Бесполезный таймер

      Чуя никогда не понимал, почему на его запястье таймер всегда показывал 00:00, ведь соулмейта он ещё не нашёл. У всех знакомых парня были часы, отчитывающие время до встречи с их половинками, в то время как у Накахары всегда были эти чертовы, мозолящие глаза нули.       Зато у Чуи был гребанный напарник по имени Осаму, который всё время бесил его, на протяжении всей его сознательной жизни.       Накахара предпочёл бы вычеркнуть из жизни день, когда его познакомили с Осаму, Коё и Мори. Сначала Дазай показался ему милым спокойным мальчиком, который на вид даже и мухи не обидит, но когда Чуя узнал его ближе, то понял, что это самый ненавистный для него человек.       Но в бою, даже когда они были подростками, им не было равных. Они работали, как команда, с первого дня их знакомства, пускай и выглядело это, как соревнование, но главное, что выгода от них для мафии была огромная.       Двойной чёрный…       Они убивали, никого не жалея, а после подшучивали друг над другом, будто бы рядом совершенно не было гор окровавленных трупов.       Чуя понимал, что без Дазая от его способности нет огромной пользы, и то, что если Осаму вовремя не остановит его до исхода сил, то Накахара непременно умрёт.       Во время боя Чуя полностью доверялся Дазаю, а тот никогда не подводил, разве что, останавливал, когда Накахара истрачивал свои силы до такой степени, что аж дышать не мог. Но главное, что останавливал…       Когда им было по восемнадцать, двойной чёрный распался. Дазай покинул мафию, даже не попрощавшись со своим напарником, лишь оставил прощальный подарок — бомбу, которая разорвала машину Чуи к чертям. Накахара в тот момент готов был своими же руками задушить Осаму, размазать его по стенке… Но он так бы не сделал. Не смог бы. Ведь внутри у Чуи после ухода Дазая стало что-то нещадно болеть. Сердце? Неужели у мафиози, убившего сотни людей, может быть сердце? Оказывается, может. А боль в сочетании с невыносимой тоской — гремучая смесь, которую Чуя начал употреблять каждый день, запивая дорогим красным вином.       После ухода Дазая Накахара пил больше недели беспробудно, топя в бокале вина свою тоску. Коё очень переживала за своего воспитанника, спрашивала, что случилось, но Чуя молчал, а в это время кричал внутри от сильной боли.       Чуя не понимал, почему он так скучает по Дазаю, ведь он всегда хотел, чтобы Осаму навсегда исчез из его жизни.       Желание исполнилось.       С последствиями…       С такими, что даже через год Чуя тосковал по Дазаю: пересматривал совместные фото, вспоминал смешные моменты…       Неужели он любил Осаму?       Даже от размышлений над этим вопросом на душе Чуи становилось как-то не по себе от правды, которую парень пытался скрыть всеми силами.       Он любил Дазая… Но почему? Ведь тот не является его соулмейтом. Осаму был для него напарником, временами другом и занозой в заднице, а с недавнего времени его личным сортом тоски и боли.       У Чуи нет соулмейта.       У Чуи нет больше Дазая.       У Чуи только лишь дорогое вино, которое пить уже невыносимо, и тоска, разъедающая душу.

***

      Спустя четыре года Чуя снова видит Дазая, прикованного кандалами к стене. Лицо его покрыто ссадинами, видимо, мафиози не сильно церемонятся с предателями, а одежда помятая и грязная. Несмотря на это, улыбка была такой же, как раньше, самодовольная и нахальная.       Чуя еле сдерживается, чтобы не поцеловать этого суицидника, встречи с которым он так ждал на протяжении четырёх лет. Он лишь ограничивается ударом с ноги по Дазаю, тот лишь ухмыляется, мол заслужил, не издав никакого крика от боли.       Их разговор проходит в привычном стиле, будто бы они не разлучались на такое длительное время.       И Чуя, сам того не понимая, почему-то отпускает Дазая, хотя, конечно, перед этим ударяет несколько раз за предательство и молчание.       Чую снова накрывает привычная тоска, но теперь у него есть надежда на то, что когда-то он ещё раз увидит Дазая.

***

      Когда Чуя допивает очередной бокал вина в баре, то произносит:       — Налейте ещё! — голос его уже сбит и слегка дрожит, видимо, алкоголь уже ударил по мозгам.       Бармен послушно наливает в бокал вино.       — О, какие люди! — неожиданно доносится до боли знакомый голос из-за спины. Чуя неохотно поворачивается и видит Дазая, на этот раз более опрятно одетого, но с такой же фирменной улыбкой. — Всегда знал, что ты станешь алкоголиком, — говорит Осаму, садясь рядом с Накахарой.       Чуя шикает и делает глоток вина.       — А я вот удивляюсь, как ты ещё живой ходишь с твоей-то тягой к суициду, — сквозь зубы цедит Накахара.       — Просто не нашёл подходящую кандидатуру для двойного суицида, — с улыбкой произносит Дазай. От этих слов Чуе становится как-то обидно, ведь он целых четыре года тосковал по этому чёртовому Осаму, а у того очередные заморочки.       — Да и не найдёшь. Ибо никто не захочет умереть с тобой, — пытается задеть Чуя, хотя сам знает, если бы Дазай предложил ему двойной суицид, то он беспрекословно спрыгнул бы с крыши или утопился, главное, чтобы с Осаму.       Но Дазай не предложит…       — Вот это было обидно, — наигранно говорит Осаму. — Бармен, налейте мне того же вина, что пьёт этот алкоголик.       — Придурок, — недовольно произносит Чуя, сжимая бокал ещё крепче.       — Ну, что поделать, алкоголизм, видимо, заразен.       Чуя совершенно не улавливает скрытого смысла в данной фразе, а Дазай с довольным лицом делает первый глоток напитка.

