Язык цветов

      Потеря кого-то очень близкого никогда не проходит легко. Но каждый реагирует на это по-разному.       Узнав печальные новости о потере второго невероятно дорогого друга, юноша поник настолько, что вместе со своим соулмейтом не выходил из квартиры больше суток, пытаясь переварить это, осознать и принять как оно есть. Но это казалось чем-то невозможным, чем-то нереальным. И в то же время это было слишком очевидно. Еще по пути в больницу.       Найтмер тогда держал Дрима, прижимал его к себе, был невероятно испуган и взбудоражен. Нервно оглядываясь по сторонам, мужчина не раз огрызался на слишком медленную скорость, на загруженность ненавистных дорог и на самого себя.       — Все будет хорошо, Дримми, держись, — прошептал Найтмер отчаянным голосом. Однако, в нем все еще не потухала надежда.       Дрим уже посинел, а в больнице его пульс висел буквально на волоске. Но что было дальше — никто не знает. Никто не знает о том, как прошла операция. Никто не знает о том, что по необъяснимым причинам этот пульс не стабилизировался. Он всю неделю висел на том же волоске, так и норовя оторваться. Врачи провели множество манипуляций с телом юноши, но все тщетно. Они лишь добились того, чтобы легкие больше не наполнялись кровью, выиграли ему время, вытащили его из состояния клинической смерти, после которой парень застрял на краю пропасти. Где-то между атонической и запредельной комой. И если из первой выбраться можно, то вторая выхода не имеет.       Из-за такого низкого пульса организм Дрима с каждой минутой умирал, а заставить сердце биться чаще оказалось невозможным. Исход был очевиден, но никто не опускал рук в первые дни. А после, уже не зная, что делать дальше, его просто не трогали. Окружили различными аппаратами жизнеобеспечения и ждали, даст ли это каких-то результатов. Будут ли улучшения. Но их не было.       А волосок порвался.       Порвался словно перетянутая струна, задев своими концами каждого даже во сне.       Узнав прискорбные новости, юноши молчали. Молчали и сидели рядом в четырех стенах. Рипер не раз приходил к ним, сидел рядом, пытался подобрать слова, но не мог. Дрим стал кем-то важным и для него, и для Гено, которой такие новости не сообщали, ведь то было опасно. Она интересовалась, но супруг либо переводил тему при помощи Фреша, либо неясно давал ответ, стараясь избегать конкретики. Она и без того винит себя в случившемся, усугублять это было нельзя. Хотя она определенно понимала, что ей чего-то недоговаривают.       А Инк и Эррор продолжали молчать. В реальность происходящего не верилось совсем, казалось, что это сон, очень плохой сон. Но, уснув в тот день и проснувшись на следующий, они поняли, что сюрреальность им лишь померещилась. Однако верить в это не хотелось совсем. Впервые они заговорили лишь тогда, когда узнали о том, что Найтмера все-таки выписывают из больницы. Даже при организации похорон не говорили, а тогда заговорили, договорились навестить его, ведь ему сейчас гораздо тяжелее, чем им. Для них Дрим был как брат, а для него — целый мир, рухнувший в один миг.       Два дня в больнице после смерти брата Найтмер не поднимался с кровати, хотя Киллер не раз пытался растормошить заторможенного и подавленного мужчину. Он не ел, а пить его приходилось заставлять силком, буквально поднося стакан с водой к губам и наклоняя голову. Тогда он все-таки брал сосуд в руки и медленно его опустошал.       Внутри было невероятно пусто. Там была дыра, которую не в силах были заполнить даже шесть футов земли.       Он был каким-то безэмоциональным, растерянным, не мог концентрировать на чем-то внимание. А Киллер крутился вокруг него. В первый день старался не навязываться, только сидел рядом и утешал. Но во второй уже пытался отвлечь, занять чем-то, разговорить. Сперва безуспешно, но потом, когда начали готовить выписку, Найтмер все-таки заговорил нормально, а не какими-то отрывками.       — Я могу помочь тебе с похоронами, если это еще нужно. — Спокойно, но очень осторожно произнес юноша, тяжело выдыхая при виде суммы убытков, которые обязался возместить.       Убрав бумагу в карман, Киллер подошел к Найтмеру и, присев рядом, заглянул в его тускло-фиолетовые глаза. Уже лучше выглядят, чем в ту ночь.       — Как бы это ни было трудно, но это нужно. — Продолжил говорить парень.       — Я словно на пустыре, в котором лишь пепел под ногами. — Тихо прошептал мужчина, смотря при этом в одну точку.       — Даже из-под пепла может вырасти новая жизнь. — Загадочно проговорил Киллер. Увидев, как Найтмер сжимает руку в кулак и опускает голову, юноша приобнял его за плечи. — Это нерушимый цикл жизни, тут ничего не поделаешь. В любом случае, у тебя она еще не закончилась, надо продолжать жить дальше. Кроме того, не думаю, что твой брат хотел бы, чтобы ты ставил на всем крест после его смерти.       — Он постоянно говорил мне, что я слишком часто на чем-то зацикливаюсь. — Горько улыбнулся мужчина, сжимая дрожащие руки. Перед глазами будто мелькали картины из прошлого. — Твердил, что нужно воспринимать все проще. Улыбался как ребенок, так мечтательно, невинно и по-детски. Я говорил ему, что он постоянно во всем видит сказку, хоть и понимал, что это не так. Он всегда перебарывал в себе все плохое, во всем искал плюсы, всегда видел светлые стороны. И даже потеряв любимого человека, продолжал жить, хоть и весьма неохотно.       — Он был светлым человеком. — Подхватил Киллер, стараясь не упустить возможность помочь Найтмеру выговориться.       — Он был солнцем. Солнце ведь дает тепло, дарит жизнь. — Выражение лица брюнета стало еще тоскливее. — Вечно корил меня за бессонные ночи, но сам не спал ночами. У нас была привычка, ближе к утру, если не уснем, вместе пить его любимый чай, сидя в гостиной. Начинать разговор с обсуждения моей работы и его учебы, а потом плавно переходить на какие-то вечные темы. А вечерами он постоянно играл эту чертову мелодию. Единственную, которую знал. Ту, которую выучил со своим покойным соулмейтом. Эта мелодия меня всегда невероятно раздражала, а липово-гречишный чай вызывал тошноту.       — Тебе было больно видеть, как он держится за свою родственную душу. — Это был даже не вопрос, это было скорее утверждение. Вывод, сделанный из услышанных слов.       — Раньше я просто не принимал эту связь, а после этого — возненавидел ее существование. — Выдохнул мужчина, подмечая, что после этих слов рука на его плече на мгновение сжалась. — А он говорил мне ценить ее, пытался показать мне ее красивые стороны. Я их видел, но отказывался принимать для себя, ведь не хотел отвлекаться от него. Но что толку, если я все равно не смог его уберечь. — Все-таки начал возвращаться к жестокой реальности. Все-таки это не сон.       — Не вини себя, уже ничего не изменить. — После этих слов Найтмер смолк, даже как-то отстранился. Вновь образовался какой-то барьер между ним и юношей. Ведь горькую правду принимать совсем не хотелось, а чувство вины было слишком большим и разъедающим. Мужчине казалось это недопустимым. Как можно продолжать жить после такого? Как можно не винить себя? Ведь именно он не успел. Не успел преодолеть эти несколько шагов, чтобы закрыть собой брата, чтобы оттолкнуть его, чтобы спасти. Четыре чертовых шага, кажущихся неизмеримо долгими. Тогда все было как в замедленном сне. Ноги не слышали мозг, а в руках не было даже оружия, чтобы устранить саму угрозу для младшего.       