«Цени эту связь, Найти. Мы еще встретимся, а до тех пор познай настоящий вкус жизни.»
Эти слова будто били по вискам, от них душа выворачивалась наизнанку, а дыхание перехватывало. — Дримми…. — Сквозь ком, застрявший в горле, прошептал брюнет. Он словно чувствовал, как за дверью потухает родная жизнь, ощущал, как она покидает этот мир, растворяясь в недоступном столбе белого света, до которого не мог дотянуться Найтмер, видя его во сне. Медицинские сотрудники, добежав до пациентов, уже начали читать нотации, но, заметив разбитое состояние одного из них, обратив внимание на то, как второй медленно мотает головой из стороны в сторону и приближается к тому, кто несколько мгновений назад потерял самое ценное, что было в его жизни, они смолкли и молча жестом подозвали дежурных реанимационного отделения, удивленно наблюдающих за развернувшейся перед их глазами картиной. Вокруг палаты Дрима тут же началась суматоха, врач быстро вбежал в нее, медицинский персонал подключил дефибриллятор, вокруг младшего Сомни столпились работники, тщетно пытающиеся разрядами заставить стучать уже остановившееся сердце. А Найтмер по-прежнему сидел и смотрел в никуда. Его взгляд стал пустым, глаза утратили блеск, стали тусклыми и какими-то безжизненными. Единственное, что поблескивало на его лице — это две маленькие слезы, быстро скатившиеся по скулам вниз, скопившиеся возле его подбородка, и с шумом ударившиеся о пол. Этот шум звоном раздался в ушах юноши, растерянно сидящего рядом. Врач с мрачным видом удалился, как и сотрудники, тихо перешептывающиеся между собой о чем-то и покачивающие своими головами. Найтмер почти ползком пересек границу между коридором и палатой, дошел до кровати, взглянул в ужасно бледное и тусклое лицо своего солнышка, своего лучика надежды. Что-то внутри как по щелчку сломалось. Вновь упав на колени, он обхватил холодную ладонь брата руками. Ледяная. Поднеся ее к своему лицу, мужчина подполз ближе, навалился грудью на кровать и обхватил одной рукой безжизненное тело, уткнувшись головой в бок Дрима. Поднявшись выше, он провел ладонью по холодному лицу, пощупал солнечные волосы, склонился над головой брата и обнял его, не отпуская руки. От этой картины сердце болезненно сжалось. Медленно подойдя к Найтмеру, Киллер очень аккуратно, максимально ненавязчиво коснулся его, почувствовал через это прикосновение эту горечь утраты, вновь сел рядом, провел рукой по его спине и начал успокаивающе поглаживать по голове. Мужчина долгое время не выдавал своего тихого и бесшумного плача. Пока не попытался проглотить слезы в себя, пока не всхлипнул так, что на душе стало невероятно тоскливо. Резко сжав руку младшего, Найтмер подорвался с пола, параллельно снося со стойки отключенный кардиомонитор. Безумное рычание, крик от боли, скулеж, звуки разбивающейся о поверхность пола и стены аппаратуры, все это оглушало, заставляло вздрагивать, в ужасе наблюдая за разгневанным мужчиной, отрывающим монитор пациента от кровати и выбрасывающим его в окно, от которого он с тупым звуком отбился, а после — разлетелся на части, столкнувшись с полом. Не успел Киллер отвлечься от разбившегося предмета, как об стену разнеслись инфузоматы. В дверном проеме уже стоял ошарашенный медицинский персонал, пытающийся уклониться от разлетающихся в разные стороны осколков аппаратуры, а Киллер, поднявшись с пола, быстро прошмыгнул к мужчине, схватив его за запястья. — Убить кого-то хочешь? — Пытаясь остановить Найтмера, юноша удерживал его вырывающиеся руки. Тот был заметно сильнее парня, а потому без труда выдернул одну из рук и со всего размаха ударил кулаком по его носу. Невзирая на резкую боль, Киллер снова схватил вырвавшуюся руку и притянул мужчину к себе, заставляя того смотреть в свои глаза. — Это его не вернет. — Прокричал он в лицо брюнету, взывая к рассудку. Найтмера будто током ударило. Застыв, он медленно опустил руки вдоль туловища, снова сильно задрожал и поджал губы, пытаясь сдерживать свои эмоции. Но те были сильнее. Увидев, что вспышка гнева отступила, Киллер отпустил