Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное

Первое, что сделал Северус, оказавшись со мной на Гриммо — с наслаждением выкрутил второе ухо. А у рысей ушки очень чувствительные. Так что я издал совсем не рысиный визг и моментально перекинулся, выскользнув из пальцев мучителя. — Сев! — возмутился Сири. — Не трогай моего крестника! Северус моментально включил Ужаса Подземелий и прошипел только одно слово: — Коврик! Тут уж я не стерпел. Никто не будет обижать Сири и шантажировать ночёвками на коврике у двери. — Не знал, что вы такой любитель БДСМ, профессор, — промурлыкал я, предусмотрительно отскочив подальше. — А коврик там как используется? Сириус умело замаскировал смех кашлем, Северус покраснел, побледнел и ринулся на меня с явным намерением придушить. Я снова перекинулся в рысёнка и помчался от него со всех лап. Северус с шипением кинулся за мной, в это время в гостиную величественно вплыла Вальпурга… Я-то успел её обогнуть, у меня с координацией движений уже всё в порядке, а вот Северус резко затормозил, запнулся об ковёр и рухнул на колени к ногам Вальпурги. Та нежно и мечтательно улыбнулась: — Какой хороший мальчик… Ах, Северус, уже лет тридцать к моим ногам не падали молодые симпатичные мужчины… Вы просто вернули меня в дни моей молодости… Бедный зельевар побледнел, позеленел, покраснел… но Ужас Хогвартса просто так не возьмёшь. Гигантским усилием воли он вернул себе нормальный цвет лица, поднялся на ноги, сделал церемонный поклон и заявил: — Ради прекрасных глаз очаровательной матушки моего супруга я готов на всё. Не соблаговолите ли немного подождать, леди Вальпурга, пока я придушу этого мелкого паршивца? — Да что он такого сделал? — возмутился Сириус. — Я сам взял его с собой! Я возмущённо мявкнул, соглашаясь с ним, и залез на карниз повыше. — Ему следовало активировать портключ сразу же, как началась вся эта заваруха! — возмутился Северус. — А если бы там сразу появился Аластор? Или, к примеру, сам Великий и Светлый? Они оба просекли б тебя с полпинка, Гарри! Я фыркнул. Снейп был прав, как обычно. Но упустить такое воспоминание, как летающий на унитазе Артур? Да ни за что в жизни! — Северус, милый, — мягко сказала Вальпурга, — не стоит воевать с ребёнком… Всё равно в дураках окажешься. Слезай, Гарри, — обратилась она уже ко мне, — думаю, Кричер ещё не готов заменять этот карниз, а ты уже не маленький котёнок. Спускайся, Северус тебя больше не тронет. Правда, Северус? — Ссссшш, — прошипел в ответ зельевар, но всё-таки выдавил: — больше не трону. Я осторожно спустился из-под потолка и подошёл к Вальпурге. Та нежно погладила мои бедные ушки, ласково потрепала кисточки и заметила: — Ты подрос, Гарри. Совсем, как взрослая рысь… Ну что, не больно уже? Я мявкнул, понял, что ушки уже не болят, помотал головой и перекинулся. — Извини, Северус, — сказал я. — Я больше не буду. Честно. Северус ещё что-то нечленораздельное прошипел, но его лицо смягчилось, и я понял, что прощён. Кстати, может подарить ему что-нибудь… Что-нибудь необычное? И тут я вспомнил о питонах, которые сказали, что будут ждать меня в зоомагазине. Небось, так и ждут ещё, бедолаги, если их ещё не продали — больше года ведь прошло. Надо бы с Сири мотануться в маггловский мир и выкупить змеек, а поскольку их две, одну подарить Северусу. Вот и пускай шипят друг на друга, авось Сев потренируется и начнёт понимать парселтанг. Пока я так раздумывал, в гостиной появился Старый Сигнус. — Ну что? — спросил его Сири. — Как девочка? — Спит, — отозвался Сигнус. — Тебе стоит поработать с ней, Северус. Я не особый спец в легилименции, но мне кажется, что на малышку оказывалось ментальное воздействие, и неоднократно. Но могу сказать с уверенностью одно — она не Уизли. Рыжие не ввели её в Род, иначе впоследствии они не смогли бы претендовать на наследство Блэков и Лестрейнджей. Именно поэтому и применялось ментальное воздействие — рано или поздно кровь взяла бы своё. — Но что нам делать теперь? — поинтересовался я. — Всё достаточно просто и сложно одновременно, — вздохнула Вальпурга. — Малышку нужно ввести в оба Рода — отца и матери. Тогда к ней придёт Родовая память, и своё пребывание у Уизли она будет воспринимать