На пути геноцида

Гретхен, виновная

      Я уже не помню своего преступления.       Я даже не помню, в чём оно заключалось – хотя догадаться и несложно. Жизни пейзан принадлежат магам. Пейзанам нельзя, нельзя, нельзя распоряжаться своими жизнями!       Наверное, я тогда глупая была, раз столь простую вещь не уяснила. Да ещё и умудрилась найти столь же глупую подружку. Взаимоубийство было простым и приятным. Наверное. Я не помню ни его, ни той самой подруги, ни селения, из которого меня перевезли в Ланнавеси.       Зато я очень хорошо помню последствия.       Одно и то же, одно и то же, одно и то же, все пять жизней подряд. Я начинаю осознавать себя, вспоминаю события предыдущей жизни – а через год-другой меня кладут на жертвенный стол, и следующие несколько часов я вою от боли. Раз за разом. Раз за разом.       Понятно, что в жертву приносят многих. Но их смерти хотя бы чередуются! Они доживают не до шести-семи, а до шестнадцати-семнадцати, вынашивают и рожают детей, становятся зомби. Нет, перед жертвоприношением меня тоже пользуют, тот же Старик Отто в двух последних жизнях меня с удовольствием насиловал, да и не только он. Это понятно, мужчины любят маленьких девочек. Но… как же мне хочется, чтобы всё это наконец-то прекратилось. Чтобы я выросла и легла под нормального зомби-осеменителя, выносила и родила ребёнка (а то и не одного!), прошла через лёгкую и приятную зомбификацию. Сколько раз я смотрела, как господа маги свежуют очередную удачливую кандидатку, и мечтала оказаться на её месте? Сколько раз я молилась Мортис? Не счесть…       Увы, господа маги считают, что я должна усвоить урок: жизни пейзан принадлежат магам. Пейзанин не вправе распоряжаться своей жизнью. Господин Ульрик считает, что я недостаточно хорошо вызубрила эту истину.       Особенно в последней жизни было обидно – я уже до восьми дожила, казалось бы – всё, свобода… «Гретхен, завтра с утра на жертвоприношение».       В этой жизни… Я могла подойти и спросить. Но боялась. До жути боялась услышать в ответ то же самое «с утра на жертвоприношение». Я бесконечно устала от этих непрекращающихся жертвоприношений. Я страстно мечтала о любой другой смерти. Пусть долгой, пусть неприятной – но другой!       Сперва казалось, что господин Ульрик и в самом деле забыл о моём существовании. А потом началась война.       И тут я допустила роковую ошибку. Мне нужно было, когда всё успокоилось, обратиться к госпоже Тарье. Она очень хорошая и добрая, часто идёт навстречу пейзанам. Она бы наверняка меня простила и позволила жить дальше. Но я… боялась. Боялась, что мне назначено ещё несколько жизней-жертвоприношений, что госпожа Тарья не сможет отменить мой приговор. Всё откладывала разговор «на завтра» да «на завтра». Дооткладывалась. На Иллуръярви напали оркоиды.       Хотя, может, я всё сделала правильно, а мне просто не повезло...       Я очень обрадовалась, узнав о банде Гыгыра. Попасть в лапы оркоидов – это самое настоящее счастье. Ведь они даже руки и ноги жертвам сразу обрубают! Сразу!       Впрочем, коллективное взаимоубийство – это тоже прекрасно и быстро. Ланнавеси может погибнуть двумя способами, и тут оба варианта лучше!       Увы, мне фатально не повезло – я умудрилась попасться на глаза Грегору. А он хорошо знаком с моей историей, ещё в прошлой жизни меня насиловал. Вот и цапнул за руку – дескать, я виновна в том давнем взаимоубийстве, теперь и отвечать пора. Он, правда, ещё одну девочку вёл – но охотник здраво рассудил, что две жертвы лучше, чем одна.       