Почувствовав это отчуждение, Киллер ослабил хватку, позволяя Найтмеру отстраниться. Как ни крути, а в такой ситуации напирать смысла нет. Еще хуже можно сделать. Но он хотя бы выговорился, не полностью, мало, но хоть чуть-чуть. Так, медленными и маленькими шажками, он научится говорить об этом, он начнет принимать это. Избавить его от вины, конечно, будет труднее. Это чувство может не отпустить даже спустя множество лет. Но помочь ему перейти от страдания к принятию надо.       — На какой день запланированы похороны? — Тихо спросил юноша.       — Седьмого января. — Коротко отрезал Найтмер, вгоняя в ступор парня.       — Уже завтра, да еще и в православный праздник…       — Есть примета, что солнце играет пять раз в году: на Рождество, Богоявленье, Благовещение, Светлое Воскресение, Иоанново рождение. — Задумчиво произнес мужчина, чем еще больше удивил Киллера.       — Ты не особо похож на набожного человека для веры в приметы. — Неуверенно произнес блондин, растерянно бегая взглядом со стены на стену.       — Я не интересуюсь религией, но читаю много, оттуда и знаю ее. — Выдохнул Найтмер, вновь потупив взор в никуда.       — Что-то по типу: «мы склоняемся к вере тогда, когда она кажется нам нужной»? — Ответа не последовало, но в целом он был очевиден. Даже не в религии дело, не в вере, а именно в солнце. Именно в этой ассоциации, в этом олицетворении его с Дримом.       Воцарившееся молчание разорвало вторжение в палату врача с двумя выписками на руках.       — Вы уверены, что хотите отказаться от оказания вам медицинской помощи? — Аккуратно спросил врач, протягивая листы в руки пациентов. — У вас серьезное отравление различными ядами, последствия которого наверняка продиагностировать еще не удалось. То, что вы сейчас себя чувствуете нормально, еще не значит, что потом будет также.       — Если нас будет что-то тревожить, мы обратимся к вам. — Хрипло произнес Найтмер, теребя в руках две бумаги, одной из которых являлось так тихо подсунутое свидетельство о смерти брата. Сердце снова сжалось, а прежнее незначительное облегчение улетучилось. Внутри появился непреодолимый страх. Он хотел домой все эти дни, а сейчас боится столкнуться с пустой квартирой, боится столкнуться с этой реальностью в жизни.       — Насчет оплаты, — начал врач, но оказался тут же перебит Киллером.       — Ох, вы о дополнительных обследованиях? — Нервно улыбнулся юноша, заходя за спину мужчине и жестом показывая, что говорить о возмещении убытков здесь не стоит. — Я занесу необходимую сумму на днях, не беспокойтесь.       — Обследованиях? — Недоуменно спросил подавленный мужчина, не отрывая взгляда от бумаг.       — Да, видишь ли, я слишком остро реагирую на дым и прочее, а потому решил обследоваться. — Как можно ненавязчивее и серьезнее вымолвил юноша. Притворяться он умел, а потому в его словах подвох увидеть было довольно трудно.       Врач на это кивнул головой, поняв, что парень не хочет, чтобы Найтмер знал о том, что сделал в порыве эмоций. На удивление, он совсем забыл те минуты ночью. Помнил лишь как увидел мертвого брата, а после — ничего. А потому, на утро после инцидента, сильно удивился тому, что лежит в одной кровати с Киллером, руки и лицо которого были в крови, а нос сломан. На редкие вопросы юноша давал весьма уклончивые ответы. Сломанный нос обосновал неудачным падением, а свое нахождение в чужой постели — желанием поддержать. И если насчет первого солгал, то во втором был искренен. И разница в этом была заметна, только вот Найтмер был не в состоянии ее замечать.       Наверное, если бы не необходимость оплатить принесенный больнице ущерб, Киллер вообще не стал бы отходить от своего соулмейта. Но вернуться домой надо было, при том весьма срочно.       — Держи. — Произнес юноша, протягивая небольшую бумажку мужчине.       — Что это? — Тихо поинтересовался тот, принимая листок, на котором был написан номер телефона.       — Звони, если что. — Похлопав Найтмера по плечу, парень тихим шагом направился к автобусной остановке.       — Не позвоню. — Все так же тихо вымолвил тот, на что Киллер лишь улыбнулся.       — Все равно приду. — Бросил он через плечо, удаляясь.       Это было странно. Невероятно странно и непонятно. Они целый месяц просто глотки готовы были перегрызть друг другу, постоянно травили друг друга, а уж о дерзости этого парня и говорить нечего — невероятно выбешивала. Но что-то в этом было между ними. Что-то по-своему притягательное, что-то, что нравилось им обоим, хоть они это и не признавали. Нежеланные и раздражающие встречи стали обычными, а отношения наоборот — необычными. Как-то эта неприязнь с каждой новой встречей уменьшалась, они все чаще и чаще начинали взаимно стебать друг друга, при этом не относясь к этому серьезно. Это было по-своему интересно. Только вот доверия не было, да и настороженность не уменьшалась.       А потом эта сделка, события в бункере, какая-то совместная работа, первое серьезное волнение за этого парня, его помощь, поддержка. В гуще событий этому даже значения не придаешь, но что-то тронулось, что-то потеплело и подтаяло. Весьма резко, всего за пару дней. И это настораживало, напрягало. Но, в то же время, Киллер хотя бы был рядом. И, в целом, Найтмер не особо против его компании. С ним и правда становится легче. Только вот зачем он все это делает, почему?       У порога дома мужчина замялся. Снова подступил этот чертов страх. Боится перешагнуть через порог собственного дома, боится увидеть пустое помещение, боится столкнуться с отсутствием в нем Дрима. Найтмер снова поник, снова завис, растерялся. Состояние мужчины резко ухудшилось, подступила тошнота, а в глазах поплыло. Все тело будто оцепенело. Смотря на закрытую дверь, держа в руках ключи, он не мог найти в себе силы открыть ее, но та открылась сама, заставив его вздрогнуть.       За дверью стоял Эррор, а за ним — Инк. Наверное, он удивился бы их присутствию, если бы не вспомнил, что раньше давал парню ключи от квартиры, ведь тот довольно длительное время практически жил у них… у него. Во время поисков Инка.       — Тебя так поздно выписали или ты стоишь здесь несколько часов? — Неуверенно, как-то рвано спросил парень, выдавливая из себя слова, которые вновь застряли комом в горле.       — Поздно выписали. — Коротко ответил мужчина, сам не зная, сколько времени простоял перед дверью, пытаясь собраться с духом и открыть ее.       Войдя в квартиру, Найтмер буквально отрекся от мира, застыв в прихожей, смотря на висящие там вещи брата. Юноши стояли рядом, но сказать ничего не могли. Было тяжело. Слишком тяжело.       Первым тишину развеял сам Найтмер. Только не словами, а тем, что резко подорвался из прихожей, чуть ли не влетая в гостиную. Диван, фортепиано, кофейный столик, горшки с цветами на стенах… На все это было тяжело смотреть, внутри кошки скреблись, а эмоции начинали брать верх. Замерев, мужчина закрыл глаза, глубоко вдохнул, но открыть их не мог так же, как дверь немного раньше.       Вслепую он подошел к дивану, взял в руки плед, под которым младший часто сидел зимой, притянул его к носу и вдохнул аромат брата. Родной, теплый. Так пахнет летом, особенно в солнечную погоду. Хотелось просто упасть на пол, сжать этот чертов плед и забыться. Забыться, потеряться в просторах бытия, укрыться от огромной душевной боли. Но нельзя, нельзя, надо сдерживаться.       — Вы уже собрали все документы? — Подавленным голосом прошептал мужчина, не поворачиваясь к парням.       — Да. И договорились обо всем. — Тихо ответил Инк, опуская взгляд в пол. Он даже представить не может, как поддержать Найтмера. Все-таки с ним он был не особо близок, из-за чего боялся слово проронить. Кроме того, он невероятно винил себя во всем. Из-за него началось все это, из-за него пострадали многие. Но самое больное — погиб совершенно непричастный ко всему этому Дрим. Он ведь просто должен был жить, окончить университет, отметив выпускной как подобает, стать психологом, лучшим среди лучших, многое повидать и узнать. Просто жить.       