Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное

Пока я с удивлением таращился на свою руку, Секстус Северус заявил: — Клятва принята! Что ж, мой юный ученик, мы можем начать наши занятия хоть сейчас. Но скажи, тот, что у тебя в голове… Ты можешь с ним общаться? — Да, — ответил я, — но только тогда, когда я сплю. Он тоже учит меня… Правда, мы начали совсем недавно… — Это ничего, — важно заявил Секстус Северус, — учение — благое дело. Нужно быть упорным и умения придут. А сейчас попробуй позвать его. Здесь особое место, может быть, он и отзовётся. «Томми?» — неуверенно позвал я, и каково же было моё изумление, когда в голове раздался удивлённый голос: «Гарри? Но как ты смог? Ты ведь не спишь!» «Видишь ли, — ответил я, — я тут нашёл одно странное место и познакомился с призраком…» «С призраком? — охнул Томми. — Гарри, ты должен быть осторожным!» «Да это вроде бы хороший призрак, — выдавил я. — Это римский знаменосец, погибший очень давно. Он не смог уйти, потому что охраняет своего орла». «Как интересно! — восхитился Томми — Хотел бы я увидеть его!» — Так что тебе мешает, мальчик? — заметил вслух Секстус Северус. — Здесь я слышу тебя… и ты можешь покинуть своё вместилище. Томми удивлённо ойкнул… и через минуту рядом со мной начала формироваться призрачная фигура ребёнка. Томми был совершенно таким же, как в моих снах, только белёсым, призрачным. Мальчик с удивлением рассматривал себя, и наконец, воскликнул звонким голоском: — Как хорошо! Я могу видеть, слышать и двигаться! — Ты можешь остаться здесь, малыш… — мягко сказал взрослый призрак. — Вдвоём нам не будет скучно. Ты ведь знаешь, что твоё пребывание внутри Гарри может быть опасным для него, если злокозненный маг, частью души которого ты являешься, воскреснет. — Но я не хочу причинять Гарри зло! — горячо воскликнул Томми. — Это так, — согласился Секстус Северус, — я не вижу в тебе никакого зла. Но ты — всего лишь часть целого, малыш. Томми опустил голову, и выглядел он при этом таким несчастным, что мне стало его жаль. — Послушайте, Секстус Северус, — решительно сказал я, — может, это и глупо, но я не собираюсь выгонять Томми. Он мне стал, как младший братишка, и я не хочу, чтобы он пострадал. Я непременно решу эту проблему… Но не сейчас. — Твоё решение, — отозвался призрак. — Но я бы, на твоём месте, подобрал бы для малыша более подходящее вместилище. Что-нибудь неживое. Но если ты хочешь переселить эту душу в подходящее тело — и впрямь, лучше пусть побудет пока с тобой. — Как это — переселить? — удивился я. — Мой отец, — задумчиво начал призрак, — рассказывал мне о некоем злокозненном маге, пытавшемся избежать смерти. Он расколол свою душу и вложил часть её в неодушевлённый предмет, дабы воскреснуть после смерти. Отец говорил, что этот маг страшно ошибся, ибо получив долгую жизнь, он утратил то, ради чего стоит жить — искренние чувства. И конец его был печален. Но однажды он обмолвился, что если вложить часть души в живой, и более того, мыслящий носитель, то она начнёт восстанавливаться и со временем сможет самостоятельно покинуть своего носителя, ибо двум душам не место в одном теле. Такая душа может вселиться в подходящее тело и получить новую жизнь. Но для этого смерть предыдущего владельца тела должна будет произойти на глазах у носителя. Но я мало знаю об этом. Отец рассказывал эту историю в назидание, а о возможности воскрешения души проговорился случайно. С тех пор он строго-настрого приказал мне забыть об этом и никогда уже не вёл подобных разговоров. — Вот как… — задумчиво произнёс я, — что ж, это интересно… А того злокозненного мага звали случайно не Герпий? — Может быть и так, — отозвался легионер. — Но этого я не помню. — И вообще, — звонко заметил Томми, — давайте уже займёмся отработкой заклятий! Я… у меня не слишком хорошее