Гарри Поттер, неучтённый фактор и всё остальное

Когда я открыл глаза, то привычно увидел потолок собственной спальни на Гриммо, а рядом мирно сопел Лео. Чувствовал я себя неплохо, правда жутко хотелось есть и во всём теле чувствовалась небольшая слабость. Эмм… Опять магическое истощение? А что вчера было-то? И тут я вспомнил. Да мы же нашли сына Беллы, артефакт сработал! Вот только мальчик чуть не стал обскуром, видимо, всю сознательную жизнь ему приходилось солоно… плюс просто варварски надетые ограничители. Сильного мага родила Белла, а кто-то очень добрый не хотел, чтобы в тёмной семье сторонников Волдеморта появился сильный Наследник. М-даа, как изящно сработал этот некто. Лонгботтомы навечно застряли в Мунго, Белла и её мужья — в Азкабане, туда же отправился и Барти Крауч-младший… А двойняшек Беллы вообще рассовали куда попало, как бездомных котят. И теперь я начинаю думать, что Джинни-Беренике относительно повезло. По крайней мере, Молли искренне любила приёмную дочь, а вот парнишка, похоже, жил и рос совсем в других условиях. Неудивительно, что он психанул, услышав слова о родне… да и глагол «обслуживать» прозвучал как-то странновато. Неужели Сири с компанией напали на гнездо педофилов? Мерзость-то какая… — А вот и наш герой пришёл в себя, — раздался жизнерадостный голос целителя Сметвика. — Как дела, Гарри? — Думаю, что всё в порядке, — задумчиво начал я, и прислушался к себе. И с удивлением отметил, что сказал чистую правду. Слабость, которую я испытал после пробуждения, прошла почти полностью, и я не отмечал у себя привычных признаков магического истощения. Сметвик взмахнул палочкой, бросив диагностическое заклинание, и с некоторым изумлением сказал: — И впрямь. Даже укрепляющее не нужно. Ты на удивление быстро восстановился, Гарри, видимо это от того, что ты проводил ритуал, сродственный твоей магии. Боюсь, что к Хогвартсу будет нужен мощный скрывающий амулет… иначе о природе твоей магии догадаются те, кому об этом знать не надо… Ты же у нас Светлый герой… Кстати, комплект Наследника в этом плане был бы идеален. — Увы, — пожал я плечами, — но в сейфах Рода Поттер комплекта Наследника нет. Надеюсь, что Сириус сможет что-нибудь придумать. — Сири, конечно, сможет, — задумчиво кивнул Сметвик, — но… ты уверен, Гарри? Комплект Наследника — это не та вещь, которую можно просто потерять, а если его возьмёт в руки посторонний, то будет проклят. — Да, — кивнул я. — Но факт остаётся фактом — комплектом Наследника я не располагаю. Так что придётся решать эту проблему по-другому. Но я бы хотел спросить… — Что с мальчиком, гостем дома Блэк? — понятливо поинтересовался целитель. — Я осматривал его. Должен сказать, что обряд снятия ограничителей проведён на удивление грамотно и минимально травматично, несмотря на спешку. Да? Что-то я смутно помню. Хотя, вроде да, удачно получилось. Римус помог, иначе бы я не справился. Стоп. Римус. И я припомнил, как проводил ритуал на крови родителей мальчика, как мне удалось вызвать покровителя Рода Лестрейндж, и как медленно, сантиметр за сантиметром таяли ограничители на продолжающем спать мальчике. А под конец Покровитель Рода нарёк его Мицар Рудольфус Лестрейндж. Блэковское имя. Мицар… Вроде бы это звезда в созвездии Большой Медведицы…* Но вот под конец ритуала мне пришлось кисло, и если бы не поддержка Римуса, я сейчас чувствовал бы себя далеко не так радужно. — А что с Римусом, целитель Сметвик? — спросил я. — Всё в порядке, — успокоил меня целитель. — Отсыпается. Вы на удивление легко отделались. А вот мальчику пришлось хуже. Судя по диагностике, он рос в плохих условиях, его часто били, он недоедал. Причём всё это началось лет с пяти-шести. До этого возраста ребёнок получал всё необходимое и за его здоровьем следили. А вот с шестилетнего возраста его жизнь поменялась, и не в лучшую сторону. Его плохо кормили и явно… явно издевались. И наказывали за любые проявления магических способностей. Но, к счастью, всё поправимо. Он сильный от природы, выправится. Ему сейчас нужна забота и хорошее отношение, Гарри. Это главное. — Хорошо, целитель, я понял, — кивнул я. — Ну, тогда позволю