***
Ветер лениво гонял по шоссе клубок перекати-поля — похоже, всегда один и тот же. Сэм мыл посуду и следил за его причудливыми перемещениями: то подскочит, то пробежит, то замрет на секунду, словно в раздумье. Мысли Сэма напоминали такой же клубок — легкий и прыгучий: сложно было удержаться на чем-то одном — поэтому и обиды надолго не задерживались, и споры казались бессмысленными — толку спорить, если через минуту забываешь, о чем. Позади, в гостиной, телевизор бубнил голосом Каса, а Дин время от времени вставлял реплики — поддерживал видимость беседы. Солнце сползало за горизонт, длинные синие тени ложились от изгороди — еще один день в минус вечности. Сэм поначалу даже календарь хотел завести — даты зачеркивать, но Дин отговорил: мол, Сэмми, хорош страдать фигней, вечность — она, знаешь ли, в конце года не кончится, а нового календаря здесь нет, ну не зарубки же на сарае ставить, честное слово… Сэм сначала обиделся, а потом забыл на что. Как ни крути, Дин был прав. Это ж надо было так достать и Небеса, и Ад, что после смерти их от греха подальше отправили в бессрочную ссылку — по иронии судьбы, именно в такое место, куда при жизни оба являлись каждый год как по расписанию. Здесь никаких демонов не было и в помине — закапывай шкатулку или не закапывай; поднебесные и адские силы наконец-то схлестнулись в привычной битве, где больше не было пары третьих лишних — никто не вставлял палки в колеса, не рушил планы, не появлялся в ненужный момент, обламывая грандиозные замыслы. Поначалу было даже обидно — по привычке чистили оружие, посыпали солью подоконники и пороги, ждали: авось явится кто. Не верили до последнего, хотя все было предельно ясно — доигрались. А самым обидным было то, что оба чувствовали себя молодыми и сильными, шрамы затянулись, застарелые болячки канули в небытие вместе с ангельско-демонским паноптикумом. Но все, что им оставалось — это пиво на заднем дворе, стейки да ленивые споры по мелочам. Так и коротали безвременье, закрывая перед собой все долги разом. Есть, пить, спать и отправлять естественные надобности они старались скорее по привычке, чем по необходимости — поддерживали иллюзию жизни, чтобы совсем уж не впасть в уныние. Даже на разведку сходили, хотя прекрасно понимали, что зря: перекресток, как прицел, держал их намертво; сколько ни иди, загребая ногами пыль, горизонт не становится ближе, а мотель не отдаляется ни на фут. Тянучка, как называл это явление Сэм, начиналась аккурат с подъездной аллеи, перетекавшей в гладкое шоссе, по которому можно было идти хоть вечность — все равно без толку. Эффект беговой дорожки — мили вроде капают, а с места не сходишь. — Дин? — М? — Сколько раз в жизни ты говорил «не сойти мне с этого места», а? — Сэмми, ты и это на меня повесить хочешь? — Ну, они, — Сэм сделал неопределенный жест, ткнув пальцем в небо и тут же винтом уведя вниз, — могли наслушаться твоих фирменных выражений и из вредности воплотить их в жизнь. — Тогда они «очешуеть» забыли. — Сплюнь! Здесь не менялось ничего: ни погода, ни направление ветра, даже облака, наплывающие на небо ближе к полудню — всегда одни и те же. Они невольно подстраивались под заведенный кем-то порядок, постепенно переставая употреблять выражения вроде «через пять минут», «час назад», «погоди секунду» и прочую бессмыслицу. И плевать, что день сменял ночь в привычном ритме — когда делать нечего, это уже неважно. Сэм даже качели со скуки смастерил и водрузил во дворе — теперь Дина было с них не согнать. Качался, подсунув под локоть подушку, цедил пиво, думал. Сэм крутился поодаль, делал вид, что чинит покосившийся забор. Белый. — Хорош создавать видимость работы, Сэмми. Будешь пиво? — Дин, ты разжиреешь такими темпами. — Затухни, Саманта. Знаешь же, что нет. Но лишь бы весь кайф отравить. В ветвях развесистого дерева, на котором листва никогда не меняла цвет, путалось ржавое солнце, трухой осыпалось на Дина. Часы можно было бы сверять по нему, если бы не вечное «10:24» на всех