Синдром сорока дней

Улица центра Икэбукуру, горящие всеми возможными цветами вывески на зданиях-башнях, и на ней — красивый мужчина с выбеленными волосами, прикуривающий очередную сигарету. Сейчас он стоял у входа в бар, в котором работал последние шесть лет. Шесть лет, как погиб Изая; шесть лет, как Шизуо уже человек: пусть людей и пугает сила мужчины, но никто не отрицал его принадлежность к человеческому роду. — Хейваджима, харе отлынивать, перерыв кончился десять минут назад! — кричит администратор, и Шизуо, едва заметно улыбнувшись, бросает недокуренную сигарету на асфальт и тушит трением ботинка об шершавую поверхность. Заняв свое любимое место за барной стойкой, мужчина принялся за работу, ведь бар наполнен посетителями, и даже двое барменов едва справляются. Перед лицом Шизуо появилась весьма привлекательная девушка, обладающая длинными темно-русыми волосами, с челкой, едва прикрывающей глаза карего цвета. «Красивая…» — проговорил в мыслях мужчина, опустив взгляд и на алые губы. Девушка не пользовалась косметическими средствами, и, может, именно это и очаровывало, но… Шизуо скучно. Его интереса не вызвала даже подобная особь женского пола. — Сакэ можно? — достаточно простой заказ сделала эта леди, но Шизуо не стал уточнять и дал ей желаемое, а девушка, лишь горестно вздохнув, опрокинула данное вещество в себя. Алкоголь на Шизуо не действовал, или он не понимает, когда он подействовал. В любом случае, Хейваджима никогда себя так не чувствовал и не вел, как «пьяные люди». Девушка выпила еще две рюмки и, заплатив, вышла из заведения, натягивая на нос воротник свитера. Вот так Шизуо и проводит будни. Иногда к нему на работу заглядывает его названый брат Касука, которому он искренне рад. Юноша вышел из комы те же шесть лет назад. Шизуо усердно помогал этой семье выбраться из долгов, да так, что сам стал ее членом. И вот — вполне обыкновенный тихий вечер, смена Шизуо окончена; мужчина, собравшись, покидает рабочее место и, доставая пачку излюбленных сигарет, вытягивает одну, но, как только та касается его губ, он чувствует ниоткуда взявшийся прилив адреналина в крови. В один миг лезвие с точностью до миллиметра разрезает сигарету под фильтр. Найти в темноте проделавшего это Хейваджиме не удалось, хоть мужчина и оббежал всё в районе пятидесяти метров. Разочарованно выдохнув, но больше не теряя времени, Шизуо отправился домой. Телек работал на всю мощность, заполняя одинокую холодную однушку в центре Икэбукуру чем-то живым, пусть то и были политические баталии. Они, честно говоря, даже иногда и веселили, благодаря своей абсурдности. Шизуо находился в самом комфортном своем состоянии. Это его убежище. Его пространство. Но почему же он чувствует тревогу? И что-то такое, до боли знакомое, щемящее в сердце. Хейваджима сделал глоток молока и нахмурился, вспоминая: взлохмаченные черные волосы, тощее болезненное тело, такое хрупкое… Черт, такое хрупкое, что его можно было переломить пополам, не прилагая особенных усилий. Напиток резко перестал приносить удовольствие. Шизуо сжал челюсть, буквально ощущая, как напрягаются мышцы шеи, демонстрируя острые линии сухожилий. Шизуо против воли вспоминает наглые глаза, что сверкали таким желанием жить. Таким, черт, желанием жить. Шизуо любит Касуку, очень. Он многое отдал, чтобы тот пришел в себя. Но в его глазах он видел лишь усталость. Касука — измученный ребёнок. Ребёнок, что должен был умереть; что не имеет вкуса к жизни. Что теперь гоняет на своей тачке, игнорируя стрелку, зашкаливающую за сто. Шизуо дал жизнь Касуке, но на протянутую ладонь Изаи ответил ударом. Он его убил. Он уничтожил жизнь. Такого желания жить Шизуо больше никогда не увидит ни в чьих глазах. И, блять, почему он сейчас чувствует его запах? Такой… До безумия Орихаровский. Блошиный. Шизуо еле сдерживается, чтобы не разнести к херам эту квартиру. Этот запах. Чертов запах. Он сносит голову.

***

— Ну, и долго ты будешь за ним следить? — не выдерживает Намие и задает этот вопрос, что так долго держался на языке у девушки. Уже месяц, как Орихара, все-таки, поделился с ней секретом своих тайных воздыханий. Юноша ей сообщил о том, за кем он сталкерит и о ком думает все время, иногда сходя с ума и шепча что-то невразумительное. Определенно, такое поведение напугало бы любого, но не Намие, которая долгое время работала с Шинген и помогала тому ставить опыты на Дуллахан. Изая для неё — маленький, потерянный и всеми обиженный ребёнок со своими закидонами. Но Намие не могла отрицать, что этот юноша её восхищал — начиная с того, что он все ещё жив, поборов рак в последней стадии, и заканчивая его багажом знаний. — Бесконечно! — Изая поворачивается лицом к девушке, одаривая ту поистине пугающим выражением лица. Глаза у юноши нездорово блестели, а губы растягивались, право слово, в маньячной улыбке. «Шизуо — любимая игрушка», — заключила Намие и потеряла какой-либо интерес к этой беседе. Изая чувствовал, как подрагивают кончики его пальцев, когда он наблюдает за курящим Шизуо, что направляется на работу. Изая чувствовал, что Шизуо утопает в обыденности, что это его убивает. Это не для него. Не для такого сверхсильного создания. Орихара шало улыбается, проводя кончиками пальцев по губам. Шизуо создан для борьбы.