себе откланяться, — улыбнулся Сметвик. — Не забудь, завтра у нас занятия. Я сердечно распрощался с ним и отправился приводить себя в порядок и одеваться. То, что меня ещё не пришёл проведать никто из семьи, наводило на тревожные мысли — может, состояние спасённого хуже, чем Сметвик мне рассказал. Но когда я вышел из душа, в комнате уже сидел Сири. — Прости, закрутился, — извинился он. — Ты хоть отдыхал, Сири? — забеспокоился я. — Да, немного, — рассеянно ответил он. — Наш новый член семьи… он малость беспокойный. — В смысле? — удивился я. — Он нам не верит. Ждёт подвоха. Но если бы ты знал, из какой дыры мы его вытащили… — Сири, не тяни Лео за… хвост, — не выдержал я. — Просвети. — Короче, — вздохнул Сири, — я так понял, что изначально мальчика подкинули в муниципальную больницу города Киля. Это в… — Германии, — сказал я. — Знаю. Кстати, а почему он вчера говорил по-английски, если с самого детства рос в Германии? — Артефакт-переводчик, — хмыкнул Сири, и продемонстрировал мне коричневую горошину. — Крепится за ухом, снять может только тот, кто прикрепил. Когда мы вчера отправлялись, взял парочку на всякий случай. Пригодились. Ещё есть вопросы? — Прости, что перебил, — повинился я. — Так что там с Мицаром? Сири поднял бровь в стиле Северуса, но получилось это не страшно, а скорее забавно, и он сменил гнев на милость: — Несколько месяцев он провёл в больнице, существуют соответствующие документы на этот счёт. Полиция искала предполагаемую нерадивую мамашу, но с этим всё было глухо, сам понимаешь. Из больницы Мицар… то есть, его тогда звали по-другому, был отправлен в детский центр, где прожил до шести лет. За эти шесть лет его пару-тройку раз брали под опеку маггловские семьи, но всякий раз возвращали назад. Причём каждый раз опекуны не могли внятно объяснить, в чём причина того, что они возвращают ребёнка. Просто отказывались. Сотрудники центра тоже не могли понять, в чём дело. С мальчиком работал целитель… этот… как его… — Психолог, — подсказал я. — Ну да, точно, психолог, — кивнул Сири. — Всё из головы выскакивает. Так вот, этот самый психолог тоже не мог понять, в чём причина отказов. Мальчик адекватный, здоровье хорошее, симпатичный, агрессии не проявляет, развит тоже хорошо… Казалось бы, мечта для усыновителей и опекунов. Ан нет… После третьего отказа мальчика решили пока оставить в покое, потом перевели в другой детский центр… а в шесть лет его усыновила семья Вайсмюллер. Кстати, изначально он числился как Рудольф Шварц, а после усыновления стал Петером Вайсмюллером. — А почему Рудольф Шварц? — удивился я. — Шварц, это ведь как Блэк по-немецки? А Рудольф — Рудольфус? Толстый такой намёк получается… — А я не сказал? — поинтересовался Сири, и когда я покачал головой, продолжил: — При нём было письмо. Точнее, записка. Всего четыре слова: «Его зовут Рудольф Шварц». — Что-то мне это напоминает… — проворчал я. — Мне тоже, — отозвался Сириус. — Но пока не будем об этом. Так вот, жизнь юного Рудольфа до шести лет нам известна достаточно подробно… — Откуда? — удивился я. — Вряд ли сам Рудольф… Петер… Мицар… смог вам это рассказать. — Это не он, — кивнул Сири. — Это ребята Фенрира сумели накопать. В процессе зачистки, знаешь ли. Озверели они от того, что узнали… но их вряд ли можно в этом винить, и дело не только в Мици. Так вот, мальчик должен был пойти в школу, но так и не пошёл. Вместо этого социальным службам был предоставлен не вызывающий подозрений документ о том, что у него диагностирована лейкемия в стадии ремиссии и мальчику показано домашнее обучение. — Нет у него ничего такого, что за бред? — удивился я. — Я же всё-таки уже кое-что умею, такое бы точно не проглядел. — Нет, — кивнул Сириус. — Иппи тоже это подтвердил. Что самое интересное, у Вайсмюллеров было четверо приёмных детей — один старше нашего мальчика на два года и две девочки, младше на год. Что-то мне стало… нехорошо, и я мрачно сказал: — Дай угадаю. И остальные тоже имели какой-нибудь нехороший диагноз, так? — Так, — кивнул Сириус. — И, что характерно, учителя к ним не приезжали. Господин Фридрих Вайсмюллер, глава семьи, имел соответствующее образование