняла Хэсон, совсем не собирался одеваться. Он прошёл из кухни в комнату, поворчал о чём-то своём, вернулся вновь на кухню, и когда девушка повернулась, то опять же лицезрела такую же картину, которую видела пару минут назад. — Господи, прошу тебя, оденься! — едва не вскликнула она. Получилось так жалобно и разбито, что ей самой начало казаться: а не плачет ли она? Но нет, солоноватая жидкость из глаз не выделялась, а вот Хэсон поймала себя на мысли, что улыбается. Взглянув в своё едва заметное отражение в стекле окна, девушка едва не ахнула. Покрасневшая, смущённая, улыбающаяся, с растрёпанным каре и немного осыпавшейся тушью. Картина была та ещё, поэтому захотелось поскорее попасть в ванную и привести себя в порядок, а потом уже выяснять, чья это квартира и кто в ней живёт. Пока она раздумывала и пыталась привести себя в какой-то более-менее порядочный вид, бог уже успел одеться. Ну, не совсем, конечно, одеться, но теперь на нём были какие-никакие, но полосатые боксёры тёмного цвета. И чего это она вообще так детально рассматривает своего нового знакомого? А почему бы и нет… Сознание властно, приказывающим тоном сказало ей внимательнее осмотреть его. Светлая кожа, непонятного цвета волосы… Господи, да это уже сотню раз было увидено и лично подмечено ею самой! Хотелось увидеть что-то новое. Что-то, что находится чуть ниже шеи, что-то запретное для девушки девятнадцати лет… А там определённо было на что взглянуть. Нет, отнюдь не огромные перекатывающиеся мускулы, но тело было очень даже красивым, не менее прекрасным, чем его хозяин. Такое же молочное, слегка подкачанное. На животе виднелись небольшие, но ощутимые складочки кубиков пресса, выделялись округлые плечи, твёрдые даже на первый взгляд бёдра, тонкая талия и широкие плечи. Хэсон теперь не понимала, почему он постоянно ссутулится и не показывает всей изящности своей фигуры, а потом вспомнила, что это обычно присуще девушкам, и смущённо отвернулась. — Насмотрелась? — ехидно спросил бог, наконец накидывая футболку, которую он нарочно долго искал в шкафу. Девушка фыркнула. Хотя, чего фыркать-то, сама виновата. Ишь какая, расплылась тут от одного вида мужского тела. Да у них таких спортсменов половина универа, и если на каждом глаза оставлять, то точно ослепнешь! Хэсон ещё раз фыркнула, только уже гораздо более презрительно и спешным шагом направилась в сторону ванной комнаты. Убранству помещения она решила уже перестать поражаться, потому что, если восхищаться каждым предметом мебели, то точно никаких эмоций не останется, а она чувствовала, что сегодня ей уж точно пригодится целый ящик масок. Честно говоря, то маски надевать на себя она не особо умела. Обязательно произойдёт что-то, что выбьет её из привычной колеи, разобьёт к чертям все и без того призрачные планы на будущее и придётся опять искать решение и подбирать новую позиция для себя в этом обществе, которое, как правило, привыкло относиться к Хэсон, как к слабоумной. В универе все действительно считали так. Она по своей воле пошла на профессию, которую толком не понимала — историк. Ей просто показалось загадочным то, что происходило тысячу, две тысячи или даже пятьсот лет назад. Вот она и поставила злополучную галочку справа от списка и была обречена на всю жизнь. Затем зачем-то пошла в этот театральный кружок, хотя прекрасно понимала, что ей ну очень далеко до актрисы. Ей бы научиться просто так выражать свои эмоции, не то, чтобы профессионально исполнять их на сцене перед толпой зрителей. Но за сегодня она, пожалуй, уже овладела одно такой не очень приятной эмоцией в совершенстве: научилась краснеть и смущаться. А, ещё бесстыдно разглядывать людей. Только сейчас она поняла, как глупо смотрелось то, что она так откровенно оценивала внешний вид бога. Наконец, приведя себя в порядок, она вышла из ванной. Белая футболка и джинсы уже давно стали непригодными для дальнейшего ношения, поэтому девушке нужно было срочно переодеться. Юнги словно сам ждал её возле двери. — Идём, покажу, — позвал он. На его губах сидела озорная улыбка, а настроение было очень даже приподнятое. Хэсон была рада тому, что сегодня, возможно, с ним удастся нормально поговорить. Но Юнги лишь притащил её в небольшую, но настолько уютную комнату. О лучшем Хэсон и мечтать не могла! Та большая комната ей совсем не нравилась, а эта — в таких мягких бежевых и серых тонах была как раз верхом её мечтаний. Рабочий стол из светлого дерева, кровать с полосатым постельным бельём, шкаф того же цвета, что и стол, маленькое, но наверняка уютное кресло для чтения, и небольшая полка с книгами, висящая над этим креслом, а также светлый туалетный столик с кучей ящичков и круглым зеркалом — всё было прямо точь в точь так же, как мечтала она. — Ты умеешь читать мысли? — девушка, не глядя на бога, обратилась к нему. Тот лишь довольно усмехнулся. — Нет, я полагался на свой вкус. Тебе нравится? — Конечно! Всю жизнь мечтала о таком! — Хэсон была готова благодарить бога снова и снова, он вместо этого замолчала и загадочно улыбалась, делая вид, что разглядывала бежево-белую занавеску на окне. — Я буду редко появляться в твоей комнате, когда тебя нет, заходить не буду. Не переживай, стучать я умею. Я не такой невоспитанный, как ты думаешь! — возмутился Юнги, надувая губки, как ребёнок. Хэсон лишь ещё раз улыбнулась, глядя на него и кивнула. — Вообще, квартира эта моя, но мы друг другу мешать не будем, потому что заниматься поисками подходящей квартиры для тебя сейчас у меня нет времени. Я дома появляюсь редко, только сплю и ем, хожу в душ. Ухожу рано утром, прихожу поздно вечером, выходные бывают раз в неделю, поэтому я тебе не надоем. Еда на кухне в холодильнике. Деньги, если что-то будет нужно… — Я не возьму твои деньги, — девушка опустила голову. Нет, брать деньги у него было уже слишком. Мало того, что она стала нахлебницей и живёт теперь, мешая ему, так она ещё и деньги будет трясти с него. Нет, спасибо. Она ещё и доплачивать готова, только вот, Юнги и так уже начинал злиться от её упрямства. — Хорошо, просто попроси, если что-то нужно. А, ещё. Мою комнату вообще не трогать, и даже пальцем к ней не прикасайся. Я буду стараться разводить «жижу» как можно реже и только у себя, но ничего не обещаю, — Юнги, кажется, закончил и замолк. Настала неловкая пауза. — Какую «жижу»? — робко поинтересовалась Хэсон, подняв голову. Бог не знал, как объясниться. И как можно вообще объяснить девушке, не понимающей в магии абсолютно ни-че-го, что такое «жижа», и почему он её устраивает? — Ну, такое происходит, когда я думаю. Ухожу глубоко в себя, запечатывая себя в шар. Тени начинают шастать по квартире и разводят везде сырость. Знаешь, как будто огромный слизень по дому прополз. Везде так сыро и скользко, — Юнги говорил с запинками, как будто виновато опуская голову. И вообще, для него такое поведение было более, чем странным. Но как по-другому то? — Это опасно? — Вообще-то, да, если меня потревожить, то я могу выйти из мыслей в ужасно плохом настроении, и тени начнут злиться и могут причинить вред тревожившему, поэтому будь осторожна. И вот в очередной раз у Юнги появилось странное ощущение, что сейчас выскочат люди с камерами и рассмеются ему прямо в лицо над тем, как он распинается перед какой-то ничего не стоящей девчонкой. Бог от таких мыслей мысленно отругал себя за то, что тот ведёт себя как тряпка. Настроение бога было безнадёжно испорчено. А вот настрой девушки очень даже подскочил вверх от такого приятного и долгожданного диалога с человеком. Обычно она общалась только с преподавателями. А тут диалог, такой настоящий, живой и какой-то даже не мимолетный. Она так жаждала общения, что даже не заметила явного недовольства в глазах бога, а в том, что он бог, она уже не сомневалась. — Я ухожу. Не жди меня, занимайся своими делами. А, и ещё, твои ключи висят в коридоре. Не забывай есть, я не хочу, чтобы ты умерла с голода, — Юнги бросил слова так небрежно, словно ему на самом деле было наплевать на Хэсон. Та внезапно поникла. Опять она остаётся одна. А ведь бог обещал ей не такую жизнь, какой они жила раньше. Но девушка лишь кивнула и собиралась проводить его взглядом, как вдруг внезапно Мин улыбнулся и, резко достав руку из кармана, потрепал её по голове. Хэсон чувствовала себя как-то странно. Немного воодушевлённо, но и как-то подавлено. И вообще противоречиво. Бог ушёл, а взор девушки упал на пол. Там, где только что стоял Юнги, валялась свёрнутая во много раз бумажка. Она подняла её. Надпись чётко и ясно дала понять, что это контракт. В котором речь шла явно о ней. И как теперь принимать намерения бога за положительные, если он уже относится к ней как к вещи?