совсем по-другому. Да и внешность к ней вернётся подлинная. Но если с введением в Род Блэк проблем не будет, то с Лестрейнджами… — Рудольфус остаётся Главой Рода? — уточнил Сири. — Да, — ответила Вальпурга. — Но это не самое плохое. Самое плохое то, что Раби, Руди и Белла — последние Лестрейнджи. Других не осталось… Ну, кроме девочки. Я заметил, что Вальпурга перестала звать Джинни по имени. Видимо, потому что Белла намеревалась дать дочери другое имя. Но неужели нельзя сделать ничего? — А если сейчас сделать девочку Блэк, а только потом — Лестрейндж? — спросил я. — Будь она бастардом — мы бы так и поступили, — ответил Старый Сигнус. — Но девочка рождена в законном браке. Это значит, что оба обряда — Имянаречения и Введения в Род… в оба Рода… нужно провести одновременно. Вряд ли Руди отпустят из Азкабана хоть на денёк по этой причине. — Погодите, — задумчиво сказал я, — а Введение в Род — это кровный Ритуал? То есть там важен не столько человек, сколько Родовая кровь? Вальпурга и Старый Сигнус медленно переглянулись. А потом Вальпурга выдала: — Вот что значит маггловоспитанность! Мне обидеться? А Старый Сигнус продолжил: — Иногда магглорожденные видят то, чего мы не видим. Гарри, ты гений! Нам нужна кровь Лестрейнджей… и наш Родовой камень! Что-то я слышал о применявшемся некогда и сейчас прочно забытом ритуале! Мы сможем ввести девочку в оба Рода! Таак, мне нужно в библиотеку… И он шустро поднялся из кресла и вышел из гостиной. — Беру свои слова назад, Гарри, — неожиданно мягко сказал Северус. — И у тебя бывают некие озарения, а значит, ты не безнадёжен… Я подошёл к зельевару, обнял его и искренне сказал: — Спасибо, Северус. Я тебя тоже люблю. Может, не так как крёстного, но всё же… И быстренько удрал из комнаты. Лазать по карнизам мне больше не хотелось.

***

Джинни по зрелом размышлении решили пока не будить, как сказала Вальпурга, девочка и так истощена магически и ментально, от смены привычной обстановки она по-любому испытает шок, а значит пусть лучше наберётся сил перед введением в Род. Я попытался возразить, говоря, что если просто так поставить девочку перед фактом, всё может быть только хуже, с ней надо поговорить, подготовить… — И как ты себе это представляешь, Гарри? — проворчал Сигнус. — Милая, ты всю жизнь прожила с папой и мамой, но это не твои папа и мама, а твои сейчас находятся в тюрьме и вряд ли оттуда выйдут? А твои приёмные родители на самом деле плохие, они хотели забрать все твои деньги? Звучало и впрямь не очень, но я упёрся рогом: — Вы же не будете всё время держать её спящей? Это неправильно! Чем мы тогда лучше тех же Уизли? Неожиданно Сигнус согласился: — Хорошо, если ты так считаешь… Действительно, малышку стоит как-то подготовить. Думаю, мне стоит поговорить с Вэл, сам-то я редко имел дело с маленькими девочками… Но Вэл говорит, что после аппарации девочка сразу же потеряла сознание… В итоге решили, что «Джинни» проспит ещё сутки, Северус позаботится об Укрепляющем и Восстанавливающем зельях, а затем с ней будут общаться леди Вальпурга… и я. Как говорится, ни одно доброе дело не бывает безнаказанным. Но пока почти все были при деле. Сигнус засел в библиотеке, перебирая книги по ритуалам, Вальпурга принялась за адвоката, требуя немедленной встречи с Рудольфусом и Беллой. Строго говоря, она начала это требовать уже несколько недель назад, но дело снова затягивалось. Теперь задание адвокату осложнялось, нужно было добыть не только волосы Руди и Беллы, но и кровь обоих Лестрейнджей, а так же узнать, какое имя Белла хотела дать своей дочери. Северус варил зелья для «Джинни», а ещё он снова засел за зелье определения родства, а мы с Сири и Маркусом остались не при делах. И я вновь вспомнил про горюющих в зоомагазине питонов. Сириус воспринял мою идею прогуляться в маггловский мир с восторгом. А уж когда он узнал, что я хочу сделать подарок Северусу и что это будет за подарок… У меня очень креативный крёстный, я уже это говорил? Маркус моему предложению удивился, но и он тоже был не против познакомиться поближе с миром магглов. Единственное, о чём я жалел — что не смогу взять с собой Конни и Драко. Нарциссу беременность сделала очень нервной и мнительной, она