и лицензию частного преподавателя, и обучал детей на дому. И, что самое неприятное, в анамнезе у семьи Вайсмюллер имелись ещё двое приёмных детей, но на момент усыновления мальчика они уже успели скончаться. У одного была неизлечимая болезнь почек, у второй девочки — костный туберкулёз. — Зачем им нужно было брать здоровых детей и делать их больными? Пусть и на бумаге? — А ты сам подумай… — жёстко сказал Сириус. — Деньги? — предположил я. — Наверное, пособия на больного ребёнка выплачивают больше, чем на здорового? — И это тоже, — ответил Сириус. — Но это так, мелкий приятный бонус. Вайсмюллеры содержали… содержали… Даже не знаю, как сказать… — Сириус, — вздохнул я, — я понял. Речь идёт о борделе? — Не та тема, о которой следует говорить с десятилетним мальчиком, — проворчал Сириус. — Просто прими, что я в курсе этой стороны жизни, и успокойся, — вздохнул я. Сири нахмурился, но кивнул: — Да, именно так. Детский бордель. С неплохим выбором, знаешь ли. Мицар — брюнет, второй мальчик — яркий блондин, вроде Драко и Конни… Я сжал кулаки и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. А Сириус продолжал спокойным тоном, но ходящие на скулах желваки говорили о том, какой ценой ему давалось это спокойствие: — …и девочки — рыженькая и мулатка. Но это только официально их было четверо. В подвале мы обнаружили… обнаружили детские захоронения. Видимо, эти дети попадали в руки Вайсмюллеров неофициально… возможно, это дети маргиналов… не знаю. Десять захоронений, Гарри! Десять! — И эти уроды ещё живы? — тихо спросил я. — Вайсмюллеров забрала местная стая, — ответил Сириус. — Они в своём праве. Из остальных трёх детей двое оказались латентными оборотнями, девушки из германской стаи выходили замуж за магглов и рвали связи с близкими, заявляя, что хотят жить другой жизнью. Поскольку они уже прошли через обряд Братания со своим зверем, то и для них, и для магглов это было безопасно. А стая не тюрьма, в ней никого не держат силой. — Но почему немецкие оборотни не следили за судьбой своих? — удивился я. Сириус пожал плечами: — Не знаю. В этой истории слишком много белых пятен, но теперь ею займётся германский аврорат. Римусу удалось договориться только о присутствии в немецкой стае на время расследования. — То есть, — сердито вопросил я, — вы спалились? — Местные оборотни вели своё расследование, мы с ними столкнулись буквально нос к носу, — проворчал Сири. — Нам удалось договориться. Ни нас, ни Мицара там официально не было. К тому же, у них там сейчас и без того огромный тайный скандал… — Из-за детей? — спросил я. — Из-за третьего ребёнка. Мальчика. Он был магглом, а сейчас будет оборотнем… — И кто… его? — завис я. — Один из немецких оборотней. Он обнаружил ребёнка в подвале. Умирающим… в таком состоянии, что, поверь, тебе лучше этого даже не представлять. Кто-то из визитёров гостеприимного дома Вайсмюллеров порезвился от души. — А, — с облегчением выдохнул я, вспомнив о целительных свойствах укуса оборотней для умирающих. — Так волк его спасал. — Да. Теперь жизнь мальчика вне опасности. Но, сам понимаешь, вой в магическом сообществе Германии поднялся до небес. Ничего, главное, что ребёнок жив, а немецкие оборотни… отобьются. Тем более что по законам магической Германии они не тёмные твари, а разумные существа, наделённые законными правами. — Понятно, — протянул я. — Хорошо, что хоть кого-то удалось спасти. Но Сириус, скажи мне, ведь Вайсмюллеры — магглы? — Вероника Вайсмюллер — стопроцентная маггла, — ответил Сириус. — А вот Фридрих Вайсмюллер — сквиб. Оба знали о существовании магии и люто её ненавидели. То, что к ним в лапы попался маленький маг, они восприняли, как дар небес. Они заставляли ребёнка заниматься всякими непотребствами, а за каждое проявление магии жестоко наказывали. — И он их по стенке не размазал стихийным выбросом? — поразился я. — Эти твари умели запугивать детей, — злобно ответил Сириус. — Страх наказания заставлял его запирать магию в себе. К тому же, не забывай про ограничители. Магия копилась внутри мальчика… если бы мы его не спасли — это была бы катастрофа. А Мицар… он сопротивлялся, как мог. Три раза