***

История с сигаретой повторяется. Лезвие в одно мгновение оставляет Шизуо без желанного никотина. Шизуо не сдерживается и гортанно рычит, резко оборачиваясь в сторону прилетевшей «зубочистки». Шизуо отказывается верить собственным глазам. Сердце остановило ритм. Изая стоял перед ним и так широко улыбался. Так счастливо и ярко. И это желание жить… Оно рвется из него. Он сам является сплошной жизненной энергией. Сферой. Чистой сферой прекрасного, к чему так хочется притронуться… Украсть. А Изая издает смешок: он чувствует это желание. Он его знает. Это не было удивительным: на него нападают, его окружают «союзники», желающие отпить этот глоток чистейшей энергии. — Догони меня, Шизу-чан! — улыбка снова красит лицо Орихары, и тот делает пару шагов назад, не глядя; он не сводит глаз с его Шизуо. Его. Потому что он его создал, как бы тот ни считал; какие бы молитвы ему не читал священник. Хейваджима Шизуо и заметить не успел, как ноги уже несли его следом за Изаей. Как он старался остановить того; как швырял в него предметы, что попадались под руки; и пусть то были — дорожные знаки, автоматы с газировкой или даже машина. Шизуо нужно было остановить. Он ему нужен. И Изае он нужен. Иначе тот не стал бы устраивать этот спектакль. Не появился бы. Этот запах. Шизуо останавливается посередине улицы и вдыхает так глубоко, как только может. Это его запах. Запах Изаи Орихары. Человека, что победил смерть. Изая заражал этим желанием жить. Эта бушующая кровь, эти настолько яркие эмоции. Гнев, восхищение, неприязнь, смешанная с извращенным желанием вкусить больше. Изая сводит с ума. Изая заставляет жить — по-настоящему. Чувствуя, каждой клеточкой тела. Возбуждая и рождая силу. — Иза-а-а-а-а-а-а-я! — крик, который скоро станет привычным всему району Икэбукуру. Их перепалки будут славиться. Их перепалки будут знамениты. Что не удивительно, ведь они яркие. Они — два огня, обменивающиеся равной энергией; и как такое только могло случиться… Шизуо поднимается на крышу следом за Изаей, дыша, как загнанный зверь, и подходит со спины к юноше, а тот неожиданно спокоен: поворачивается и хватается за Шизуо, прижимаясь к нему, обвивая его шею руками, как хотел давно. И тепло рождается в груди, разливаясь по телу. Будто соединили части целого, и пазл собран. Шизуо опешил, чувствуя эту близость и эту чистоту в своих ладонях. Нежность не свойственна Хейваджиме, в его руках все превращалось в прах. Он просто не умел по-другому. Он ведь монстр. Нечеловеческой силы. И вообще, не человек ведь. От этого так предательски больно. Но грусть, уколовшая в сердце, проходит, заменяясь обжигающей теплотой. Изая поднимается на носочки, хватает лицо Шизуо в свои ладони и, так по-хитрому улыбаясь, наклоняет того ближе к себе и целует; медленно, тягуче, заставляя того прочувствовать весь свет, заполняющий юношу. Шизуо мычит так довольно, касаясь талии Изаи со всей скопленной силой в ладонях, но лишь с одной целью — не причинить вреда. — Ну что, никак? — с издевкой выдает Изая, разорвав поцелуй и внимательно следя за взглядом Шизуо. Хейваджима хмурится, а потом вспоминает. Вспоминает их первый поцелуй за просмотром романтического фильма. И хмурится еще больше, стыдливо отводя взгляд, чем вдоволь веселит Орихару. Шизуо, все же, не выдерживает и проговаривает то, что так мучает его: — Невозможно. Это невозможно. На это Изая лишь понятливо улыбается и отвечает: — Воля к жизни, Шизуо. — улыбка, такая успокаивающая, что Шизуо становится тепло. Завтра они обязательно продолжат то, что начали днём, но это будет завтра, а сейчас Шизуо позволяет себе глотать эту силу, получая неописуемое удовольствие. «Воля к жизни» — звучит так просто, но Шизуо понимает, что это был за ад: бороться с раздирающими твою плоть и суть жадными силами, тянущимися за глотком живого. Они расстаются. Они уходят с этой крыши, но лишь для того, чтобы, несясь через весь район, вернуться сюда. Шизуо всегда его ждет. Изая — его глоток жизни. Изая — его бушующая кровь и единственная страсть. Изая — его создатель, чего он никогда не признает вслух.