«А ведь я не знакомила Даниеля с бабушкой и дедушкой. Значит ли это что…»
Лавли резко встала из-за стола и, чтобы не вызывать излишних подозрений, принялась собирать пустую посуду.«Нет. Быть того не может. Лавли, ты просто сходишь с ума».
Разве могла она признаться хотя бы в мыслях, что где-то глубоко внутри знала: отношения с Даниелем изначально были обречены. Лишь звон разбитой тарелки, выпавшей из ослабевшей руки, отрезвил Джонс. Она принялась поспешно убирать осколки с пола кухни. — Ангел мой, все хорошо? — послышался обеспокоенный голос Франчески, заставляя Лав почувствовать невыносимые муки совести. — Да-да, — поспешила заверить она и по неосторожности напоролась ладонью на самый острый осколок. Тихо зашипев, она вытащила кусочек керамики из кожи и, подняв голову, встретилась взглядом с Харрисоном. — Все хорошо, ба. Не волнуйся! Одними глазами Лавли молила хранить молчание, словно от этого зависела ее жизнь. Подойдя к девушке, Хаз лишь молча помог ей встать и отвел к раковине. Он осторожно промыл рану и, выпустив ее мозолистые пальцы от частого рисования, безмолвно ушел. Смех, донесшийся со стороны гостиной, вывел Джонс из транса, и она поспешила закончить неожиданную уборку. Вернувшись к компании людей и одному псу, Лав отметила, что скучать без нее им не пришлось. Рубин лежал у ног Фабио, словно выказывая ему редкое уважение. Франческа сидела в обнимку с мужем на небольшом диванчике, а Харрисон тактично расположился в кресле справа от них, не желая мешать проявлению супружеской нежности. — О, моя любимая миссис Марино, — любовно сказал Фабио, целуя женщину в висок. — Даже не вериться, что мы уже сорок два года вместе. И как ты меня терпишь-то? — С трудом, Фабио, с невообразимым трудом, — ответила она, зажмурившись от ласки. — Подождите. Миссис Марино? Я не ослышался? — замешательство на лице Харрисона вызвало у Лавли легкую улыбку. Парень явно горел желанием утолить свою жажду ответов, а потому он вежливо попросил: — Объясните, пожалуйста, если это не тайна. Франческа и Фабио переглянулись, словно решая, кому выпала бы такая честь поведать их удивительную историю. Мужчина уже собирался начать рассказ, как его взгляд зацепился за фигуру Лавли в проеме дверей. — Может, ты раскроешь тайну нашей семьи? А то мы уже совсем старые и позабыли, что и как там было, — Фабио подмигнул жене, на что она лишь прыснула в кулак. — Если это секрет, то может не стоит? — вклинился Остерфилд. И пусть его природное любопытство никуда не делось, но все же лезть в слишком личное он не считал правильным. — Ничего страшного там нет. Не бойся, Харрисон. От этой тайны пока никто не умер, — зловеще произнесла Джонс и прошла ко второму свободному креслу. Парень лишь пожал плечами, не став спорить, а девушка принялась объяснять, что за путаница была с их фамилиями. — Если совсем коротко, то дедушка украл бабушку со свадьбы и сбежал с ней в Великобританию. А что бы неудавшийся жених не нашел их и не отомстил за унижение перед алтарем, они благоразумно сменили фамилию. И даже не спрашивай, почему Джонсы, — предупреждая вопрос Харрисона, сказала Лавли. — Ты не хочешь этого знать. — Вообще-то хочу, — с вызовом в глазах Остерфилд наклонился ближе к Лав. — Нет, не хочешь, — с нажимом ответила Джонс. — Да. — Нет. — Да! — Нет! Этот спор мог длиться вечно, но заливистый смех со стороны Фабио и Франчески разрушил всю атмосферу препирательства и редкого упрямства. — А вы отлично ладите друг с другом, — сказала Франческа, как ее муж тут же добавил: — Прямо как мы в юности. Лавли закатила глаза, а вот Харрисон наоборот просиял. Девушке даже смотреть на него не нужно было, ведь она прекрасно знала, о чем он думал: «Я же говорил» и «Слушай, бабушку с дедушкой. Они дело говорят». Теплое какао стало приятным дополнением к столь насыщенному дню, а Марино отправились в свою комнату со словам, что они слишком стары, чтобы не спать всю ночь. Остерфилду было дозволено переночевать в доме, что не сильно радовало Джонс. Она так хотела побыстрее вытолкать его на улицу, и в итоге они вместе сидели на белом крыльце в свете звезд, под еле слышное пение освежающего летнего ветра. — Это и был твой план? — спросила Лавли, не глядя на Харрисона. — Что? — Он слишком ушел в себя и ни сразу понял, что вопрос был адресован к нему. — Очаровать