ни за что не соглашалась отпустить близняшек дальше защищённого мэнора, а количество чар, которые установил озабоченный здоровьем жены и будущей дочки Люциус, превысило все мыслимые и немыслимые пределы. Думаю, что теперь Малфой-мэнор смог бы выдержать без ущерба и прямое попадание баллистической ракеты. Хотя, может я и перегнул… Так вот, Нарцисса наотрез отказывалась отпускать куда-либо заскучавших Малфоёнышей, те честно терпели и страдали, жалуясь мне по сквозным зеркалам почти каждый вечер, а я честно выносил по этому поводу мозг Сириусу. Сириус явно пошёл с этой тактикой по цепочке, так что через три дня нас ждали в Малфой-мэноре. Нас — в смысле меня, Сири и Маркуса. Во-первых, я хотел, чтобы парень получил как можно больше впечатлений на каникулах, во-вторых… Во-вторых я всё-таки думал, что кто-то из Малфоёнышей поступит на Слизерин, и в этом случае дружба с Маркусом им не помешает. Маркус, правда, стеснялся, уверял меня, что у него и без того самые лучшие каникулы в жизни, но я был непреклонен. А пока мы втроём переоделись в подходящую одежду и отправились в тот самый зоомагазин, где я когда-то вполне легально приобрёл Петтигрю. Точнее, крысу, которой он успешно прикидывался. При этом мне вспомнился Секстус Северус, и я вздохнул. Бывший легионер, неприкаянный призрак, мой первый учитель… Надеюсь, что ему хорошо в своём посмертии. «Не грусти, Гарри, — тихо прошептал Томми, — я тоже по нему скучаю. Но благодаря ему я понял одну важную вещь. В смерти нет ничего страшного… и пойми я это раньше, не наделал бы столько чудовищных ошибок, о которых знаю только с чужих слов». Мне оставалось только согласиться. Маркус был впечатлён маггловским миром. С площади Гриммо мы ехали на такси, и он с удивлением выглядывал из окна, глядя на самую обычную жизнь Лондона, как на чудо из чудес. Уж не знаю, чему там учат в Хогвартсе на маггловедении, но парень, похоже, ожидал конных экипажей на улицах и керосиновых фонарей. Так что да, он был впечатлён. Помимо поездки в зоомагазин мы совершили небольшую прогулку в парке, зашли в ресторанчик и магазин игрушек. Зачем? Я уговорил Сириуса купить несколько кукол-леди, мне казалось, что так «Джинни» хоть немного легче воспримет перемену, произошедшую с ней. Сириус согласился и уже по своей инициативе приобрёл шикарный кукольный домик размером с меня, уже с посудой и мебелью. Потом в отделе сумок Сири приобрёл два симпатичных рюкзачка — один с зелёным парящим драконом, другой — с изображением летящего по волнам парусника и заявил, что это для нас с Маркусом, и что он самолично зачарует оба чарами Расширенного пространства, так, что в него можно будет запихнуть даже того самого дракона. Дальнейшие траты я пресёк, тем более, что мы уже дошли до зоомагазина, который практически не изменился за прошедший год с небольшим. Честно говоря, внутрь я заходил с трепетом душевным. А вдруг питонов уже купили? За год их могли купить десять раз, но я же пообещал… Поэтому внутрь я вошёл неприлично быстро, выискивая глазами знакомую клетку. К счастью, она была на месте, оба питона — и желтовато-чёрный, и кремово-жёлтый — были на месте. Выглядели они ещё более сонными и ленивыми, и немного подросли. — Сири, Маркус, отвлеките продавца, — тихо прошептал я и быстрым шагом подошёл к клетке. Сириус с Маркусом поняли меня правильно и плотно подсели продавцу на уши, других покупателей в магазине не было, так что я без всякой опаски прошипел: — Здравсствуйте, мои хорошшшие… Скучали? Питоны мгновенно подняли головы и хором умоляюще зашипели: — Говорящщщий… Ты пришшшшел… Ты нас заберёшшшь? — Конечно, — ответил я. — Обещщал же… Но одного из васс я хочу подарить сссвоему… сссвоему родсссственнику и насссставнику, но он не Говорящщщий. Вы согласссны? — Согласссны, — прошипели оба в унисон. — Но ты же будешшшь говорить ссс нами обоими? — Конечно, — заверил я, и дело решилось. Когда Сири заговорил с продавцом о покупке питонов, тот был рад без памяти. Оба красавца находились в магазине уже достаточно долго, но никак не могли найти себе хозяев. И тут появился симпатичный чудак в кожаной байкерской куртке с шипами, с волосами до плеч и удивительно яркими синими глазами. Чудак