Дрим же просто вызвался помочь. Где чертова справедливость? Если бог все-таки существует, то как можно не подвергнуть сомнению его правосудие? Да о каком правосудии вообще может идти речь? Сперва Блу, теперь Дрим. Два самых светлых, самых жизнерадостных и добрых парня, всегда готовых прийти на помощь кому бы то ни было. Таких людей еще поискать надо. Таких чистых, таких невинных. Конечно, Дрим после потери Блу заметно помрачнел. Его характер изменился, он стал грубить, дерзить, перебивать, но все это только внешне и только с незнакомыми или малознакомыми людьми. На деле же он оставался все тем же мечтателем, которым его знал Инк. Все тем же добродетелем, все тем же альтруистом, любящим повспоминать прошлое. А еще он был любопытным. До ужаса любопытным. А благодаря своему умению психологически воздействовать на людей, он чаще всего успешно выуживал любую интересную ему информацию из них. Кроме, пожалуй, Найтмера. У того был какой-то резист, какая-то способность не поддаваться такому воздействию. Только вот даже он иногда поддавался брату. По своей ли воле или Дриму все-таки удавалось обходить защиту — этого Инк не знает, но такое точно было.       Из глубоких мыслей Инка вывел подошедший к Найтмеру Эррор.       — Однажды он сказал мне, что хотел бы уйти из этого мира под улыбки других людей. — Тихо проговорил юноша. — Что-то вроде: «если все будут счастливы, то счастлив буду и я».       — Позитив со стороны других всегда вдохновлял его. — Прошептал Найтмер, садясь на диван. — Он не любил негативные эмоции, чувствовал себя в их окружении плохо и делал все, чтобы избавиться от них. — Глубоко вдохнув, он продолжил. — Спасибо вам за помощь.       — Не за что. — Кивнул Эррор, опуская голову. — Прости, нам пора идти.       — Не извиняйся, завтра увидимся. — Вымолвил мужчина. — Да и мне самому надо бы побыть одному.       Надо бы побыть одному. Как же он ошибся в сказанных словах. Ведь, когда юноши удалились, он просто застыл в прихожей, разъедаемый изнутри болезненными чувствами. Простоял так черт знает сколько времени, а потом, окинув квартиру подавленным взглядом, пошел к комнате брата. Но зайти туда не решился. Даже к ручке прикоснуться не смог. Дыхание будто остановилось, зато сердцебиение усилилось настолько, что пульс болью отдавал в виски.       А в голове ни единой мысли. Только чувства прожигают изнутри.       Направившись на кухню, Найтмер, не давая себе отчета в проводимых действиях, заварил тот самый раздражающий его липово-гречишный чай, налил его в кружку брата и поставил на стол. Порывшись в шкафах, он сел напротив кружки и потупил взор. Сколько кофе и чая они прогнали вместе за этим столом, сколько тем обсудили. Они ведь всю жизнь были вместе. Всю проклятую жизнь, которую хочется возненавидеть всей душой. Дрим был его маленьким солнцем, его, черт подери. Что он сделал? За что у него отобрали это солнце?       Час, второй, третий. А он все сидит напротив этой кружки, навалившись на спинку стула. В глазах плывет, а у сигареты уже горит фильтр, обжигая пальцы. Черт знает, сколько он уже выкурил. Все бесполезно. Перед глазами стоит его улыбка, сменяющаяся безжизненностью. В ушах звучит его смех, становящийся потом теми самыми последними словами, от которых мурашки по телу проходят. Было тошно. Невероятно тошно от всего.       Кажется, в дверь позвонили. Но Найтмер не обратил на это внимания. Все вокруг такое нереальное. Пусть все это будет сном. Просто плохим сном. Пусть окажется страшным порождением потаенных страхов, пусть, проснувшись, он обнаружит рядом спящего Дрима. Мирно спящего и греющего своим теплом. Но, черт, этот звон режет по ушам, раздражает.