моих бабушку и дедушку и давить на меня через них… таков был план? — Нет. Я хотел поговорить с тобой и, если честно, до сих пор хочу. Нам так и не удалось нормально все обсудить. — А что обсуждать, Харрисон? Я уже все сказала. Вчера, сегодня… — О нас. — Боги! О чем ты вообще говоришь? О каких нас может идти речь? Нет никаких нас. — Ты ошибаешься, Лавли… — Харрисон… — прервала его Джонс, но он снова вернул себе инициативу в разговоре. — Послушай, да, ты ошибаешься. Ведь «мы» появились в тот день, когда ты пустила меня в свою студию. Пойми же, именно тогда ты стала открываться мне, так, пожалуйста, не закрывайся вновь. Я не причиню тебе боли, как тот ублюдок Спаниель. — А не пустые ли это обещания? Хотела бы я знать заранее, чтобы не обжигаться больше. — Просто… давай попробуем. Без громких слов и признаний. Попробуем быть парой, если не выйдет, то я не буду больше лезть. Я уйду сразу же, как только ты решишь, что я не тот или не справляюсь с исцелением твоего сердца. — Зачем тебе все это, Харрисон? Разве мой отказ не задел твое самолюбие и гордость? — тихо спросила Лавли, словно ожидая гнева парня, но его не последовало. Он лишь со светлой улыбкой, впервые без тени иронии, ответил: — Лавли, мы договорились без громких фраз и признаний. — Мы ни о чем не договаривались, — поправила его Джонс, на что он улыбнулся только шире и встал со ступеньки. — Подумай до утра. Ты ничего не потеряешь, а немного смелости никогда не бывает лишней. — Это вызов? — Ты задаешь слишком много вопросов, моя Лав*. Лавли вздрогнула и озадаченно посмотрела на Остерфилда. Его присутствие было в неком роде магическим, ведь с ним рядом постоянно хотелось рисовать. Или же это был просто рефлекс, как у собаки Павлова? В последнее время Хаз довольно часто проводил свободное время у Джонс в студии и наблюдал за ее творческим процессом. Понимая, что разговор окончен, Харрисон оставил Лав, которая так и не смогла выдохнуть от облегчения. Перед ней стояла не самая легкая задача, решение которой могло стать роковым для нее. — Черт! Спасибо, Харрисон, за бессонную ночь. Я же теперь уснуть не смогу, — она уперлась руками в ступеньку повыше и запрокинула голову назад. Звезды мигали, словно знали некую тайну, а Джонс грезила, чтобы космические светила поделились хоть толикой своей бесконечной мудрости. — Я слишком много ошибалась, так почему сейчас должно быть иначе? Ответить ей никто не мог, а Лавли сидела в тишине, решая собственную судьбу. Повернув голову в сторону, где час назад сидел Харрисон, она увидела свой скетчбук. Джонс неверяще коснулась обложки пальцами, проверяя не мираж ли это, а затем смело взяла его в руки. Все листы были на месте и даже те, на которых был запечатлен сам юноша. Они оказались не тронуты. Легкая улыбка скользнула на губах Лав, принимая, возможно, самое безрассудное и даже глупое решение, но отчего-то в ее сердце не было противоречий. Больше не было. Теплые лапы на плечах заставили вспомнить Джонс, что несмотря на летнее время ночью было все же довольно прохладно. Не желая подхватить простуду в самый разгар рабочего сезона, она под одобрительный гав Рубина поспешила домой. Лав насколько возможно тихо прошла мимо зала, где спал на диване Остерфилд, и отправилась в свою студию. Спать было гиблым занятием, ведь мозг оказался слишком бодрым и требовал активности. Но не только девушка не спала той ночью. Стоило ей пройти мимо, как глаза Харрисона тут же распахнулись, а он сам перевернулся на спину. Еще никогда потолок не казался юноше столь привлекательным, ведь он пялились на него до самого утра, пока усталость совсем не одолела его и не склеила намертво веки. А разбудило Харрисона, как ни странно, ощущение, что на него кто-то смотрел. Лениво открыв глаза, он обнаружил перед собой Рубина, довольно виляющего хвостом. Только пес понял, что его жертва проснулась, он лизнул его в нос, прогоняя остатки сонливости, и побежал к Лавли, весело гавкая. — Предатель, — беззлобно заворчал Остерфилд, садясь на диване. — Мог и не палить меня и дать еще поспать хоть пару часов. Растрепанный он по памяти пришел на кухню, где Лавли пила кофе с сандвичами, листая небольшую книжку, напоминавшую очередной скетчбук. — Неужели ты встал? — не отрываясь от цветных страниц, спросила Лавли. — И тебе доброе