***

      Чуе сейчас совершенно плевать, что по комнате разбросана одежда, главное — руки Дазая, которые нежно прижимают его тело к своему.       Накахара страстно целует Осаму так, как он мечтал, запускает свои пальцы в непослушные волнистые каштановые волосы. Дазай смеётся сквозь поцелуй, притягивая Чую ещё ближе, при этом немного прикусывая нижнюю губу рыжего.       Чуе хочется, чтобы этот момент никогда не заканчивался, ведь его желание наконец-то исполнилось. Он целует Дазая, а тот отвечает. И плевать, что виной алкоголь, который задурманил разум. Плевать, что будет утром, когда он проснётся с адской головной болью. Главное — сейчас. А сейчас Чуе неимоверно хорошо.       Накахара расплывается в тёплых объятиях Дазая, который целует его шею, оставляя фиолетово-синие следы, расплывающиеся по бледной коже Чуи.       — У тебя тоже эти чёртовы нули на запястье, — произносит Дазай и целует Чую в ненавистный таймер. Кожа в этом месте начинает немного гореть, расплываясь ласковым теплом по всему телу.       Чуя бесподдельно улыбается, совсем не обращая внимания на слово «тоже», ведь ему сейчас совершенно нет дел до каких-то там слов.       Когда Осаму входит в тело Накахары, а его рука сжимает чужой член, Чуя чуть ли не давится воздухом, прогибается в спине, а с губ его слетает громкий полустон-полукрик. Дазай нежно целует Накахару в позвоночник, задавая темп.       Чуя изгибается под Осаму при каждом толчке, выкрикивая его имя, которое в данный момент кажется слишком прекрасным.       Да и вообще, Чуе сейчас всё кажется слишком прекрасным и волшебным, будто бы это сон, и вот-вот он проснётся от головной боли и с тоской внутри. Но если это всё же сон, то пусть всё запомнится во всех деталях.       Чуя и Дазай кончают практически одновременно, затем падают на влажные простыни.       Ни у Чуи, ни у Дазая совершенно нет сил выяснять, что сейчас произошло.

***

      Чуя просыпается от того, что что-то сильно придавило его тело к кровати. Накахара открывает глаза и видит практически полностью на нём лежащего мирно спящего Дазая.       «Всё-таки это был не сон», — проносится в голове Чуи.       — Эй, может встанешь с меня, — спихивает с себя Накахара Дазая, тот лишь что-то сонно мычит, обнимая руку рыжего. Не то, чтобы Чуе было неприятно, но всё-таки этот чёртов Осаму заставил его помучаться почти четыре года. — Ты не обнаглел случайно ли?! — кричит Накахара, дёргая свою руку.       Дазай поднимает свою голову и сонным взглядом смотрит на него, а потом произносит:       — А ночью ты был настолько нежен, что я даже не верил, что подо мной находишься ты.       «Значит, он всё помнит», — думает Чуя. Хотя как бы Дазай мог забыть все события, раз уж даже больше выпивший Накахара помнил их в мельчайших подробностях.       — Это была ошибка, да и я был пьян, — врёт Чуя. Конечно же, это была не ошибка. Конечно же, он отдавал отчёт своим действиям даже в поддатом состоянии. Но признаться Дазаю в своих чувствах он просто-напросто не мог. Да и глупо бы было. У них был обычный секс по пьяни, который ни к чему не обязывает. Они разойдутся снова, а Чуя снова будет страдать, топя в бокале вина своё горе.       — Мне кажется, это не было ошибкой, — произносит Дазай, ухмыляясь, показывая своё запястье, которое всегда было скрыто под слоем бинтов. — Раньше на нём был таймер, который показывал всегда 00:00, а теперь рисунки, которые очень напоминают твою порчу. Посмотри на своё запястье.       Чуя смотрит на руку и не может связать ни единого слова. На запястье красуется голубой рисунок, который появляется при использовании Дазаем своей способности. Накахара не может поверить своим глазам, всё это время он и Осаму были соулмейтами.       — Но… но как? — немного дрожащим голосом спрашивает Чуя.       — Ну, — Дазай ласково улыбается, — я сказал, когда ты уже спал, что люблю тебя, и то, что хотел бы быть твоим соулмейтом… и вот, — он снова показывает запястье с чёрно-красным рисунком.       — Понятно… — протягивает Чуя, но потом до него доходит смысл сказанных слов. — Стоп! Ты меня любишь?       — Люблю.       — Давно?       — Давно.       — Почему молчал? — спрашивает Чуя.       — Ну, я не знал, как сказать, а тут ты пьяный полез ко мне с признаниями.       — Придурок, — произносит Накахара уже без ненависти в голосе.       — Но зато твой, — отвечает Дазай, обнимая Чую.       В объятиях неимоверно тепло и спокойно.