циферблатах — застывшее время их смерти. Сэм перечитал все книги в местной библиотеке — от тоски даже на любовные романы покусился, хоть и морщился, пока читал. Дин поначалу ржал над ним, но когда у него самого закончились кассеты с замшелыми боевиками и незатейливой порнушкой и дело дошло до старых записей c канала National Geographic, он тоже приуныл. Смотреть, как сношаются львы, было не так интересно. Но Дин смотрел. — Сэмми? — Мгм? — Что у тебя там? — «Она взглянула на него своими дивными зелеными глазами, опушенными веером темных ресниц, и он ответил ей страстно пылающим взором, словно готовился сорвать с нее одежду и…» Блядь, Дин. Не могу я это вслух. Херня страшная. — Так зачем читаешь? — А ты зачем своих львов по пятому кругу смотришь? — Хоть какое-то разнообразие… — Вот и я о том же… От сонной апатии спасало немногое. Мелкие ссоры, книги, видик, иногда — Кас, который внезапно начинал заливать про революции и мировые катаклизмы тоном настолько скорбным, что даже для ангела чересчур. — Кас, ты можешь сменить пластинку? — бесился Дин. — Какая, к черту, разница, что там в каком-нибудь Найроби происходит? Лучше расскажи, как там успехи в ангельско-демонской групповушке? — Не имею права. — Кас краснел, теребил галстук. — Да и зачем тебе? — Ну, зря я, что ли, почти тридцатник жизни угрохал, чтобы во всем этом разобраться? — Да брось, Дин. Отдыхай. Наслаждайся. Заслужили вы… — Пенсионеры-охотники, — Сэм нес мимо тарелку с пиццей, не мог не съязвить. — Заслуженный отдых с пожизненной гарантией. Вы не умрете от скуки, потому что вы уже умерли, ха-ха-ха. Кас укоризненно качал головой и принимался за свои бесполезные новости, а Дин раздраженно хватался за первую попавшуюся кассету, чтобы заткнуть этого deus ex scrinium. Почему-то это всегда были львы. Чертовы львы. — Дин… — М? — Что ты помнишь? — В смысле? — Ну, что ты помнишь… из жизни? — Все помню, Сэмми. Но как будто сквозь помехи. Бесит, честно говоря. — А ты бы не хотел, ну не знаю, забыть? — Я и так забываю многое. Вкусы. Запахи. Вот ты помнишь, например, как пахнет ружейное масло? А кровь? А мотельная комната? Все стирается. — Ну, с учетом того, что нам тут вечность коротать, лучше на такую хрень не отвлекаться, угу. — Это за нас решили, Сэмми. Это-то и бесит. — Привыкай. Столько времени прошло уже, пора бы и привыкнуть. Содержимое холодильника обновлялось каждое утро, как по волшебству. Сегодня — дрянная пицца, без мяса, на толстом черствеющем тесте, завтра — здоровенная коробка карамельных донатсов и розовый, кровяной окорок. Случалась и китайская еда, и фондю, которое они грели в алюминиевой кастрюле на решетке для барбекю. Дин украдкой разговаривал с холодильником, гладил по белому глянцевому боку и выпрашивал обед из Бургер Джойнт. В ответ, как правило, получал связку сырой морковки. Дин бесился и грозил холодильнику экзорцизмами. — Там демон, это же очевидно! — Конечно, демон, иначе откуда каждое утро появляется еда? — Сэма, кажется, все это забавляло. — Или ты думаешь, что, пока мы спим, в дом тайно пробирается служба доставки? — А если он нас отравит? — не унимался Дин. — Мертвее, чем есть, мы все равно не станем. — А ты никогда не думал о том, чтобы… — Дин уперся взглядом в большой хлебный нож, — умереть еще раз? Где мы тогда окажемся? — Не исключено, что ты сменишь этого демона, — равнодушно откликнулся Сэм и швырнул в мусорное ведро обгрызенный хвостик от морковки. — Ты сдался. — Я десять лет назад сдался. Очень жаль, что ты заметил только сейчас. Сэм разглядывал невесть откуда взявшуюся картинку на стене — заправленную в убогую рамку вырезку из какого-то журнала: девушка с пятнистым догом на поводке, оба скалятся белоснежными улыбками. Дин сидел на кровати, драил «глок». В солнечном луче плясали пылинки, в гостиной привычно бубнил Кас. — Собаку можно было бы завести… — Сэм потрогал морду дога, щелкнул по носу, сунул руки в карманы. — Угу. — Дин оторвался от чистки, аккуратно протер тряпкой лоснящийся