убегал, но его ловили и возвращали опекунам. — И никого не удивляло, что больной ребёнок с лейкемией удирает из дома опекунов? Никто не заинтересовался Вайсмюллерами? Ладно, аврорату не интересна семейная пара из магглы и сквиба, но опека? Социальные службы? Полиция, наконец? Они-то куда смотрели? Неужели Вайсмюллеры всем давали взятки? — Хороший вопрос, Гарри, — вздохнул Сириус. — Тут наложилось друг на друга несколько разных факторов. Во-первых, Вайсмюллеры имели покровителя на самом верху. Во-вторых, они жили на отшибе, на бывшем хуторе, неподалёку от небольшого городка. Так что ближайшие соседи лишний раз туда не совались, живя по принципу: «Они оплачивают свои счета и не мешают другим». Очень удобная позиция, знаешь ли. И в-третьих, они явно были в контакте с неким неизвестным нам магом. Ограничители на мальчике появлялись далеко не сразу. Первый был наложен в два года. — Это я и сам понял, — кивнул я. — Там ещё какие-то чары были, еле распутал. — «Цепь Кассандры», — кивнул Сириус. — Помнишь эту историю о троянской пророчице? — Конечно, — ответил я, — её проклял Аполлон, и с тех пор никто не верил её пророчествам, хотя она всегда предсказывала правду. — Заклинание «Цепь Кассандры» имеет примерно такое же действие. Человек может говорить чистую правду, но ему никто не верит, более того, его воспринимают, как лгуна, даже если обстоятельства говорят об обратном. — То есть, бедный Мицар не молчал, но ему никто не верил? — ужаснулся я. — Именно, — кивнул Сириус. — И, самое неприятное… Я подозревал, что за всем этим стоит Дамблдор… — А сейчас думаешь, что это не его рук дело? — удивился я. — По-моему, тут его борода из-за каждого куста торчит. — Торчит, — согласился Сириус. — Но у нас проблемы. Похоже, у нашего Светлейшего в Европе есть могущественный союзник. И это не Гриндевальд, где бы он сейчас ни обретался. — Почему? — удивился я. — Потому, что «Цепь Кассандры» может наложить только женщина. Удивительно, что тебе вообще удалось снять это заклятие, Гарри. Видимо, всё дело в Грани… За этот краткий миг я уже успел облиться потом и воздал хвалу своей универсальной отмазке. Слава Мерлину, Грань… Тот, кто вернулся оттуда, может творить всё, что угодно, и это никого не удивит. Но тогда… — Сириус, — спросил я, — а ты не допускаешь, что это не женщина? Что это некромант, как и я, побывавший за Гранью? Сириус почесал затылок: — Не подумал. Извини. Жаль, а у меня уже целая теория появилась. К тому же, в Европе в настоящее время есть всего пять практикующих некромантов и они не участвуют в подобных играх. — Ты можешь за это поручиться? Или за то, что кто-то из них не взял себе ученика, а тот… скажем так, покинул учителя, не пройдя полный курс обучения? Вряд ли это стало достоянием широкой магической общественности, а недоученный некромант хуже неучёного. Сири задумчиво почесал в затылке: — Ты прав… Но тогда даже не представляю, с чего начинать… И в этот момент в комнате материализовался серебристый ворон, и голосом Северуса заявил: — Сириус, ты уже разбудил Гарри? Мы тут вообще-то обедать собираемся, а ты пропал. — Пошли скорее, — хмыкнул Сириус. — Есть хочу просто зверски. Кстати, как у тебя с немецким? Дядюшка Сигнус хочет, чтобы Мицар пообедал с нами. Может быть, когда мальчик убедится, что он в безопасности, будет лучше идти на контакт… С немецким у меня было нормально — это в прошлой жизни я знал только «Ихь либе дихь» и «Гитлер капут». А с подачи Вальпурги — попробуй не выучи… — Может быть, — вздохнул я. — Но на вашем месте я пригласил бы психолога. Или даже психотерапевта… — А… — сообразил Сириус, — целителя души. Хорошо, может быть, Гиппократ кого-нибудь посоветует. А пока… нам всем следует проявить терпение, Гарри. Думаю, что Мицара придётся дольше приводить в порядок, чем Беренику и Маркуса Флинта. — Боюсь, что да, — согласился я. А сам подумал, что даже не представляю, как вести себя с ребёнком, чья жизнь на протяжении последних лет была одним непрерывным насилием. *Гарри прав. Мицар — звезда в созвездии Большой Медведицы, вторая от конца ручки «ковша». Название происходит от арабского «ми зар», что значит «пояс».