предчувствие, Гарри! Тебе нужно обучаться, и чем скорее, тем лучше. И Томми с Секстусом Северусом предвкушающе переглянулись. Ну что я могу сказать? Следующие два часа превратились в сущий ад. Начали мы, естественно, с простенькой «Вингардиум Левиосы»… само собой, беспалочковой. Причём Секстус Северус был далеко не так слаб, как говорил о себе. Он, как выяснилось, знал довольно много заклятий и пользовался ими именно что без палочки. А на наши с Томми вопросы заявил, что в его времена маги вообще палочками не пользовались. Были посохи у сильнейших из них — это да, но посохи и не нужны были для большинства заклятий. Посох… ммм… это что-то вроде тяжёлой артиллерии, не каждому магу подчинялся и служил он для заклятий огромной мощности — город, там, разрушить… или кладбище поднять. А на наши с Томми рассказы о палочках, Секстус призадумался и выдал: — Мнится мне, что стали волшебники слабеть и вырождаться. Отсюда и желание облегчить себе творение заклятий. Палочка должна помогать своему владельцу сконцентрироваться, дабы получилось у него желаемое. Но ты не нуждаешься в этом, Гарри. У тебя всё должно получиться и так, уж я-то вижу. Смотри! И легионер направил руку на ящики, произнеся: — Вингардиум Левиоса! Ящики медленно, словно нехотя, поднялись в воздух. Невысоко, где-то на метр, но поднялись. А ещё они целую минуту парили над полом, пока Секстус не сделал плавный жест рукой. Тогда ящики аккуратно опустились на свои места — точнёхонько там, где и стояли. Неплохо так для призрака. — И вы говорите, Секстус, что вы — слабый маг? — поражённо спросил Томми. — О да, юный Томми, — отозвался призрак. — Мои братья были куда сильнее. Но, Гарри, мы отвлеклись. Попробуй ещё раз. Ты ведь чувствуешь магию внутри себя? — Вроде бы… — неуверенно пробормотал я. — Посмотри в себя, — посоветовал Секстус. — Попробуй отделить часть своей магии и создать что-то вроде верёвки. А когда произнесёшь заклинание — пусть верёвка оплетёт ящик. Тебе останется только толкнуть его мысленным посылом, и ящик поднимется. Угу, ящик… Этот призрак на мелочи не разменивается. В Хогвартсе, помнится мне, с пёрышка начинали… Томми хихикнул. Неужели услышал? Его лукавая мордашка говорила о том, что таки да, моя мысль для него тайной не осталась. Но он тут же скромно потупил глаза и тихо сказал: — Гарри… Прости, что я подслушал твои мысли. Постараюсь больше этого не делать… Но ты должен понять — истинный маг должен всегда желать невозможного. Для тебя невозможным кажется поднять этот ящик… Но, поверь, это проще, чем кажется. В этом месте много силы, поэтому и колдовать легче. Ну же, попробуй ещё раз! Я вздохнул. Похоже, эта парочка от меня так просто не отвяжется. И я, как советовал Томми, «заглянул в себя». И поразился красивым переливам своего «шарика». Он светился и мигал, он словно пел без слов… и тут я понял одно — неважно, есть палочка или нет, знаю я заклинание или нет, значение имеют только моя сила… и моё желание невозможного. — Вингардиум Левиоса! — произнёс я, мысленно прося свою силу отреагировать… И мне удалось! «Косичка», подобная той, что появилась в первый раз, выскользнула из «шарика» и оплела все ящики. — Вингардиум Левиоса! — повторил я, делая мысленный рывок. Ящики рывком поднялись в воздух и застыли под самым потолком. — Ох, ничего себе! — хором, не сговариваясь, воскликнули Томми и Секстус. — Фините Инкантатем! — произнёс я, отменяя предыдущее заклинание. Ящики опустились… я подчёркиваю, опустились, а не с грохотом рухнули на пол. — У меня получилось! — прошептал я, чувствуя странную усталость. — А я и не сомневался! — радостно воскликнул Томми. — Гарри, ты очень сильный! Призрак покивал головой: — Сильный, да. Но теперь тебе нужно отдохнуть. Тебе пока не стоит колдовать. Отдохни и приходи завтра, мы продолжим. Я покосился в