ствол. — С Кроули свяжись. Але, мужик, подгони кобелька из адской стаи, будь другом. Сэм вздохнул. — Еще бы он нас слышал. Хоть кто-нибудь бы нас слышал. — Старик, ты как-то слишком уж серьезен. Расслабься. Сэм прошелся по залитой вечерним солнцем кухне. Дин, откинувшись на спинку стула, с любопытством следил за ним. — Ну чего ты? — Да так… Дин, как думаешь, сколько мы тут уже? Дин возвел глаза к потолку, зашевелил губами. — Умножить смерть на демонскую кровь, поделить на Апокалипсис… То на то и выходит, Сэмми, что мы тут уже лет сто. — Сто четыре, — подал голос Кас из соседней комнаты, до сих пор монотонно бубнивший что-то о торнадо над Бискайским заливом. Дин даже точно не помнил, где это. — Спасибо. — Не за что. Ураган в Новой Гвинее…***
Первый гость явился нежданно, но не сказать, чтобы удивил: и Дин, и Сэм давно привыкли к тому, что в их персональном недорае порой происходят всякие странности, недостойные того, чтобы на них вообще обращать внимание. Ну, подумаешь, всегда в холодильнике появлялся «Бад», а в один прекрасный день Дин обнаружил в нем «Туборг» и долго плевался. Или ночь однажды затянулась на пару местных суток — всякое бывает, подумаешь, сбойнуло что-то в программе, зато пересмотрели всего «Индиану Джонса», включая неканоничную многосерийную тягомотину. Или вот, например, старенький «бьюик», прикативший из пыльного рассветного небытия, — Дин и Сэм как раз сидели рядком на ступеньках крыльца и пили кофе, который в этом мире был, как ни странно, неплох. Оба даже удивиться толком не смогли — только, разинув рты, смотрели, как из машины выходит красивая стройная блондинка и, улыбаясь, направляется к ним. — Джесс? — хрипло произнес Сэм и встал, вслепую сунув чашку Дину. Тот чертыхнулся, расплескав. — Привет, Сэмми, — этот голос Сэм вспомнил моментально. И улыбку. И фигуру с мягкими округлостями под тонким белым платьем. Джесс казалась удивительно живой и пахла цветочными духами, а не горелой плотью и страхом. — Здравствуй, Дин. Сэм смотрел во все глаза, даже дар речи потерял. Положение спас Дин — встал, пристроив чашки на перила, оттеснил Сэма, заграбастал Джесс в объятия, словно лучшую подружку. С видимым удовольствием потискал за бока, поцеловал в щеку. Сэм прокашлялся наконец. — Эй! — Приятно потрогать кого-то, кроме тебя, Сэмми. Сразу чувствуешь себя в три раза живее. Ну, обними же ее, не стой столбом. Сэм осторожно протянул руки, и Джесс прижалась к нему. Привычно теплая, гибкая, разом вернувшая память — минус сто с гаком лет, как минимум, Пало-Альто, мягкий полумрак их маленькой спальни, ее волосы касаются его плеча. Планы на выходные. Планы на будущее, совместное, уютное. Все летит к черту, когда появляется брат. Со своей идиотской шуткой про смурфиков. На самом-то деле к черту все полетело гораздо раньше, просто обидно было узнать об этом, когда одной ногой стоишь по ту сторону белого заборчика. — Сэм, — Джесс отстранилась и заглянула в глаза, улыбаясь. — Ну, Сэм… Он вытер глаза. В самом деле, чего это… Она вложила маленькую теплую ладонь в его руку. — Я видела вывеску «свободные номера»… — Хочешь остаться? — уточнил Дин наигранно безразличным тоном. Джесс повернулась к нему. — Могу остаться, — поправила она. — До завтра. Между «хочу» и «могу» в этом мире существовала колоссальная разница, и второе зачастую оказывалось гораздо ценнее. — Окей, — сказал Дин, снова становясь самим собой. Подмигнул залихватски, отряхнул джинсы и направился в дом. Доска с ключами от ничейных комнат висела на своем месте, Дин снял один из ключей, бросил Сэму, тот поймал, почти не глядя. На тисненом кожаном брелке был выбит номер: 211. — Поздравляю вас, мисс Мур, вы наш первый постоялец за вечность. — Дин, — укоризненно сказал Сэм, который продолжал вспоминать — все. И второе ноября вспомнил, и пламя, охватившее черную изломанную фигурку на потолке. Сердце царапнуло, но не до крови. — Я не специально, — отозвался Дин. — Честное слово, чувак. Джесс с любопытством оглядывалась по