запястья, слегка прикоснулся к пальцам детектива, отчего тот вздрогнул. Подойдя еще ближе, юноша аккуратно приобнял брюнета. Как можно легче, как можно медленнее. Подметив отсутствие сопротивления, парень зарылся пальцами в черные волосы, вновь начал успокаивающе поглаживать. Медицинские работники уже хотели сделать шаг в палату, как Киллер пронзил их таким взглядом, что они невольно поджали хвосты и поспешили оставить соулмейтов одних. Послышался протяжный скулеж, а Найтмер чуть ли не сжался в ком, поддаваясь вперед к Киллеру, утыкаясь головой в его плечо и медленно сползая с ним обратно на пол. Голова гудела от эмоций, а внутри творилось черти что. Каждая клеточка тела неизмеримо болела, а сердце, казалось, готово разорваться на части. Почему, почему ушел именно он? Как так получилось? Найтмер не смог защитить своего брата, не смог уберечь его, не смог сохранить. Не смог. От этих мыслей все сжималось, от этих мыслей чувствовался резкий упадок сил. Довольно долгое время он еще смачивал своими слезами плечо Киллера, долго дрожал, долго чуть ли не задыхался, а потом резко стих. Стих и обмяк в руках. Ни то просто уснув, ни то потеряв сознание. Находиться здесь было нельзя, ведь если он придет в себя и снова увидит мертвого брата, это еще больнее ударит по нему. А потому, с трудом перевалив его на свою спину, Киллер тяжелым шагом направился обратно в их палату. Минуя медицинских сотрудников, молча провожающих соулмейтов взглядом, юноша лишь тяжело выдохнул. — Я возмещу все убытки. — Тихо произнес он, продолжая идти дальше. — Извините за беспокойство, но не вините его ни в чем, пожалуйста. И не трогайте лишний раз. — Ваш нос… — Обеспокоенно вымолвила медсестра, смотря на капли крови, остающиеся за юношей на полу. — Ничего страшного, не привыкать. — Горько улыбнулся он, скрываясь за углом. Добравшись до открытой палаты, Киллер аккуратно положил по-прежнему бледного мужчину на кровать, после чего медленно закрыл дверь в коридор, вновь погружая комнату во мрак, рассеивающийся лишь светом единственного фонаря за окном. Но и его свет перекрывался обильно падающим с небес крупным снегом. Даже не прислушиваясь, можно было услышать гулкий вой ветра, который, наверное, на улице мог бы оглушить. Ночь на четвертое января оказалась самой темной, самой холодной и самой неспокойной. Аромат горя и скорби можно было почувствовать в воздухе, а боль от потери ощутить на себе. Киллер не знал, что ему делать. Лишь полагался на какие-то внутренние инстинкты, невольно вспоминая, каково ему было, когда он в одну подобную ночь лишился всей своей семьи на собственных глазах. Сжав руку в кулак, он поджал губы и скатился по стене на пол. Кровь из носа все еще лилась ручьем, даже кисти рук уже были в ней, но это мало заботило парня. Ведь даже на его глазах навернулись небольшие слезы. Скупые, единичные, поскольку он держал их в себе, не позволял им выйти наружу. Но парочка все-таки преодолела это сопротивление. Прижав руки к себе, юноша подполз к кровати Найтмера, забрался на нее и обнял своего соулмейта, совершенно не думая о том, что он делает и зачем. Ему кажется это нужным. Для него и для Найтмера. А потому, немного хрипло дыша из-за сломанного носа, где-то между делом вправленного самому себе, Киллер уткнулся в грудь обессилевшего мужчины и уснул. Просто уснул, почувствовав еле ощутимое тепло, которое хотелось усилить, которым хотелось поделиться с тем, кто потерял свое солнце, свой источник тепла. Найтмер часто просыпался, часто вздрагивал, напрягался. Из-за чего просыпался и Киллер. Но тот не отталкивал юношу, лишь неуверенно протягивал к нему руку, чтобы ответить на объятия. Правда останавливался в тот самый момент, когда рука почти ложилась на парня. Одергивал сам себя, не смел прикоснуться. Считал, что недостоин этого. Недостоин этой поддержки, недостоин этого неожиданного проявления тепла со стороны Киллера, недостоин касаться его. Но от каких-то ласковых поглаживаний голова переставала раскалываться. Боль будто бы стихала, но лишь на мгновение. И только