окно. Казалось, что я провёл здесь совсем немного времени, но уже начало темнеть. Ох, попадёт мне от Петуньи! Они наверняка привезли Дадли с занятий боксом, а меня нет… — Спасибо, уважаемый Секстус Северус, — попрощался я. — Действительно, уже поздно и мне пора. Но я постараюсь прийти завтра. — Приходи, — отозвался легионер. — Я буду ждать. И он церемонно склонил голову и воспарил куда-то под потолок. А Томми махнул мне рукой, подмигнул и тоже исчез. Назад вернулся, понятно. Я торопливо выбрался из здания и бегом понёсся на Тисовую. Как раз успел к ужину. Естественно, Петуния сделала мне замечание, и я извинился, пообещав, что впредь постараюсь так сильно не задерживаться. Вообще-то фраза содержала в себе подтекст, говоривший о том, что задерживаться я периодически буду, просто не до темноты, но всё семейство было настроено благодушно. Как оказалось, Дадлика взяли в боксёрский клуб, и тренер обещал заняться им индивидуально. Видимо, и впрямь в кузене имелся какой-то скрытый потенциал. Ну и ладно, будем надеяться, что он нашёл себе дело по душе. Всё меньше проблем и больше возможностей заняться своими делами. Итак, Дадли провёл время на тренировке, потом любящие родители отправились за необходимыми для занятий боксом вещами, список которых написал тренер, потом завернули в кафе, чтобы отметить удачное начало Дадличкиной спортивной карьеры, потом отправились в парк… В общем, про племянника вспомнили не скоро. Но на сей раз я был не в претензии — сам был занят. Ужин тоже прошёл тихо и мирно: Петуния просматривала брошюру о здоровом питании, которую им подсунул тренер, Дадли, сосредоточенно сопя, в очередной раз перечитывал написанные чётким крупным почерком рекомендации… не иначе, как наизусть учил. Сам же Вернон уткнулся в газету, из-за которой доносились только похвалы Петуньиному кулинарному искусству. На ужин был омлет с сыром, отварная говядина тонкими ломтиками с тушёными овощами и черносливом, а на десерт — небольшие покупные пирожные — типа безе, но какие-то более воздушные. Они прямо таяли во рту, и Дадли с Верноном съели по несколько штук. Парочка досталась и мне, меня окончательно перестали обделять едой, что не могло не радовать. После ужина я хотел было помыть посуду, но Петунья приказала нам обоим подниматься к себе и садиться за уроки, мол, попозже проверит. Мы разошлись по комнатам, но минут пять спустя ко мне постучал Дадли. — Можно я у тебя уроки сделаю? — вполне вежливо промямлил он. — А то у меня так воняет, что голова болеть начала. Ох, чёрт! Про рыбу-то я и забыл! Пора её вынимать, а то точно весь коридор пропахнет, и в мою комнату вонь пойдёт. Пойду и вытащу сегодня же, когда родственнички уснут. И отказывать Дадли не буду — сегодня он, вроде, вменяемый. Вот что любимое дело с человеком делает! Я предложил Дадли принести ещё один стул и подвинулся, чтобы он мог сесть рядом, а сам продолжал методично делать задание по математике. Примеры с простыми дробями, которые мы повторяли на сегодняшнем уроке, я уже сделал, теперь пошли десятичные. Дадли, притащивший стул и усевшийся рядом, пыхтел, наблюдая, как я быстренько решаю примеры. Я не обращал на него внимания — с десятичными дробями всё было не так просто. Во-первых, я чуть не спалился, когда мы стали повторять таблицу умножения — оказалось, что англичане умножают не на десять, а на двенадцать, а во-вторых, в десятичных дробях они вместо запятой ставят точку. Зато запятую ставят там, где мы отделяем нули в больших числах. В общем, сплошная головоломка, отвлекаться мне было некогда. Так что, только когда я отложил тетрадь, узрел несчастные глаза Дадли. — Гарри, — неуверенно пробормотал он, — я ничего не понимаю… Может быть, ты мне объяснишь? Обещаю, я больше не буду называть тебя ненормальным… Я вздохнул. Желание послать кузена в пешее