сторонам. — А у вас тут мило. Пыльные лучи солнца плясали над полированной старомодной конторкой. Из кухни тянуло запахом кофе. Сквозь дверной проем лился бледный золотой свет. Все как в жизни. — Я вообще о другом мечтал, — сказал Дин, ухмыляясь. Сэм закатил глаза. — Так нет, все вышло, как хотел этот засранец. Сэм поймал отражение в мутном зеркале над фальшивым камином. Джесс — юная, в белом платье, девочка из потерянных воспоминаний, и он, Сэм Винчестер, тридцать два неполных года, виски серебрятся ранней сединой, неприкаянный призрак самого себя. — Пива? — Дин возник рядом, балансируя подносом с тремя темными бутылками. Джесс засмеялась звонко, играя ямочками на щеках. — Уже забыла, что это. Вкусно? Дин пожал плечами. — Когда сто с гаком лет пьешь одно и то же, сложно сказать. Сэм прижал Джесс к себе, вдохнул запах ее волос. Ждал, что дальше что-то произойдет, человеческое, правильное, но нет. Дин поймал его взгляд, ухмыльнулся, отсалютовал бутылкой. — Думаю, вам есть о чем поговорить, а? Джесс улыбнулась — теперь уже только Сэму, и на мгновение сквозь нежную кожу ее лица проступили темные уродливые пятна ожогов. — Проводи меня, Сэм, — сказала она. Утром Дин сварил кофе, вынес поднос с разнокалиберными чашками. Сэм сидел рядом с Джесс, накрыв ее руку своей. Что бы ни было сказано за последние несколько часов, это осталось в номере двести одиннадцать — символической реинкарнации той ноябрьской ночи. Дин не спрашивал. Он ждал своих призраков. — Я люблю тебя, Сэм, — сказала Джесс, садясь в «бьюик». — Это значит «я прощаю тебя»? — усмехнулся Сэм. — Это значит то, что значит, — Джесс протянула руку, он сжал ее в ладони. — Береги себя. И Дина. — Куда ты поедешь дальше? — Сэм честно не хотел спрашивать, но оно вырвалось само и прозвучало как мольба. Куда дальше? Куда ведет эта дорога, которая не замыкается в кольцо? Единственная, напомнившая им все их бесконечные дороги на истрепанной карте, которую Дин хранил в бардачке. В то время, когда… В то время. Джесс покачала головой. — Я не знаю, Сэм, — сказала она. — Но если мне и предстоит с кем-нибудь встретиться, то пусть это снова будешь ты. Она помахала рукой Дину, стоявшему на крыльце, и уехала, оставив после себя облако медленно оседающей пыли. Сэм стоял на дороге и смотрел ей вслед, пока маленький «бьюик» не превратился в точку на горизонте. — Как думаешь, Сэмми, — вдруг спросил Дин, — она могла бы, ну… увезти нас отсюда? Его голос звучал задумчиво и чуточку удивленно, будто он сам не верил своим словам. Сэм очнулся. Дин стоял рядом, касаясь его плечом, щурился от солнца, и серебро в его волосах превратилось в золото. — Я не спросил. — А надо было. — Думаю, это бесполезно. Налетевший вдруг порыв ветра взметнул новое облако пыли. Вдалеке Сэм заметил клубок перекати-поля — подпрыгивая, он катился из вечности в небытие. — Никакой логики, — с неожиданной досадой сказал Дин, проследив его взгляд. — Первой должна была быть мама, верно? Не дожидаясь ответа, развернулся и, тяжело ступая, направился к дому. — Дин, — тихо произнес Сэм. — Что? — О какой, к черту, логике ты говоришь? Ублюдки из рая и ада даже на войнушки свои забили, объединились, лишь бы упрятать нас сюда, убрать c глаз долой. Вряд ли они долго думали, когда создавали это место. — Конечно, — язвительно отозвался Дин. — Достаточно было забраться тебе в башку. — Джесс могла оказаться тут случайно. — Класс. Тогда почему бы ей случайно не воспользоваться этим и не вытащить нас? Сэм, либо в этом заповеднике появилась лазейка, либо, что вероятнее, так было задумано. — Дин сел на ступеньку крыльца, закусил травинку. Сэм подошел, загребая ногами крошево гравия. — Я не спросил, Дин. Мне и в голову не пришло… — Забей. — Ты злишься? — Я в бешенстве. Сэм сел рядом, виновато пихнул Дина в бок. — Эй, ладно тебе. — Ладно. Ты бы все равно не смог. Не захотел бы. Я прав? — Сейчас ты скажешь, что я всю свою жизнь об этом мечтал. — А что — нет? Клубок перекати-поля исчез с горизонта, но Сэм почему-то не сомневался, что скоро вновь его увидит. Он опустил глаза и уставился на рыжую утоптанную землю. Солнце медленно ползло по изжелта-бледному небу, и тень от белого заборчика становилась все короче и короче. — Нет, — сказал Сэм и сам себе не поверил.***