головная. В очередной раз протянув руку к парню, мужчина снова застыл, снова хотел одернуть себя, но та оказалась схваченной за запястье и практически силой положенной за спину Киллеру. — Если хочешь — обнимай. — Прошептал юноша в замершую грудь Найтмера. — Я понимаю, каково это. Просто делай что хочешь и не держи это в себе. — Прости… — С трудом прохрипел мужчина, вновь начав дышать. Прижимая парня к себе, он продолжил. — За удар. — Тебе не за что извиняться. — Мягко полушепотом произнес тот, начав теребить темные волосы в руках. — Потеряв свой свет в этой жизни, я тоже всякого натворил. Это мелочи, не думай о них. Спустившись чуть ниже, Найтмер уткнулся носом в блондинистую макушку. Глубоко вдохнув, он почувствовал слабый запах крови, заметно меркнущий на фоне какого-то другого аромата. Довольно приятного, весьма знакомого, но на что он похож определить оказалось довольно трудно. А может просто состояние не позволяет думать об этом. Волосы на ощупь почти как у Дрима. С одной лишь разницей — у Киллера они более гладкие. Закрыв глаза, Найтмер представил перед собой брата, параллельно сжимая в своих руках соулмейта. Можно подумать, что это Дрим здесь сейчас с ним. Может быть глупо, но так стало чуточку легче. Убедить себя в присутствии младшего, вспомнить те дни, когда брат потерял свою родственную душу, когда не одну ночь провел в теплых руках старшего, когда представлял Блу рядом с собой. Раньше мужчине это казалось чем-то плохим, но сейчас он пытался найти это успокоение, заглушить душевную боль. Теперь он понял, каково было Дриму. Возможно, ему было даже хуже. Киллер дышит как брат, греет как брат, только по ощущениям в руках заметно отличается. Более крупный, более мускулистый. А еще у него на шее есть довольно длинный шрам, который мужчина только что почувствовал, проводя по ней рукой. Нельзя сравнивать, нельзя искать схожести и разницу, но этому сложно препятствовать. Тем более, когда хочешь думать о том, что брат тут, прямо здесь, в его объятиях. Осознание того, что это не так — болезненно прожигает изнутри. Но эти ожоги будто тут же покрывают какой-то заживляющей пенкой от них, уменьшая боль, успокаивая ее. Это мало помогало, но все же как-то действовало.***
Тяжело дыша, беловолосый юноша резко подскочил с кровати, тем самым разбудив своего и без того плохо спящего соулмейта. Переводя дыхание и смотря в какие-то необыкновенно тоскливые янтарные глаза, Инк вернулся на место, позволяя Эррору снова обнять его и укрыть теплым одеялом. — Эрри… — Тихо прошептал парень. — Как думаешь, если бы Дриму дали выбор — остаться с нами или уйти за Блу, что бы он выбрал? Тяжело выдохнув, брюнет поежился от родившихся в голове грустных мыслей. Дрим держался за своего соулмейта, любил его всей душой, тянулся к нему, постоянно представлял его рядом, создавал для себя видимость его присутствия и изо дня в день играл одну и ту же мелодию. — Может быть, через пару лет он бы остался, если бы смирился. — С трудом ответил юноша. — В той мелодии, что он наигрывал каждый вечер, чувствовалась эта неизбежность смерти, ощущалась эта скорбь. Волнительная мелодия, которую я понял, как символ цикличности жизни, реинкарнации или жизни после смерти. Скорее всего, он предпочел бы уйти, начав новый цикл своего существования. Как-то поникнув от услышанного, Инк уткнулся носом в излюбленную шею, обхватил Эррора руками и, немного расслабившись, задумался. Если бы не стало Эррора, он тоже ушел бы за ним, не думая о чем-то другом. Но вряд ли кому-то вообще дается возможность выбрать подобное. Тем не менее, странное чувство внутри не давало покоя. Было ощущения, что несколькими мгновениями ранее что-то произошло. Что-то плохое. А может и не плохое. Трудно судить об этом только лишь по волнению и странному обрывистому сну, который юноша даже вспомнить не может. Но душа от чего-то сжалась. Весьма болезненно. Впрочем, как и у Эррора, думающего сейчас аналогичным образом. Сегодня очень неспокойная ночь. А этот вой ветра за окном лишь добавляет ей это угнетающее беспокойство.