эротическое путешествие было очень сильным, но… с другой стороны, пришёл вежливо, попросил, как человек. Может, он не так уж и безнадёжен, и в отрыве от своих приятелей терпим в малых дозах? — Хорошо, — ответил я. — Значит, тут нужно делать так… То ли я оказался лучшим учителем, чем мисс Трамбль, то ли Дадли наконец-то решил использовать мозг по назначению, но мои объяснения он понял. И даже решил примеры почти без подсказок. А когда закончил решать, замялся и пробормотал: — Гарри… извини… и… спасибо… А потом сгрёб со стола учебники и тетради и торопливо ушёл к себе. Дадли извинился… Вот теперь в лесу точно сдох самый большой медведь… Или это опять-таки связано с тем, что изменился я? Возможно, заклятия, заставлявшие родню ненавидеть Гарьку, были завязаны строго на него, а я… Я — не он, пусть этого не докажет ни одна экспертиза ДНК. И да, это здорово, конечно, что Дадли стал видеть во мне не только грушу для битья, но… Мне слишком хорошо были доступны гарькины воспоминания. Не беспокойся, Дадли, я не трону тебя… до тех пор, пока ты будешь вести себя прилично, я даже буду время от времени помогать тебе, чтобы ты чувствовал себя обязанным, но… Нам не быть с тобой друзьями, как никогда не быть роднёй с Верноном. Да и с Петуньей, по большому счёту, тоже. Пока мы просто союзники, вынужденные терпеть друг друга, надеюсь, что так останется и впредь. Так что, не обольщайся, Дадли, пара извинений не изменит ничего. Это Гарри простил бы тебя, он вообще всех прощал, добрый несчастный мальчик. Но я не он. И лучше тебе никогда не узнавать, Дадли, каким я могу быть.

***

Прошло две недели. Две недели хороших дней. Ник и Пирс в классе не выступали и отловить меня после занятий не пытались. Дадли был весь в тренировках, с друзьями общался мало, да и на учёбу приналёг. Петунья заявила ему, что бокс — боксом, а если его успеваемость будет оставаться низкой, то придётся тренировки отменить. Так что Дадли старался, да… Пчёл я через десять дней торжественно похоронил, раствор слил в маленькую бутылочку и спрятал в тайнике. И вообще — я вертелся, как белка в колесе: основные занятия в праймери-скул, секция лёгкой атлетики, дополнительный французский, театральная постановка… А ещё сны с Томми, в которых я учил обычаи и традиции магического мира, новые заклятья и способы их отработки, практические занятия с Секстусом Северусом, который научил меня парочке истинно легионерских примочек — то есть коротким, грубым, но действенным заклятьям для драки, в которой один может оказаться против многих. И никакой палочки, что вы… Я уже не ходил — я бегал, стремясь повсюду успеть, сначала мне казалось, что я спячу от такой нагрузки… и возможно, спятил бы, будь я обычным ребёнком. Но моё взрослое сознание, перенёсшее обучение на двух факультетах педагогического института, многочисленные подработки и бурную общественную жизнь, выдержало. Спустя неделю высокие нагрузки уже не так напрягали меня… В общем, когда я прибегал домой — а это было точнёхонько к ужину — меня никто не ругал. Петунья молча накладывала мне полную тарелку, потом я мыл посуду и отправлялся делать уроки, как и Дадли, пропадавший на своих тренировках. В саду я тоже маячил — но только в старой одежде Дадли и строго по воскресеньям. И наблюдал из-под козырька старой бейсболки за домом мисс* Фигг. Пора бы моему аццкому снадобью и подействовать — на крыше я видел широкие рыжие проплешины, значит, точно уже образовались течи… Неужели ей так комфортно мокнуть? Или ждёт помощи от соратников? Неужели всё-таки придётся тырить капсулы из петуньиной аптечки? Но тырить не пришлось. В воскресенье, после ночного субботнего проливного дождя терпение у мисс Фигг всё-таки закончилось. *Люди, я помню, что в книге Фигг — миссис, то есть вдова. Но у меня она — старая дева с котами, то есть мисс.