Бобби приехал на раздолбанном рыдване, выбрался из машины, поправил кепку и распахнул объятия. — Ну, — строго сказал он, — вы тут совсем одичали, что ли? — Бобби! — Дин вихрем слетел с крыльца, обнял старика так, что кости затрещали. Сэм подошел сбоку, хлюпнув носом, облапил обоих. От Бобби пахло бензином и дорожной пылью, и он казался живым и настоящим. Дин украдкой дернул его за бороду, ну, чтобы убедиться наверняка. — Идиот! — возмутился Бобби и отвесил ему неиллюзорный подзатыльник. — Откуда ты? — поспешно спросил Сэм, вытирая глаза. — Оттуда. Пригласите в дом, что ли? В горле пересохло. В гостиной Бобби сел на диван и с любопытством огляделся. — Вот, значит, как, — протянул он. — Мотель. На перекрестке. Ну-ну. — А у тебя как? — не удержался Сэм. — А у меня дорога, сынок. Как и у многих, — Бобби глотнул пива, прочистил горло, утер бороду. — Пустая и чертовски длинная. За все время, что я катаюсь по этому гребаному неверленду, вы единственные, с кем я смог заговорить. Чудеса. — Чудеса, — эхом отозвался Дин. — Получается, что все, кроме нас, тут мотают пожизненное в одиночку. И как вы нас находите, а? Бобби пожал плечами. — Дорога выводит, сама. И много у вас гостей было? — Ты второй. — То ли еще будет… Солнце садилось, огромное, на треть горизонта, с востока наползал мрак. Они сидели на веранде, разговаривали о том, о сем, пили пиво, и Сэм перечислял про себя имена. Пока они играли главные роли в райско-адском вертепе, смерть забирала не только безымянных статистов. Джесс, мама, отец, Бобби, Мэдисон, Памела, Эллен и Джо… Проклятие Винчестеров, вот как это называется. Не дружи с ними, детка, не спи с ними, не люби их, иначе за тобой рано или поздно придет старик в черном костюме. А встретитесь вы только вечность спустя. — Сэм? — А? — Сэм очнулся, моргнул. Бобби смотрел на него с прищуром, без улыбки. — Не вини себя, лады? Джесс, мама, отец, Бобби, Мэдисон, Памела… — Попробую. — Вам дозволено попрощаться как следует, сынок. Вряд ли выпадет второй такой шанс, так что цени. Дин вернулся с новой упаковкой пива. — Сможешь вывезти нас отсюда? — спросил напрямик. Порыв ветра качнул старый керосиновый фонарь над входом, по веранде заметались гигантские тени. — Узнаю старшего, — усмехнулся Бобби, щелкнул кольцом на банке. Покачал головой: — Нет. Не сработает. — Давай попробуем? — Дин аж на ноги вскочил, взбудораженный, глаза нехорошо блестели. Можно было подумать, что виной тому старый добрый Бад, но Сэм точно знал, что мертвецы к алкоголю более чем устойчивы. — Нет, Дин. Не получится. — Совсем? — Дин вдруг сник. — Совсем, — твердо сказал Бобби. — Откуда ты… — Оттуда. Проехали. Проводи меня лучше, Дин. Хоть разок высплюсь на кровати, а не в кузове. Дин смял в кулаке пустую банку, зло швырнул за балюстраду и молча исчез в доме. Бобби, уходя, глянул на Сэма сочувствующе, хотя, может быть, ему просто показалось.***
Мэдисон явилась к ним в обличье оборотня — грациозно подбежала к Сэму и потерлась косматой головой о его руку. — Предпочел бы поцеловать тебя, — прошептал Сэм в заостренное ухо, и Мэдисон тут же перекинулась, смеясь. Дин восхищенно присвистнул и снял с себя рубашку, оставшись в футболке. — Накинь, иначе я загрызу этого лохматого в неравной борьбе. Мэдисон кокетливо повела плечом. — Не стоит ссориться. Сэм увидел кровь на ее белоснежном лбу, черное отверстие от пули. — Сэм, — в голосе Мэдисон появились низкие, звериные нотки. — Поговорим потом… если захочешь. Хорошо? Ее глаза стали желтыми, она всем телом прижалась к Сэму и потерлась о него по-кошачьи. Дин деликатно отвернулся. За его спиной хлопнула дверь со звуком, похожим на выстрел.***