Как же неудачно всё сложилось! И ведь не возразишь никак. Если бы только я поговорила с госпожой Тарьей, если бы она сняла с меня давнее наказание и позволила жить дальше… А теперь всё. Виновна? Виновна. Марш к жертвеннику, без разговоров. И жаловаться некому, и сделать ничего нельзя… Нет, я расскажу господам магам о Грегоре в следующей жизни. Уверена, что его найдут и накажут, несмотря на послевоенный хаос. Приговорят к жертвоприношению, может, даже к двум. Вряд ли больше – охотник всё правильно делает, убивает будущую добычу оркоидов. Вот только убивает долго и нудно.       Правда, Грегор – не господин маг, вряд ли моя смерть окажется столь же неприятной. Но утешение слабое.       По пути к жертвеннику перекидываюсь парой фраз со второй девочкой. Энн последний раз приносили в жертву три жизни назад, а надругательств она и вовсе не припомнит. Так что теперь самое время попробовать что-то остренькое. Она даже вежливо попросила начать с неё. Счастливая…       Сижу на табуреточке в углу и жду своей очереди. Хмуро жую последний в своей жизни пирожок и смотрю, как мужчина начинает работать над Энн. Кажется, за последние дни он неплохо навострился. Жаль, жаль…       – Грегор, ты хорошее мясо отобрал? Вкусное? – из-за визгов жертвы я и не заметила, как сюда вошёл Старик Отто. Интересно, зачем? Хочет тряхнуть стариной?       – Ну про Энн ты знаешь, а ещё по дороге Гретхен подобрал. Ну, ту взаимоубийцу.       – А, помню, – староста подходит и начинает щупать меня со всех сторон. Что у него на уме? Возможно… да нет, чушь, незачем ему меня спасать! – Ага, пойдёт.       – А что такое? – Грегор всё-таки вставил Энн кляп, а то тут становится шумновато.       – Потомок того монстра, что ты сюда привёл, оказался магом!       – Да ты что! То есть…       – Да, господин Павел теперь всё решит за нас. Скорее всего, убьёт всё поселение… а может и отбиться от Гыгыра попытается. Не моего ума дело. Господин маг попросил прислать мясца, ну я к тебе и пришёл, ты всегда самых вкусных отбираешь.       – Ему свежее или обработанное?       Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…       – Думаю, сам обработает. С этой заканчивай, раз начал, но больше без прямого разрешения жертв не бери. Теперь наши жизни принадлежат господину Павлу.       Да! Да, да, да! У меня… у меня будет иная смерть! Новая, незнакомая, наверняка – быстрая и приятная! Больше никаких опротивевших мук, растянутых не на один час. Прощай, жертвенный стол, здравствуй, вкусный обед. Ура!       К стационарному накопителю иду как на крыльях. Пытаюсь расспрашивать старосту, но он не снисходит до разговоров с мясом. Ясно лишь, что господин Павел – это некий разумный монстр, который пока ещё плохо умеет говорить, и что сейчас он подзаряжает щит какой-то пейзанкой.       Старик велел мне подождать под дверью, пока господин маг не освободится, и пошёл по своим делам. Осторожно – не приведи Мортис помешать! – приоткрываю дверь и заглядываю в щёлочку. Ага, надругательство в процессе, придётся подождать. Ну ладно, поживу ещё немного. Я даже и не против!       Пока ждала – разговорилась с ещё одной пейзанкой, Джейн. Она рассказала мне про сцену у ворот. Ну надо же – предок господина Павла свернул своей жертве шею! Может, он и со мной так же поступит? Это звучит настолько хорошо, что просто не верится! Вот и не надо верить, нельзя настраиваться на лучшее, тогда и разочаровываться не придётся.       Не надо. Но как же хочется…       Из дверей выходит пейзанка Фрида. Как так? Неужели староста ошибся, и это было не жертвоприношение? Впрочем, неважно.       Господин Павел выглядит восхитительно. Так и представляется, как все эти щупальца входят в существующие отверстия и проделывают новые, с удовольствием грызут мои внутренности, и мир мой гаснет быстро и милосердно. Приятного аппетита!       