Разговоры под солнцем

Неспроста народ говорит, что человек — это среда, в которой он вырос. Человек — это семья, друзья и обстоятельства вокруг него, что сложились совершенно случайно, быть может, даже не по велению Девяти. Именно поэтому, возможно, для Фриск всё вокруг казалось таким простым. Поэтому она понимала, когда утешать, а когда браться за меч. Поэтому она обучилась искусству боя слишком рано, вызывая своим видом у старших лишь смех. И поэтому она была достаточно мудра, чтобы не слушать. В конце концов, есть ли кого в этом винить? С самого своего рождения Фриск была особенной девочкой, получившей от Девятерых удивительный дар. Дар восставать из мёртвых. Может быть, взамен они именно поэтому отобрали у ребёнка дар речи. Говорить она могла лишь изредка, тихо, почти неслышно, пряча внутри себя большинство важных слов. В подобных условиях принимать других просто необходимо. Ты просто привыкаешь. Приучаешься не слушать и быть выше старших. Миришься. Быть может, первые несколько раз ей и впрямь было страшно пересекать черту потусторонних миров. Страшно просыпаться в гробу и пытаться выкопаться. Но страх миновал, как любая эмоция минует человека, сменяясь привычкой. Она смирилась и начала своё путешествие и свой собственный подвиг. Фриск мало что помнила о том, как оказалась в Сиродиле. Как приграничный хаммерфелльский городок, её небольшая родина, остался позади, как на руках, ещё таких юных, но уже в чём-то виновных, сомкнулись кандалы. И с каким торжественным звоном они упали по приказу императора. Пожалуй, в таком круговороте событий запутался бы любой взрослый, что уж говорить про дитя. Она не помнила своей вины, не помнила, сколько раз её уносила смерть, и сколько раз она восставала из детской могилы, готовая идти дальше. Не помнила, кто и когда своими руками выковал доспех ей по размеру, кто выдал идеально лежащий в руке клинок. Фриск умирала слишком много раз, чтобы запоминать всё. А особенно здесь и сейчас, когда великие боги заплели её жизнь в круговорот спасения Нирна от вторжения. Ей всегда казалось, что Девять ждут от неё чего-то. Великого подвига, для которого и наградили столь странным даром. Если этот подвиг был смыслом её бесконечно рвущейся жизни, если для этого мама и папа явили её на свет — Фриск не возражала. Это была достойная жизненная цель, во имя которой придётся как следует помахать мечом. Запутанная тропа привела её к Мифическому рассвету. Тропа, вымощенная трупами убийц, чудовищ и предателей. Чем дальше Фриск забредала вглубь своего приключения, тем больше училась. Сражаться. Стрелять. Колдовать. Прощать и понимать. Защищать. Она соприкоснулась с Обливионом и была посвящена в Клинки. Она вобрала в лёгкие дыхание Безумного Бога, оставив рассудок при себе. Ныряла в масляные краски, желая спасти художника. Разоблачила Орден Добродетельной крови. Забиралась в подземелья Хакдирта, задыхаясь от ужаса происходящего. Вонзила нож в спину тех, кто поверил ребёнку в особняке Саммитмист. И совершила ещё много-много чего, попутно множество раз погибнув и столько же раз восстав. Она трепетно сжимала в пальцах Амулет Королей, который несла по назначению, гладила Мартина Септима по руке в немом желании утешить, покорно вставала на колени перед алтарём Мары, бессловесно прося прощения за принесённые в мир смерти. Чувствовала тёплые руки Девяти на своих щеках, подставляя лицо солнцу. И теперь снова. Снова её решительность ввергается в испытание кровью. Ей это не нравилось, никогда не нравилось, это просто необходимость. Чистка. От «Мистериума Ксаркса» веяло временем и болью. Слишком много кроваво-красного цвета мелькало вокруг, они улыбались, они ждали. Множество глаз прожигали дитя, что занесло клинок над пленником. Фриск знала, что нужно делать. Всего лишь развернуться и стащить книгу с кафедры. Воздух вокруг стремительно наполнялся напряжением, словно тысячи крошечных молний перебегали от одного культиста к другому. Они шептались, они тревожились — почему сестра медлит? Почему маленькая рука с клинком подрагивает? Ведь не она ли проложила трупами свою дорогу к пещере? Дитя оглядело их всех, ловя на себе одобрительные взгляды, и резким движением вцепилось в потрёпанные историей страницы «Мистериума». Скользкая книга, мерзкая, внушающая грязь и разрушение. Книга, за которую ни один из этих культистов, что мгновенно оскалились на дитя, не пожалел своей жизни. Фриск не хотела и не собиралась оставлять в живых никого. В конце-то концов, не она ли способна вернуться ещё раз, ещё и ещё, унеся с собой множество этих мерзавцев? В каком-то смысле это дитя стало для последователей Дагона проводником. На тот свет. Фриск покинула пещеру, выбравшись на просторы Сиродила спустя час после начала кровавой резни. Она всегда расстраивалась, когда приходилось делать подобные вещи, но что-то внутри говорило, что всё правильно. Что эти люди и меры заслужили такую смерть. Это не убийство, это очищение. Похоже, что солнце выкатилось на небеса совсем недавно, лаская окропленные вишнёвыми каплями щёки ребёнка. Пальцы рефлекторно сжимали клинок и заветный трофей — чудовищную книгу, слегка подрагивая. Должно быть, теперь её путь лежит к Клинкам, уж они-то смогут понять, что теперь делать. -…поприветствуем новый день. Ветер лихо подхватил едва ли слышные слова, нося их прочь, над верхушками деревьев и пиками гор, а девочка, улыбнувшись самой себе, поспешным шагом направилась к озеру. Пропитанная кровью роба, да ещё и не по размеру — всё-таки не самый лучший вид одежды для странствий. Следовало как следует искупаться, переодеться в любимый доспех и идти, идти и идти. А ещё наконец-таки нормально позавтракать, присев на берегу озера и как следует отмывшись от крови. Деревья вокруг податливо шуршали листвой, солнце старательно заливало землю, пропитывая ту теплом, а ветер играл с её растрепанными волосами, зазывая к озеру. Ей нравился Сиродил. Нравилось это озеро, нравились Клинки и Мартин. Нравился любимый город Чейдинхол и местные сочные фрукты. Нравились городские часовни и разбросанные повсюду алтари имени Девяти. Всё это было чересчур мило сердцу. Фриск определённо любила собственную жизнь.