С Памелой, которая приехала в веселом хипповском фургончике, одетая в неизменные джинсы, майку, не скрывавшую ровным счетом ничего, и темные очки, Сэм и Дин провели ночь вместе. Очки она так и не сняла, но жару задала обоим. — Всегда этого хотела, — сообщила Памела, положив голову на плечо обалдевшего Дина, и щипнула Сэма за бок. — Ради этого стоило ослепнуть, подохнуть и провести больше сотни лет в дороге, обходясь воспоминаниями о ваших задницах, ребятки. Сэм смутился, как подросток, сбежал в душ. Он даже не мог сказать, было ли ему хорошо — так, как бывало при жизни. Удовольствие было похоже на то, которое испытываешь, глядя на экран, на котором кто-то с твоим лицом и телом занимается сексом с кем-то с лицом и телом Памелы. Вроде и приятно, но всего лишь проекция. — Кхм, — подал голос Кас из гостиной. — В Венесуэле выпал снег, в Торонто аномальная жара, а вы, друзья, заставили меня покраснеть. Дин запустил в телевизор подушкой. — Я думал, ты улетел в рай. Давненько тебя не было слышно. — Повода не было. На Филиппинах произошло землетрясение силой две целых семь десятых балла. У тебя красивые глаза, Памела. Она сняла очки, повернулась к Дину. — Он не врет? Выжженные глазницы, кожа над безупречным изгибом бровей — как мятая рисовая бумага. Памела улыбалась. Хлопнула дверь, в полумраке замаячил длинный светлый силуэт Сэма, повеяло запахом кофе. — Не врет, — сказал Дин и провел пальцем по щеке Памелы. — У тебя безумно красивые глаза. Пока Сэм разговаривал с Эллен, Дин танцевал с Джо. Из динамиков лилось бессмертное «…аnd I can't fight this feeling anymore», и Дин невольно начал подпевать. Он кружил Джо по комнате, заполненной тьмой, готовой взорваться в один миг. — Это было совсем не больно, — прошептала Джо ему на ухо. Дин поцеловал ее в висок, пахнущий дымом. — Прокатимся? — тихо спросил он. Джо сжала его руку. — Запросто. Эллен стояла в дверном проеме, за ее спиной маячил Сэм. — Мне нужно говорить, чтобы ты держала ухо востро с этим парнем? — строго спросила она, но глаза ее смеялись. — Мам! Дорога стелилась под колеса лунной лентой, клубами искристой пыли вздымалась позади. Дин прибавил газу, выставил локоть в окно: — Йееехххху! Джо положила руку ему на колено, и он накрыл ее ладонью. — Дин… — Я смогу, Джо. У меня получится. Мы уже далеко отъехали, смотри. Ветер врывался в окно, трепал длинные светлые волосы Джо, щекотал ноздри запахом близкой свободы. Дин утопил педаль газа. Мимо проносились темные невысокие холмы, луна преследовала их, катилась колесом, подминающим под себя небосвод. У него получится, точно. Как-нибудь он выберется, а потом вернется за Сэмом, потому что, как ни крути, вечности с лихвой хватило, чтобы осточертеть друг другу и примириться с этим, срастись пустотой вместо душ. Поэтому Сэм должен быть рядом. Хотя бы для того, чтобы оценить динову находчивость — в кои-то веки не пришлось вступать в сомнительные сделки, чтобы выбраться. Прогресс. Впереди замелькали бледные огоньки. — Что это? — Дин прищурился, чуть сбавил скорость. В полной тишине они подъехали к перекрестку, отмеченному сине-красным мигающим знаком: «СВОБОДНЫЕ НОМЕРА». Несколько лампочек перегорело, и вывеска выглядела убого. Дин вспомнил, как еще недавно хотел заменить их, даже лампочки нашел в коробке на чердаке, правда, обычные, белые. Впрочем, какая разница. Дин заглушил двигатель и сел прямо, бездумно глядя на приземистое строение мотеля в глубине двора. Из окна кухни лился слабый желтый свет. — Прости, Дин, — тихо сказала Джо, потянулась и поцеловала его в щеку. Ветер донес до них обрывки музыки и смех Эллен. Дин услышал голос Сэма, зовущий его по имени, но решил, что ему показалось.***