заговорил о покупке сразу обоих питонов, и счастливый без памяти продавец мало того, что сделал ему неплохую скидку, так ещё и снизил цену на террариум с ветками для лазания, песком и рефлектором, а так же предложил доставить это сооружение за счёт фирмы в любую точку Лондона. В качестве бонуса продавец предложил клетку с белыми мышами. Но чудак заплатил наличными, не торгуясь, скидки даже не оценил, хоть и поблагодарил за бонус, а когда речь зашла о доставке, ответил, что он на машине, и что они с мальчиками справятся и сами. Продавец удивился, потом на что-то отвлёкся, а когда опомнился, то увидел, что в магазине уже нет ни чудака-покупателя, ни мальчишек, которые вошли в магазин вместе с ним, ни террариума с питонами. Продавец удивился — он не помнил, как выносили громоздкий и объёмный террариум, но потом взглянул на внушительную пачку фунтов, прибавившуюся в кассе, пожал плечами и успокоился. Мало ли какие причуды бывают у людей состоятельных? Небольшое лирическое отступление о Джинни. Джинни Уизли всегда считала, что у неё замечательная семья — добрый папа Артур, ласковая мама Молли и самые лучшие на свете братики — Билл, Чарли, Перси, Фред, Джордж и Рон. Папа часто покупал для всех сладости, мама очень вкусно готовила и одевала Джинни в нарядные платьица и лакированные башмачки, а братики охотно с ней играли. Правда, папа частенько пропадал то на работе, то в сарае, мама тоже частенько ругала мальчишек — не всех, только Рона и близнецов, а старшие братики Билл и Чарли сначала учились в школе, а потом вообще уехали из дома. Но они всегда посылали маме деньги и маленькие подарки для остальных. Чаще всего — для Джинни. Особенно Билл, который уехал в далёкую жаркую страну под названием Е-ги-пет. Он посылал для Джинни то маленькое зеркальце в блестящей оправе, то смешные, расшитые блёстками и стеклярусом туфельки с загнутыми носами, то бусики из разноцветных камушков… много чего посылал Билли, но Джинни любила его не за это, а за то, что он самый лучший старший брат. Чарли тоже посылал для Джинни подарки — разноцветные драконьи чешуйки, белые и голубые камушки с просверлёнными дырочками, нанизанные на ниточку. Их можно было носить на запястье, а ещё они так вкусно щёлкали, если начать их перебирать. Перси тоже иногда дарил Джинни подарки — конфетки в яркой обёртке с разными вкусами, сахарные перья и шоколадных лягушек. Но Джинни больше всего любила его за то, что он иногда показывал ей буквы, учил читать и считать, а ещё он умел заплетать косички не хуже мамы Молли. Близнецы не дарили Джинни ничего, но они охотно играли с ней в догонялки и катали на старой чарлиной метле. Это было так здорово — лететь высоко-высоко, так что дух захватывало. Ронни, самый младший, тоже ничего не дарил — у него самого почти ничего не было, но он как-то выучился играть в волшебные шахматы, которые принадлежали ещё бабушке Цедрелле, и часто играл сам с собой, а Джинни наблюдала. Ей нравилось смотреть, как меняется Рон за игрой — он становился умнее, красивее и даже казался выше ростом. А фигурки слушались его беспрекословно, и это было так здорово. Только вот Фред и Джордж частенько мешали Рону или шутили над ним… Точнее, они говорили, что это просто шутки, но Джинни видела, что Рону больно или неприятно, и начинала громко плакать. Прибегала мама Молли и начинала кричать на Фреда и Джорджа. И утешать Джинни. Джинни пыталась говорить, что неприятно было не ей, а Рону, но Рона мама Молли обычно не утешала, только проводила рукой по волосам или велела вытереть нос. А над Джинни Фред и Джордж не шутили никогда, и за это она их тоже любила. А ещё Джинни любила, когда в гости приходил дедушка Альбус. Дедушка Альбус был не настоящий дедушка, он был самый главный в той школе, где учились и Билл, и Чарли, и Перси, и Фред с Джорджем, и куда должны были пойти Рон и Джинни. Школа называлась сложно — Хогвартс, и Джинни долго не могла запомнить это слово. Дедушка Альбус носил красивые-прекрасивые мантии с вышитыми звёздами или золотыми крылатыми мячиками, или кометами, или какими-то красивыми узорами. У дедушки Альбуса была красивая седая борода с вплетёнными в неё сладко позвякивающими бубенчиками и маленькая