***

      — Да чтоб тебя, Найтмер. — Прошипел юноша, облокотившись на дверь. Взломать ее не получится, но попасть внутрь как-то надо. Нельзя было оставлять его одного, нельзя. Сосредоточившись, Киллер попытался найти ниточку, связывающую их. Они ведь часто менялись телами, но можно же этот процесс как-то контролировать? Сейчас этот обмен необходим.       Закрыв глаза, парень начал копаться в себе. Глубже, глубже, но безрезультатно. Тогда, может, в своих мыслях о Найтмере? Чертов бесящий детектив, вечно сующий свой нос куда не надо.       — Ладно, допустим, не так уж сильно ты меня раньше бесил. — Выдохнул Киллер себе под нос. — Но сейчас я готов разнести эту дверь в щепки, лишь бы высказать тебе все свое недовольство подобным. Какого черта вообще? — Стукнул он кулаком в дверь и сполз по стене на пол.       Сколько раз эта связь срабатывала совсем в неудобное время? Можно хоть раз устроить все в нужный момент?       В нос резко ударил едкий запах табачного дыма, а тело стало каким-то будто бы отекшим. С трудом разлепив глаза, Киллер уже не знал, что делать — радоваться тому, что сработало, или беспокоиться о том, что со своей аллергией он и сам здесь быстро сляжет.       Но времени терять нельзя, надо для начала хотя бы дверь себе-Найтмеру открыть, что и пошел делать юноша. Только идти было трудно, ноги заплетались, а углы, которые казались в одном месте, оказывались совсем в другом — под ногами или прямо перед носом. Обругав такое состояние мужчины, Киллер с трудом все-таки добрался до двери и повернул защелку, открыв ее и выбравшись из квартиры наружу.       — Не закрывай ее, а то внутрь не попадем. — Отрешенно проговорил Найтмер в теле юноши, с поникшим видом сидящий у стены. Даже в теле Киллера резко стало как-то совсем уж плохо. Чересчур плохо. Глаза зажгло, они зачесались, а в носу и горле появилась какая-то отечность. Но все это, благо, закончилось, когда они вернулись в свои тела.       Юноша сразу закашлял, поднялся с пола и побежал в квартиру, закрывая нос воротом своей черной кофты. Открыв все окна, он оттащил уже закрывшего дверь мужчину в другую комнату, которая, судя по всему, является спальней детектива.       — Зачем ты пришел? — Безэмоционально спросил Найтмер, пошатываясь в разные стороны.       — Алкоголем и сигаретами делу не поможешь. — Задыхаясь, с трудом вымолвил парень. Стало еще хуже — от перегара начало тошнить, а от треклятого дыма можно было с жизнью распрощаться.       — Оставь меня. — Коротко отрезал мужчина, заваливаясь на кровать, так как больше стоять он был не в состоянии.       — А ты уверен, что хочешь остаться один? — Пытаясь уловить свежий воздух из окна спальни, Киллер навалился на подоконник, всей головой выглядывая на улицу.       — Я не один… — Тихо прошептал Найтмер. — Брат со мной.       — Ох, нет, от этого тоже ничего хорошего. — Проскулил юноша, возвращая голову обратно в помещение. — Скажи уже сам себе: он умер.       — Он просто ушел. — Отчаянно произнес брюнет.       — Нет, умер. — Рыкнул парень. — Умер, черт подери. Пока ты сам себе это не скажешь, легче не станет.       Найтмер смолк. Ничего не ответил, лишь вновь поднялся с кровати и куда-то пошел, но тут же оказался остановленным уже порядком пошатывающимся Киллером.       — Ложись спать.       — Мы не спим ночами. — С трудом произнес мужчина, пытаясь вырвать руку из хватки юноши. Правда, получалось это не очень. Он даже руку-то поднять не мог.       — Ты не спал, а теперь спи. — Отрезал Киллер, силком толкая брюнета обратно на кровать. — Боже, Найт, тебе нужны силы. Ты и без того на амебу похож, такими темпами ей и станешь. Завтра же похороны, посмотри на себя. — С трудом, но все-таки положив Найтмера на кровать, юноша попытался отдышаться.       — Не называй меня так. — Огрызнулся мужчина. Необоснованная злость вновь охватила его, только вот встать не представлялось возможным. Да и разум плыл. Совсем плыл.       — Черт, я слишком остро реагирую на запах дыма. — Прохрипел себе под нос парень, начав терять сознание.       А у того агрессия резко отступила, когда чужое тело оказалось рядом. На кровати. Меньше чем на расстоянии вытянутой руки. Только вот протянуть ее было трудно. Что с ним случилось? Думать вообще нереально. Но рука хотя бы дотянулась до Киллера. До его локтя. Ухватившись за рукав кофты, Найтмер закрыл глаза, падая в небытие.       И все-таки Киллер прав, он совсем не хочет оставаться один.