После появления гостей это стало традицией — пить кофе на крыльце и смотреть на облака. Чтобы было не так скучно, Дин вытащил на подоконник телевизор, нахлобучил на него рогатую антенну, хотя это было ни к чему. Сегодня Кас обещал проливные дожди и грозы на всех меридианах разом. — Прям всемирный потоп, — присвистнул Дин. — Круто им. «Им» — то есть живым. Обычным людям, которые, возможно, многое бы отдали, чтобы оказаться на месте Винчестеров, выменять свой неспокойный, жадный, перенаселенный мир на клочок неподвижной, солнечной тишины со старым кино и волшебным холодильником, где не переводится пиво. Кинь плед на траву, сверни крышку с запотевшей бутылки и таращься в небо, пока все бока не отлежишь. Хорошо, черт побери. Хорошо ведь? — Наводнение в Торонто оставило без крова более двух тысяч жителей, — продолжал вещать Кас. — Вот скажи, тебя самого не заебало? — Дин вслепую подергал за шнур переходника, как будто Кас мог почувствовать. — Не вы одни отбываете наказание, — откликнулся тот через помехи. — Тоже пожизненное? — спросил Сэм, болтая кофейный осадок в своей кружке. — В Шпицбергене стремительно тают ледники, — как всегда, невпопад ответил Кас и добавил прежде, чем по экрану пошла синяя волновая рябь. — А у вас, кажется, опять гости. Дин прищурился — из-за близкого горизонта показался фургон. Ехал медленно, неуклюже подскакивая на ухабах, с его боков кусками отвалилась присохшая глина. Следом катился колючий клубок перекати-поля. — Бенни, — тихо сказал Дин, поднимаясь. — Здравствуй, брат, — так же тихо ответил тот. Такой же, как там, в Чистилище. Драное пальто, поднятый воротник, дурацкая кепка. Если бы у Войны, Чумы, Смерти и Голода был пятый брат, Одиночество, у него были бы глаза Бенни. Дин подошел и молча обнял его. На одно короткое мгновение мир выкрутил цвета, выцвел до черно-белого, и повеяло дождями, о которых столько твердил Кас. — Как ты? — спросил Дин. Идиотский вопрос, но для подобных случаев не придумано слов. В самом деле, как полагается приветствовать друга, которого… — По-прежнему, — усмехнулся Бенни. — На дне, брат, на самом дне. — И перевел взгляд Дину за плечо. «Сэм», — понял Дин. Проснулась память — с отчетливостью почти невероятной. Та самая встреча у причала, запах гнилой древесины, засохшей крови и твердое обещание смерти в глазах Сэма. Глупо было надеяться, что все обойдется. Дин обернулся — Сэм спокойно пожал Бенни руку и хлопнул Дина по спине. — Это твой гость, не буду мешать, — и, скрипнув ступенькой, ушел в свой номер. Дин подумал, что Сэм мог бы извиниться. Или хотя бы поблагодарить Бенни за некогда спасенную жизнь. С другой стороны, Бенни сделал это не ради Сэма, а, значит, совесть Сэма чиста. Как всегда. Но есть еще третья сторона — с которой они все мертвы, уже много-много лет. К чему мертвецам прощение? Или благодарность? Все кончилось, банально, бесславно и навсегда. — А вам неплохое местечко отвели, — заметил Бенни, проходя вслед за Дином. — Санаторий для охотников в отставке, мать их, — Дин заглянул в холодильник, ругнулся и пристукнул кулаком по стенке. — Эй, приятель, у нас тут вампир в гостях, сообразил бы чего? — Он с силой хлопнул дверцей, но все осталось по-прежнему: рыбные консервы и упаковка неизменного «Бада». — Демон! — с чувством сплюнул Дин и пояснил: — Натуральный демон, такая дрянь, хуже Кроули. — Расслабься, — Бенни забрал из рук дина запотевшую банку пива. — В пище у меня недостатка нет. — То есть? — прищурился Дин. — Я в Чистилище, — Бенни выпил одним махом полбанки, утер губы ребром ладони, по привычке. — То есть тебя не?.. — Меня да, — жестко ответил тот и продолжил через паузу в долгий вдох-выдох: — Но я очнулся там же. Не знаю, почему. А однажды вышел к берегу реки и обнаружил свой фургон, и меньше чем через час оказался здесь. Такие дела. Думаешь, теперь все? — Кто приезжал до тебя, все говорили, что их посмертие — это дорога, без единой живой души. — Мне подходит, — Бенни прищурился на окно, за которым одна на одну наплывали грифельные тучи. — Значит, этот мир не будет отличаться от двух предыдущих. — А может случится так, что ты вернешься в Чистилище? — Дин понизил голос и вдруг весь подобрался, глаза заблестели сухо и недобро. — Плохая идея, брат, — покачал головой Бенни. — Этот мир запечатан накрепко, в этот раз тебе не уйти. — Я же сумел вытащить тебя из Чистилища… — Дин одернул