Чувства водных птиц

Он проснулся от сильного запаха плесени, открыл глаза. Помещение, где он находился, было совсем небольшим: серые, заросшие мхом стены, кровать без подушки или хоть какого-то постельного белья — просто матрас, весь в пружинах и будто бы даже такой же старый, как и эти стены. На потолке — слишком высоко, не достать — мигала одинокая лампочка, явно отживая свои последние дни, если не часы. Он поморщился, еще раз огляделся. По левую руку от него находилась дверь, неприметная и настолько не бросающаяся в глаза, что заприметил он ее далеко не сразу. Или просто еще не отошел от действия лекарств. Кажется, так голова у него раскалывалась только после каких-то препаратов. Или, если его хорошо по ней ударили — он был уверен, что такой опыт у него тоже был, но совершенно неясно, с чего он вообще так решил. Он потер ноющий лоб, снова закрыл глаза и глубоко вздохнул, постаравшись успокоиться. Боль немного утихла, и на ее место пришли сотни вопросов, на которые он никак не мог найти ответы. «Кто я?», «Где я?», «Почему я здесь?» — были основными из них. Он откуда-то знал, что такая обветшалость, запах плесени и отсутствие окон обычно свидетельствуют о том, что это помещение почти всегда оказывается подвалом, в большинстве случаев такие подвалы еще и заброшены. Наверное, он пришел сюда не сам, не по собственной воле: либо накачали чем-то, либо попросту вырубили ударом по голове. Или, наоборот, его пытались похитить или убить, а он смог сбежать и спрятаться здесь. Но зачем бы ему прятаться в подвале, из которого, судя по всему, только один выход? А если его все же похитили, то почему не связали и не пришли сразу же, как только пленник очнулся? Вся эта ситуация казалась ему весьма странной и подозрительной. Еще и потеря памяти эта… Он знал, что это называется амнезией, но — хоть убей — не знал, откуда у него все эти знания. А потом в памяти всплыло одно-единственное слово, короткое имя: «Эд». И, вспомнив это слово, он как-то сразу успокоился, будто бы только что выпил зеленый успокаивающий чай. Э-д. Имя разливалось приятным теплом по сердцу и было настолько знакомо и любимо, что он решил: скорее всего, его зовут Эд. Хорошее имя. Эд встал с кровати и тут же чуть не упал обратно, так сильно его повело в сторону. Ноги мелко тряслись и подкашивались, а стоило спустить на пол правую ногу и опереться на нее, поднимаясь, как колено пронзила такая боль, что Эд взвыл. С трудом доковыляв, хромая и шатаясь, до двери, Эд обнаружил, что она не заперта. Но от влажности и сырости деревянную дверь перекосило, и ему пришлось приложить усилия, чтобы ее открыть. Еще большие усилия потребовались на то, чтобы в таком состоянии суметь подняться по лестнице — все-таки Эд оказался прав, предполагая, что находится в подвале. Что это за подвал, и почему Эд был здесь, по-прежнему оставалось неясным. Когда Эд наконец выбрался из подвала, доковылял по пустому помещению, похожему на давно не использующийся склад, и толкнул входную дверь, его встретила шумная улица, нескончаемые потоки машин и людей и голоса-голоса-голоса, от которых головная боль только усилилась. Эд хотел схватиться за голову, закрыть уши и заорать, чтобы все замолчали, что ему нужна тишина, но… Сил на это уже попросту не оставалось. Достаточно было уже того, что прохожие странно косились на Эда, при его приближении перешептывались, кидая друг на друга обеспокоенные взгляды, и предпочитали обходить его, а то и вовсе переходили на другую сторону дороги. Проходя мимо витрины какого-то продуктового магазина, с кричаще яркой и излишне жизнерадостной вывеской, Эд посмотрел на свое отражение в стеклянной витрине, сразу же вычислив, что это отражение принадлежит именно ему. Об этом весьма красноречиво свидетельствовало то, что кроме него там больше никого не было — почти идеальный круг безлюдного пространства вокруг. Эд содрогнулся: он бы от себя сейчас тоже на другую сторону улицы перешел, а то и вовсе в другой город переехал бы, если бы вдруг случайно где-то встретил такого типа. Если вид черных взлохмаченных, сальных и явно уже очень давно не мытых волос сам Эд еще вполне спокойно пережил бы, то бледная, даже будто бы трупно-серая кожа сразу привлекала излишнее внимание, оставляя далеко не приятное впечатление, как и мешки под глазами, сами глаза — налившиеся кровью и сощуренные так, что и Эд-то что-либо с трудом различал. Хромающая походка, босые ноги — это ладно, жить можно. Большие опасения вызывала когда-то белая, а теперь грязно-коричневая и насквозь пыльная униформа, как для больных людей, с явными кровавыми пятнами по всей длине. Эд не сомневался, что это именно кровь. Кажется, никто вокруг него тоже в этом не сомневался. Все это… настораживало и вызывало новые вопросы, на которые Эд не знал ответов. Главный вопрос звучал как «Что, черт возьми, со мной вообще произошло?!» — и отсутствие ответа на него раздражало особенно сильно. Эд не хотел в этом признаваться, но он был дьявольски испуган: в равной степени пугали и неясность прошлого и непонимание того, что вообще может сулить ему настоящее — с таким-то прошлым! И тут он услышал за спиной знакомое: — Освальд?! — и голос говорившего звучал так же испугано и шокировано, как себя сейчас чувствовал сам Эд.