утро, Лавли, — он плюхнулся на стул напротив девушки, и она тут же захлопнула книгу. — Что читаешь? — Уже ничего, — быстро ответила Джонс, поднимая голову. — Перекусить не хочешь? — Определенно не стану отказывается, ведь я голоден на постоянной основе. Денно и нощно, — улыбка сама по себе расползлась на лице Остерфилда, а глаза прошлись по ее фигуре. — Милая пижамка. Прямо розовенькая, как положено. А кто это там? Единороги? — Харрисон, ты ослеп? Какие единороги? Это черепа. — Да? — парень сощурился, а затем резко встал. — Секунду, никуда не уходи. Остерфилд пулей вылетел с кухни, а Джонс непонимающе уставилась ему вслед. — Куда я пойду в пижаме со своей же кухни. Безумец. Через минуту Хаз вернулся в очках и принялся рассматривать пижаму Лав. Она даже поежилась от столь внимательного взгляда, а он, выдохнув, вернулся на свое место. — Ага, и правда черепа. — Не очень мило, правда? — хмыкнула Лавли, отпивая большой глоток крепкого кофе. — Она розовенькая, — сказал Харрисон так, словно это многое объясняло. — Так что там с завтраком? — Вот тарелка. На ней сандвичи. Вот чайник. Там горячая вода. Кухонные шкафчики, видишь? Кофе и чай в каком-то из них, — безразлично рассказала Лавли, показав на все сказанное рукой. — Обслужи себя сам. — Ладно. Не сильно пить и хотелось, — пожал плечами Хаз, уминая сандвичи в сухомятку. Лавли, не моргая, смотрела на Харрисона, как на невиданное чудо. В какой-то момент молчаливое созерцание надоело парню и, отведя сандвич ото рта, он спросил: — Что-то не так? На лице что-то? — Вообще-то да. Очки, — легко ответила Лавли, и в ее голосе действительно были легкие интерес и любопытство. — Спасибо, что сказала, но я в курсе. Я их сам надел, — серьезный тон парня нисколько не смутил Джонс, ведь она уже привыкла к такой манере общения. Однако сдаваться она не планировала, а потому она продолжила нужную ей тему: — Я раньше не видела тебя в очках. — Сексуально, не так ли? — Харрисон игриво подмигнул и стряхнул с рук крошки. — Ради тебя я готов хоть все время так ходить. — О, избавь меня, пожалуйста, от столь глупых предположений. Я это к тому, что я даже не знала, что у тебя зрение плохое. — И не узнала бы, потому что обычно я линзы ношу, — заметив удивленный взгляд Лавли, он поспешил добавить: — Сегодня исключение, потому что я прое… кхм, то есть потерял у тебя линзы. — Я куплю тебе новые, — спокойно сказала Лавли, заварив себе еще одну кружку кофе. — Можешь кинуть смской, какие именно тебе нужны и… — Не стоит. Уж линзы я себе позволить могу. В качестве модели я зарабатываю довольно неплохо. — Так, если сейчас ты начнешь перечислять все свои преимущества и недостатки, словно продаешь какой-то товар, то прошу — остановись сейчас. — Ну, что ты, Лавли. Для тебя акция: Харрисон Остерфилд и его голод совершенно бесплатно. — Какая честь, — хмыкнула Джонс и кинула парню зеленое яблоко, которое тот успел словить прямо у собственного носа. — Собирайся, я провожу тебе до вокзала. Не желая даже слышать возражения Остерфилда, она быстро покинула кухню и отправилась в свою комнату сменить пижаму. Желтая блузка и черные джинсы идеально подходили к ветреной погоде, и все же Лавли не сдержалась и надела соломенную шляпу с небольшим розовым бантиком. Харрисон ждал ее у дома, а Рубин сидел рядом, составляя ему компанию. Только пес увидел хозяйку, он сразу же сорвался с места и прошел мимо нее, не позволив даже себя погладить.«Ну, вот. Еще один обиженный на моей совести. И какие там звезды сошлись на небосклоне?»
Джонс только кивнула Остерфилду в сторону и молча повела его к вокзалу. Что-то ей подсказывало, что он успел попрощаться с Фабио и Франческой, и все же она не думала, что это их последняя встреча. Им действительно очень понравился Харрисон. — Даже и слова мне не скажешь? — спросил он, покачиваясь взад-вперед на перроне. — До встречи. — До встречи? — парню показалось, что слух изменил ему. Подъехавший поезд поднял сильный ветер, который принес шляпку Лавли прямо в руки Харрисона. Восприняв это как благой знак, он очаровательно улыбнулся. — Вернешь послезавтра, когда я вернусь в Лондон. Он закивал, словно болванчик, чувствуя, как тепло разливалось в груди. — Мы попробуем, — сказала она, прежде чем дверь закрылась, а поезд тронулся, увозя ошарашенного, но счастливого Остерфилда.