ворот рубашки у горла и провел ногтем большого пальца вдоль яремной вены, тонкой вспухшей царапиной намечая цель — для клыков. Бенни отвел глаза. — И что дальше? — Я свалю отсюда, а там уж найду способ, как разрушить эту клетку, вытащу Сэма… — Ты знаешь своего брата всю жизнь, Дин, — Бенни машинально взял со стола тонкий нож, прокрутил его в пальцах, оглаживая лезвие. — Как так вышло, что ты совсем его не знаешь? Зашипел с крыльца телевизор, громко, как будто на ступени накатывали океанские волны. — Кас, заткнись нахуй! — заорал Дин и грохнул дверью, задвинул щеколду. — Я могу попытаться вытащить тебя, — продолжил Бенни. — Возможно, у нас даже получится, но сюда ты не вернешься и места этого никогда не найдешь. Догадываешься, почему? Потому что Сэм этого не захочет. Никогда. Дин не ответил — молча отвернулся, запрокинул голову, чтобы из глаз не вытекала соль. Бенни подошел к холодильнику и достал оттуда черную квадратную бутылку виски — кажется, к гостям демон был расположен куда более, чем к хозяевам. А, может, просто почувствовал родственную душу. — Пойдем на улицу, здесь душно, — сказал Бенни. Они просидели так остаток дня и всю ночь — на заднем дворе, на земле, под набухшим дождевым небом. Пили без счета, почти не пьянея, ели те самые рыбные консервы — с ножа. Говорили о времени, в котором были живыми. Об очень далеком и очень прошедшем времени. — Думаю, — сказал Бенни на прощанье, оглядывая свой облезлый фургон, — вас находят те, кого вы сами зовете. Может быть, еще встретимся. — Прости меня, брат, — Дин сильно сжал плечо Бенни. — Больше всего на свете я хочу вырваться отсюда, но я не смогу так жить. Если не будет жить Сэм. — Твой выбор, — кивнул Бенни, — твоя… — он задумался на мгновение, — жизнь. — Моя нежизнь. Сэм попрощаться не вышел.***
Безвременье катилось по этому странному миру, подобно клубку одинокого перекати-поля, закаты сменялись рассветами, небо пестрело облаками и слепило глаза чистой синевой, и таков заведенный порядок, думал Дин, потому что они сами его выбрали — а те, кто придумал это место, просто понадергали разрозненные куски их воспоминаний и давних, несбывшихся мечт. И учли выбор, куда без него. После этого оставалось только коротать вечность, как и задумывалось. Вместе. Он тяжело опустился на ступеньку крыльца, не глядя, принял из рук Сэма теплую кружку с кофе. Сэм стоял, прислонившись плечом к косяку, смотрел вдаль. Где-то на чердаке, куда дорога заросла пылью, уныло бубнил Кас, в сердцах отправленный Дином в ссылку. — Как думаешь, ждать сегодня гостей? — поинтересовался Сэм равнодушно. Дин пожал плечами, и порыв ветра принес внезапный запах сырой листвы и тяжелой, горькой воды. Дин сморгнул, выдохнул резко, и иллюзия развеялась. — Надеюсь, нет, Сэмми, — тихо отозвался он. — Знаешь, что-то устал я… В том месте, где пустынная дорога упиралась в горизонт, заклубилось облачко пыли. Сэм прищурился, всматриваясь, и похлопал Дина по плечу. — Не нам решать, — сказал он. — Пойду, сварю еще кофе. Сэм ушел в дом, и Дин, поставив чашку на ступеньку, хотел было последовать его примеру, чтобы до последнего не знать, кого еще принесли демоны безвременья, но его взгляд сначала зацепился за проблеск лобового стекла в желтых клубах, потом за лоснящийся черный бок, и только потом тишина будто взорвалась — знакомым до слез рокотом. Дин качнулся, ухватившись за косяк, хотел было крикнуть: «Сэм!», но губы не слушались. Он беспомощно смотрел, как на подъездной круг сворачивает длинный черный автомобиль, сверкающий на солнце словно плавник акулы, и останавливается напротив крыльца. Внутри сидели двое, и белокурые волосы женщины блестели на солнце. Они нашли друг друга даже в посмертии, хоть и оказались здесь с разницей в два десятка лет. И загаданное обоими сбылось — одна дорога на двоих, пустынная и вечная… Справедливо, ведь они этого хотели. Оба. Дин закрыл глаза, услышал, как хлопнули двери и раздались шаги — широкие, тяжелые и легкие, почти невесомые. И стал ждать.