Впрочем, господин маг не торопится. Он усаживает меня, пристраивается рядом. Какие у него приятные на ощупь щупальца, так и хочется потискать… Да и сам господин Павел, кажется, против этого не возражает. Пожалуйста, не сомневайтесь в моём вкусе, вам понравится, попробуйте!       Однако господин маг не спешит приступать к трапезе, вместо этого задаёт какие-то странные вопросы. Местами его речь сложно разобрать, да и отвечать приходится попроще. Ой. А если он знает о моём преступлении? Если он хочет чего-нибудь… эдакого?       – Господин маг, вы хотите, чтобы мне было очень больно?       – Нет! Не хотеть я делать больно ты!       Уф… Мортис, я так испугалась – подумала, что меня сейчас обратно к Грегору отправят… Значит, мне всё-таки подарят быструю и безболезненную смерть?       Однако, несмотря на своё обещание, господин Павел не спешит приступать к трапезе. Вместо этого он продолжил задавать странные вопросы. Я… я не должна была ему возражать, это само получилось! Просто больно – это когда жертвоприношение третий час не прекращается, а надругательство – ерунда. Пусть мужчины немного порадуются, мне что, жалко, что ли?       Господин Павел, что же вы? Пусть даже вы и едите сено, но я-то гораздо вкуснее сена! Ну съешьте меня, ну что вам стоит!       – Не буду я убивать ты.       Чувствую, как внутри всё обрывается. Ну да. Размечталась. Подумала, что смогу сбежать от наказания, что смогу получить приятную смерть. Вот только преступление моё – слишком сильно. Даже новый господин маг мною брезгует. Напрасно я на что-то понадеялась. Напрасно, напрасно, напрасно, напрасно…       – Как прикажете, господин маг. Я понимаю. Я виновна, и с радостью приму наказание за своё преступление.       Надежда – гадкое чувство. Никогда нельзя ни на что надеяться, надо просто безропотно принимать происходящее. Ну когда же я этому наконец-то научусь, дурёха?!       Увидев нас, Старик Отто удивился. Когда я объяснила ему суть проблемы, он удивился ещё больше. Попытался предложить кого-то ещё и получил категорический ответ.       – Нет. Не есть я человеков. Есть человеков нельзя. Есть я траву. И сено.       Невольно переглядываемся. Этот господин маг какой-то… очень странный. Если учесть ту пейзанку, как её, Фриду… Даже госпожа Тарья, уж на что была доброй, так себя не вела.       Узнав о том, что Фрида выжила, Старик недоумённо качает головой.       – Как прикажете, господин Павел. Я отведу вас в зернохранилище. Гретхен, раз ты настолько бесполезна… – выжидающе смотрит на господина мага, ожидая распоряжений. Ну какие тут могут быть распоряжения?       – Господин Павел, я должна принять наказание за своё преступление? – зря спрашиваю. Разумеется, должна. Правда, он говорил, что не хочет делать мне больно… но он мне больно и не сделает. – Я пойду?       – Да, иди.       Ну вот и всё. Всё закончилась так, как и должно быть. Я виновна в преступлении и не могу стать ни обедом, ни мимолётной игрушкой. Я бесполезна. Это правильно и естественно. Так и должно быть.       Тогда почему мне так обидно, что плакать хочется?!       Я сдерживалась. Я честное слово сдерживалась. И когда кланялась на прощание. И когда под самодовольную улыбочку Грегора вновь уселась на ту же табуретку. И когда слушала едва различимые взвывы Энн. И когда она отошла на перерождение, и настала моя очередь. Но когда Грегор, вдоволь надругавшись надо мной, начал загонять под ноготь первую иголку – не выдерживаю и начинаю тихонько всхлипывать. Не от боли даже, это пока ещё разминочка – от обиды.       Ну почему всё так неудачно вышло, а?!