лакированная коробочка, которую он всегда торжественно открывал и протягивал Джинни: «Лимонную дольку, моя дорогая девочка?» Джинни любила, когда дедушка Альбус приходил в гости, он был добрый, но порой она не могла понять, почему при виде его где-то глубоко внутри что-то сжималось и кричало: «Беги!» В такие ночи она плохо спала, но наутро всё было хорошо. Она любила папу и маму, братиков и дедушку Альбуса, и Луну, и даже сердитую тётушку Мюриэль. Просто любила и ни о чём не задумывалась. Но больше всего Джинни любила слушать рассказы мамы Молли про Мальчика-Который-Выжил. По её словам выходило, что этот мальчик, Гарри Поттер, настоящий герой, что он сумел ещё в год победить страшного врага, что он богат и прекрасен, как принц, и что она, Джинни, может стать его принцессой. Такие разговоры повторялись часто, и Джинни стала воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Даже играя со своими куклами — а кукол ей приносил папа Артур — она частенько называла себя миссис Поттер. А почему нет? Мама же сама ей говорила, что она маленькая принцесса, а Гарри Поттер — её принц… Джинни не с чем было сравнивать собственную семью, она почти не бывала за пределами Норы, единственной подходящей ей по возрасту соседской девочкой была дочка Лавгудов, живущих за холмом, Луна. Луна была немножко странной, но всё равно хорошей, она часто рассказывала истории о разных непонятных существах и говорила, что её папа видел их всех. Джинни этому не удивлялась — ведь её папа Артур часто видит неких загадочных «магглов», а Джинни их не видела ни разу. Так почему бы не существовать и мозгошмыгам с морщерогими кизляками? Но потом с Луной случилась беда — точнее, с её мамой… Мама Луны погибла, взрослые говорили, что она неправильно рассчитала заклинание, а папа Луны стал совсем странным. Он начал издавать журнал «Придира», в котором печатал те странные истории, которые рассказывала его маленькая дочь. А Луна… Луна стала говорить ещё более странные вещи. Она рассказывала о том, что у папы Артура и мамы Молли много мозгошмыгов, что все Уизли светятся одинаково, а Джинни совсем по-другому, что она чувствует, как Джинни окутывает гигантская паутина, которая скоро скроет её всю… Джинни испугалась, назвала Луну дурочкой, хотя раньше никогда не говорила плохих слов и рассказала обо всём маме Молли. Мама Молли почему-то испугалась, стала целовать и обнимать Джинни и строго-настрого запретила ей ходить за холм к Луне. — Луна немножко больна, Джинни, деточка, — говорила мама Молли. — Посиди пока дома. Джинни послушалась маму. Она вообще была послушной девочкой, только очень любила новые платьица и туфельки и даже капризничала из-за этого. В глубине души ей было стыдно, но что-то внутри подталкивало так поступать. Но в остальном Джинни была послушной девочкой. Однако слова Луны запомнились Джинни и ночью ей приснился сон — какой-то странный большой и очень богатый дом, чистый и просторный, с удивительно красивой мебелью, снилась красивая женщина — черноволосая и кудрявая с тоской в глазах, стоящая на крошечном островке посреди огромного озера. Женщина тянула руки и плакала так горько, что сердце заходилось А ещё она слышала голос мужчины, с тоской в голосе говоривший: — Доченька… Но это был не голос Артура. Ему вторил красивый и печальный женский голос: — Доченька… Но это был не голос Молли. Наутро Джинни проснулась разбитая и несчастная, но почему-то не решилась рассказать маме Молли про свой сон. А день потёк как обычно до того самого момента, пока мама Молли не попросила принести еды папе Артуру в сарай. Джинни вошла в сарай… и её словно затянуло в гигантскую воронку и куда-то понесло. Девочка закрыла глаза. Странно, она не была напугана, но мельтешение разных полос перед глазами вызывало тошноту. Открыть глаза она решилась только тогда, когда ощущение движения прекратилось. Джинни оказалась в удивительно красивой комнате, красивая, хоть и немолодая, даже старше мамы Молли, в дорогом роскошном платье, женщина обняла её и ласково сказала: — Ну, вот, деточка, ты и дома. Джинни отступила на шаг, она ничего не могла понять, и её снова стало клонить в сон. Девочка закрыла глаза и её снова окружила спасительная темнота.